Херасков И. Из жизни французской провинции в 1790—91 гг. // Голос минувшего, 1913. - № 8. – С. 270-275.

 

Из жизни французской провинции в 1790—91 гг.

 

Еще совсем недавно внимание историков французской революции приковывалось почти исключительно к парижским событиям — выступления парижской толпы, речи знаменитых ораторов, деятельность законодательных собраний, коммуны и клубов. Картина эпохи носила односторонний и всегда немного искусственный характер. Но по мере того, как к изучению привлекался все более и более богатый архивный материал, в частности материал провинциальных архивов, в качестве действующаго лица революции все более выдвигался истинный герой ея— весь французский народ в его многочисленных культурных, географических и социальных разветвлениях. Вместе с этим и события ея развертывались перед взором историка все с большей конкретной полнотой, становясь более понятным нам, облекаясь в живую историческую плоть.

Один из уголков этого ожившаго прошлаго — жизнь маленькаго провинциальнаго городка Франции в эпоху патриотическаго объединения французских коммун возникших на развалинах старых провинций — открывает нам статья Эдуарда Шапюиза в последнем номеров «La Revue histoirique de la Révolution Française». (Ed. Chapuisat. Une Commune Française au temps de la Fédération).

Местечко Кюссэ (Cusset) в провинции Бурбоннэ, — административный и экономический центр контона, когда-то крепость и резиденция богатаго аббатства — ничем не выделяется из сотен и тысяч других местечек и городов Франции, но именно это обстоятельство и делает его особенно ценным предметом наблюдения в глазах историка общественнаго движения. На основании протоколов, извлеченных из местнаго муниципальнаго архива, автор воспроизводит одну за другой ряд картин местной политической жизни за период от апреля 1790 года по июнь 1791 год.

Первая из них застает Кюссэ под впечатлением февральских событий в Париже — речи короля в Национальном собрании, присяги Собрание и обращения его к французскому на-

 

 

271

роду. Члены муниципальнаго корпуса ¹) в заседании 4-го апреля волнуются и жалуются на медленность сообщений с центром, на отсутствие официальных сведений о парижских событиях. «О нас забывают, — восклицает председатель,—и уже не первый раз: необходимо обратиться к собранию народных представителей с почтительным по этому поводу представлением».

Собрание постановляет в первое же воскресенье после вечерни в приходской церкви устроить на городском бульваре (promenade publique) «торжество принесения гражданской присяги, первый пример который был дан Франции Национальным Собранием». Оповещение жителей было постановлено произвести как путем печатных объявлений, так и с церковной кафедры при помощи священника. Национальная гвардия приглашалась присутствовать ex officio.

Церемония состоялась  11-го апреля.

Идиллия патриотическаго единодушия в своей первоначальной чистоте сохранялась, однако, недолго: среди населения Кюссэ обнаружились коренныя противоречия интересов и настроений; перестройка жизни на новых началах оказывалась задачей более сложной, чем это казалось вначале благодушным членам муниципалитета Кюссэ. 5-го мая в Кюссэ приехали два крестьянина из соседних приходов Сэн-Жермен-Лепинас и Сэн-Воннэ-Декар за купленной у местнаго жителя рожью. Едва успели они нагрузить зерно на свои ручныя тележки, как их окружила толпа мужчин, женщин и детей, вырвала у них хлеб и принялась делить его между собой. Члены муниципалитета, явившиеся на место происшествия, старались всячески возстановить порядок, ссылались на распоряжение Национальнаго Собрания о свободной циркуляции хлеба, на крайнюю нужду в нем соседних жителей, — напрасно: толпа стояла на своем и не позволяла вывозить из города хлеб; «хлеб, — заявила она, — слишком дорог, и в городе его недостаточно».

Члены муниципалитета предложили тогда толпе взять хлеб, но заплатить, по крайней мере, владельцам по рыночной цене, но и на это толпа не пошла. «К удивлению своему, — разсказывают в отчете члены муниципалитета, — мы слышали со всех сторон громкие крики, что хлеб не отдадут и поделят его не платя, что мы напрасно тратим слова, что хлеб выпущен не будет и торговцы не получат ничего». Пришлось обратиться к национальной гвардии. Забили тревогу, и муниципалитет вернулся к толпе уже с вооруженной силой. Между тем рожь отвозили уже к амбарам, и никакие уговоры не могли остано-

¹) Напоминаем читателю, что ноябрьский и декабрьский декреты Национальнаго Собрания узаконили следующие, фактически возникшие еще с июля 1789 г., органы местнаго муниципальнаго управления: во главе каждой коммуны ставился мэр, прокурор и Коммунальный Совет, распадавшийся на две части—Муниципальный корпус, ведавший текущия дела коммуны, и Нотаблей, присоединявшихся к нему в особо важных случаях. В начале 1790 года было введено новое административное деление Франции на департаменты и дистрикты (в состав каждаго дистрикта входило несколько кантонов и коммун), во главе администрации которых ставились выборные директории и прокуроры-синдики. В муниципальных как и законодательных выборах приглашались участвовать только так называемые активные», т.-е. удовлетворявшие известному цензу, граждане.

