< Ахматова Е.Н. Несколько слов о Михаиле Антоновиче Горновском !--[if gte mso 9]> User User 3 6 1601-01-01T00:00:00Z 2006-04-20T18:47:00Z 2006-04-20T18:47:00Z 3 1861 10610 default 88 21 13029 9.3821

Ахматова Е.Н. Несколько слов о Михаиле Антоновиче Горновском // Русская старина, 1898. – Т. 94. - № 5. – С. 401-406. – Сетевая версия М. Вознесенский 2006.

 

 

 

 

Несколько слов о Михаиле Антоновиче Горновском.

 

Моя мать Александра Михайловна Ахматова, рожденная Горновская, была дочь того Михаила Антоновича Горновскаго, записки   котораго   печатались   в  «Русской   Старине»   в 1876 году, и о котором было писано   разными лицами в разных периодических изданиях 1).

Прежде всего я должна заявить, что фамилия моего деда Горновский, а не Гарновский, как его переименовали все писавшие о нем. В двух печатных грамотах на пожалованные ему чины, подписанных императрицей Екатериной,  он назван Горновским,  да  и  сам он подписывался так крупным и четким почерком.  Горновские и Гарновские  две разныя   фамилии, и не вслед-

1) Е. П. Карнович  писал о нем в своей  статьe:  „Герцогиня Кингстон в России" в январьской книжке „Русской Старины" 1877 г.; А. М. Тургенев разсказал его историю в ноябрьской книжке „Русской Старины" 1886 г.;   говорит о нем и Я. К. Грот  в  прииечаниях  к сочинениям Державина; упоминает о нем и М. И. П. в одном из своих фельетонов  в  „Новом  Времени",  и  В.В. Голубцов в статье: „К биографии П. В. Завадовскаго", в выпуске первом 1887 г. „Русскаго Архива".

Когда появлялись эти статьи, я не имела возможности проверить достоверность того, что писали о моем деде, и даже статью В. В. Голубцова я могла опровергнуть только отчасти в 7-м выпуске 1887 г. „Русскаго Архива". Тогда я сама знала очень мало о происхождении, воспитании и жизни моего деда, так как фамильныя бумаги его, которыя находились у моей матери, сгорели в 1848 году, когда почти все наше село Черепаха, Астраханской губернии и уезда, было истреблено огнем. Только в 1896 году мой троюродный брат Павел Павлович Горновский доставил мне бумаги, перешедшия к нему от его отца Павла Ивановича Горновскаго, и я считаю своей обязанностью сказать несколько достоверных слов о моем деде по тем данным, которыя находятся в моих руках.

 

 

402

ствие ли этого изменения букв В. В. Голубцов напечатал в первом выпуски «Русскаго Архива» 1887 г., в статье «К биографии П. В. Завадовскаго», неверныя сведения о происхождении моего деда.

«Михаил Гаврилович Гарновский, говорит В. В. Голубцов, был внук часовщика Гарнова, жившаго в Москве, в Немецкой слободе при Петре II».

Дед мой не мог быть Михаил Гаврилович, потому что отца его звали Антон, а мой прадед не мог быть сыном часовщика, так как был столбовой дворянин. Фамилия Горновских, одна из самых старинных в Малороссии. Отец моего деда служил в казачьем войске бунчуковым товарищем и имел в Черниговской губернии, Стародубскаго уезда, землю и крестьян. Это был человек очень образованный и имел хорошее состояние.

Образованность и материальныя средства моего прадеда доказываются, кроме отзыва о нем его сына Ивана Антоновича, бумаги котораго дали мне материал для этой статьи, воспитанием, которое он дал своим пятерым сыновьям: Михаилу, Николаю, Петру, Степану и Ивану, особенно двум старшим. Михаил, отец моей матери, о котором собственно идет здесь речь, и Николай кончили курс в германском университете, в каком именно—мне неизвестно, и знали основательно главные европейские языки, а остальные три брата воспитывались в лучших пансионах и училищах Петербурга. Я лично знала самаго младшаго брата отца моей матери Ивана Антоновича. После смерти моего отца он был опекуном нашего имения; это был очень образованный старик. Незадолго до своей смерти он разсказал своему сыну Павлу Ивановичу те биографическия подробности, которыя я здесь и помещаю.

Всех сыновей своих мой прадед определил в гвардию—отца моей матери в Преображенский полк—а в то время в гвардию принимались только столбовые дворяне или дети людей, отличившихся особыми заслугами. Доказательством дворянства Горновских служит

также их гербовая печать. Когда моя мать вышла замуж, ея герб был соединен с гербом Ахматовых на фамильной печати, которая находится у меня. Я привожу эти доказательства происхождения моего деда не потому, что считаю унизительным для него быть внуком часовщика, я просто констатирую факт, как говорят юристы.

Констатировать, мне кажется, могу я и то, что дед мой не заслуживал названия авантюриста, которое ему дал М. И. II. в том из своих фельетонов, где он разсказал историю моего деда, и выражение Е. П. Карновича в его статье «Герцогиня Кингстон в России», что мой дед успевал втираться повсюду—не может относиться к нему. Он был не неизвестнаго происхождения, так как оно дало

 

 

403

ему и его братьям доступ в гвардию, отец его, как я сказала, имел хорошее состояние, так как оно дозволило ему дать своим пятерым сыновьям такое воспитание, какое в то время получали немногие, а заграничное, университетское образование, знание нескольких европейских языков, на которых дед мой не только говорил, но и писал отлично. Это обратило на него внимание не только Потемкина, но и императрицы Екатерины, умевшей ценить талантливых и образованных людей. Разве их было много в то время? К тому же Михаил Антонович, по гордости своего характера, гордости, погубившей его, не способен был «втираться». Он оказал немаловажныя услуги своей государыне и России. А. М. Тургенев подробно разсказывает об этом в своих «Записках».

Дед мой много путешествовал, жил и в Германии, и в Англии; герцогиню Кингстон он знал прежде, чем она приехала в Россию. М. И. П. говорит, что он съумел прельстить герцогиню Кингстон и отобрать у нея ея дом и имения под Петербургом. В делах такого рода посторонним трудно знать, кто кого прельстил. Судя по тому, что известно об этой герцогине, она сама умела прельщаться. А дом и имения ея получил Михаил Антонович с соизволения императрицы, вместо 50-ти тысяч рублей, которые герцогиня отказала ему по завещанию. По словам А. М. Тургенева и брата Михаила Антоновича, герцогиня страстно его любила. Но он недолго оставался верен ей. Он прельстился балетной танцовщицей и женился на ней тайно в имении князя Потемкина «Островки». Об этом браке три года никто не знал; жена Михаила Антоновича даже жила в особом доме, когда до императрицы дошли слухи о страстной любви Михаила Антоновича к танцовщице, любви, бывшей причиною отказа Горновскаго жениться на невесте, предложенной ему государыней. Екатерина, выслушав этот разсказ, сообщенный ей в виде анекдота, послала моему деду попугая, который говорил: «Пора старику перестать дурачиться» и, призвав Михаила Антоновича к себе, спросила, доволен ли он ея подарком. Дед мой отвечал, что попугай подает прекрасный совет, но что он не может им воспользоваться, так как уже женат. Императрица разсердилась и запретила моему деду являться к ней, а он до тех пор имел право входить без доклада в ея кабинет. Потемкин несколько раз ходатайствовал за Горновскаго, но не получал удовлетворения. Законный брак с танцовщицей повредил Михаилу Антоновичу более, чем интимныя отношения к герцогине Кингстон. Но немилость императрицы продолжалась недолго, Екатерина давала моему деду поручения и через него посылала письма к Потемкину, а когда по смерти князя Михаил Антонович хотел выйти в отставку, императрица удержала его.

 

 

404

Близость моего деда к Потемкину, благосклонность и доверие императрицы не могли не навлечь на него врагов тем более, что он был горд и самолюбив чрезмерно. Сила его и влияние при жизни Потемкина были так велики, что в его приемной ежедневно была толпа; расположением Горновскаго дорожили, прибегали к нему или с просьбами, или за советом, одно его слово могло сделать многое.

Его богатство, расточительность, роскошная жизнь, главное же его гордость, с каждым годом увеличивали число его врагов и завистников, а в числе их были люди, в руки которых должна была перейти власть. Из числа приближенных новаго государя было очень мало расположенных в пользу деятелей минувшаго царствования, и нерасположение самого императора к Потемкину отозвалось бедственно на любимце великолепнаго князя Тавриды.

Я. К. Грот в примечаниях к сочинениям Державина говорит, что Горновский подвергся подозрению в незаконном употреблении огромных сумм, которыя он, как поверенный Потемкина, переводил ему во время войны, не давая никому отчета, и за это посажен императором Павлом в крепость. Е. П. Карнович это опровергает. По его словам: «ни из дела об отдаче Горновскаго под суд, ни из бумаг, относящихся к его аресту, не видно, чтобы при этом возникал вопрос о деньгах, переходивших к Потемкину через Горновскаго. Прямою и можно даже сказать единственною причиною гибели Горновскаго была принесенная императору графом Стенбоком жалоба на Горновскаго, как на недобросовестнаго душеприказчика герцогини Кингстон». В своем фельетоне в «Новом Времени» М. И. П. писал, что, распоряжаясь полновластно имениями герцогини Кингстон, Горновский не хотел никого и ничего знать, не уплачивал никому денег и смеялся над законными требованиями, был отдан под суд и посажен в крепость. По разсказу Е. П. Карновича, читавшаго подлинное дело, видно, что дед мой заявлял генерал-прокурору князю Куракину, что, сообразно с доходом имения, удовлетворяет все претензии, и в доказательство представил счеты, и что если не удовлетворяет претензии барона Розена и аптекаря Мейера, перешедшей к графу Стенбоку, то поступает совершенно правильно, так как в пользу этих лиц не состоялось доныне судебнаго решения. Но генерал-прокурор еще не успел доложить дело о наследниках герцогини Кингстон государю, как по письму графа Стенбока состоялось высочайшее повеление заключить моего деда в крепость. Запальчивость и скорыя распоряжения императора Павла известны.

Матушка разсказывала мне, что ея отец вовсе не подозревал ожидавшей его участи. Перед самым арестом император принимал

 

 

405

моего деда в своем кабинете и благосклонно разговаривал с ним, а императрица Мария Феодоровна, встретившись с Михаилом Антоновичем по выходе его из кабинета государя, попотчивала его земляникой с блюдечка, которое держала в руках.

В бумагах моего деда, сгоревших в 1848 году, находились черновыя письма, которыя он писал из крепости к императору. Матушка говорила, что эти письма были очень красноречивы и очень смелы; не они ли способствовали тому, что месяцев за семь до кончины императора, когда отец моей матери был освобожден, оправданный судом, государь приказал предложить ему опять поступить на службу и занять место, приличное его званию. Михаил Антонович ответил отказом, сославшись на то, что он стар, слаб и едва вынес претерпенное им заключение.

По выходе из крепости, дед мой остался с своим семейством в крайней бедности. А. М. Тургенев, современник этих событий, подробно разсказывает, как было расхищено имущество моего деда. Было повелено удовлетворять всякаго, кто заявит какия-либо требования на Горновскаго, без всяких письменных доказательств. Все имущество было расхищено в несколько дней, между прочим, сапожник, по словесному показанию, получил восемьдесят тысяч рублей.

Освобожденный от одного заключения, дед мой, за долг иностранцу Бильяру, был посажен вновь в тюрьму. Дело это долго тянулось, но чем же дед мой мог расплатиться, когда у него было отнято все. Через два года он был освобожден из тюрьмы Александром I.

Несмотря на свою бедность, Михаил Антонович никого ни о чем не просил, ни к кому не являлся, чтобы напомнить о себе, находя, что с ним было поступлено несправедливо и жестоко. От приглашений немногих уцелевших друзей постоянно отказывался, даже у родных братьев бывал редко и чуждался их. Самый младший брат его, Иван Антонович, имевший достаточное состояние, секретно давал прислуге старшаго брата деньги на расход, а на платье ему и его дочерям можно было дарить только в дни именин и рождения.

Михаил Антонович овдовел в 1809 г., три его дочери—сыновей у моего деда не было—до самой его смерти оставались при нем. Он учил их сам, держал строго, редко и по самым убедительным просьбам отпускал их погостить в семейство Ивана Антоновича, котораго любил больше других братьев.

Матушка говорила, что императрица Мария Феодоровна хотела взять дочерей Михаила Антоновича в одно из своих воспитательных заведений, но он не согласился.

— От меня отняли все, пусть и дочерей возьмут насильно, а добровольно я не отдам,—ответил он.

 

 

406

Иван Антонович называет своего брата человеком прямодушным, человеколюбивым, но гордым, самонадеянным и расточительным. Как всякий, возстановивший против себя завистников и врагов, он не мог не подвергнуться клевете и, не довольствуясь его истинными недостатками, приписывали ему то, к чему по своему характеру он способен не был. Горд остался мой дед до самой смерти, и если гордость была ему непростительна во время его успехов и силы, то в последние годы его жизни, когда крайность его была ужасна, эта гордость может быть поставлена ему в заслугу.

Умер он в крайней бедности, не в тюрьме, как написал В. В. Голубцов, а через восемь лет по выпуске из тюрьмы, и не в 1810 г., как полагает Е. П. Карнович, а в 1817 году.

 

Е. Н. Ахматова.

Hosted by uCoz
$DCODE_1$