 

 

272

вить толпу. Слышались крики, что лучше дадут убить себя, чем выпустить из города хлеб. Грозили при этом ударить в набат. Пролития крови муниципальный корпус желал избежать во что бы то ни стало, и потому ему не оставалось ничего, как ретироваться, что, уже около девяти часов вечера, он и сделал. На другой день созвали коммунальный совет. О событиях известили прокурора бальяжа, а приходскаго священника попросили с церковной кафедры обратиться к народу для разъяснения ему законов о свободной циркуляции хлеба, о неприкосновенности личности и личной собственности, о взимании налогов и, наконец, военнаго закона о сборщиках. Кроме того, «для успокоения легковерных умов» было решено осмотреть в городе все житницы и привести в известность наличное количество хлеба. Оказалось, что «тревога населения не имела для себя никакой почвы»: в городе обнаружилось более 30.000 четвертей пшеницы, ржи и ячменя. Тем не менее, для предупреждения недостатка в хлебе и успокоения населения были приняты экстренныя меры — установлено количество хлеба, допустимое к принятию на каждую мельницу, введена такса за помол. Спокойствие мало-по-малу возстановилось.

 

Наступало 14-е июля, годовщина взятия Бастилии, которую в силу декрета Национальнаго Собрания предстояло отметить новой патриотической манифестацией, праздником федерации французских коммун. Для торжественнаго принесения на «алтаре отечества» федеральной присяги в Париж ехали депутации от национальной гвардии всех дистриктов и ото всех полков и морских экипажей. Одновременно с Парижем, в один и тот же час, именно в полдень, торжественный обряд присяги должен был быть совершен во всех коммунах Франции. Июльская манифестация в Кюссэ носила более официальный и пышный характер, чем манифестация в апреле. Кроме муниципалитета и членов бальяжа в ней приняли участие и дистриктския власти: директория, прокурор-синдик и секретарь. Между директорией и муниципалитетом (совсем по уездному!) вышла даже легкая ссора из-за места в процессии, мирно разрешившаяся, впрочем, в пользу директории. К месту манифестации двинулись попарно — директория, муниципальный корпус, нотабли, а на городском бульваре их ждали уже в полном составе национальные гвардейцы: «сельския работы, бывшия в полном разгаре, никому из них не помешали явиться на праздник». Кроме них явились: «кавалерийский отряд Гиэнскаго королевскаго полка, церковная процессия с кюрэ, викарием и хором певчих, члены бальяжа в полном составе с председателем Клод Руганом де Принса во главе, «господа парикмахеры» ¹) Жозеф Бизер, Жан Бессэ и Франсуа Руссо, «господа из маршальства» (конная жандармерия старых времен), бригадир Боколэн, Блэз Газ, Бугарэль и Жимонэ, ученики и учебная корпорация гимназии с директором-законоучителем Дюраном, процессия каноников в церковном облачении с хором певчих, отцем настоятелем (père

¹) В конце XVIII века, в виду особенностей тогдашней моды, парикмахеры были очень богатой и влиятельной корпорацией. По социальному положению они принадлежали иногда к верхним слоям буржуазии.

 

 

274

Другую, более длинную речь произнес один из священников перед самой присягой. Она начиналась словами: «Французы, патриоты, братья! бывают минуты, когда молчание преступно!» Речь эта произвела на присутствующих такое сильное впечатление, что Коммунальный Совет постановил напечатать ее в протоколах целиком. Замечательна она не столько аргументами в пользу права государства вмешиваться в административныя дела церкви, сколько непреклонностью и глубоким убеждением в единстве истинных интересов церкви и революции. По мнению оратора, того, что сделало Национальное Собрание, «давно уже ждали от государства, и справедливый голос земли, и ясно выраженное веление неба». Единодушная оппозиция «князей церкви» объясняется внушениями самолюбия и других чуждых религии мотивов: «кто же не знает, что именно великим людям свойственны великия страсти, которыя так легко затемняют разум?» «Я полон благоговения перед моими отцами по вере, но должно ли оно замыкать уста правды... Дорогие патриоты и братья, еще немного, и все поймут, сколько благ несет для вас революция и в делах светской жизни, и в области веры. Потомки ваши вкусят ея сладчайшие плоды, и грядущая раса благословит нашу память... Одна лишь опасность грозит нам, это — поверить тем выражениям любви, которыя страх вырывает у наших общих врагов, и дать им возможность, разделивши нас, с небывалой силой обрушиться на нас, потом... Вы веруете в Бога, в Иисуса Христа и Святую церковь Его,—единую, католическую, апостольскую и римскую,—так знайте же, что с радостью принимают они фимиам ваших молитв, возносимых к небу свободными сердцами; благородных усилий для спасения отечества Бог не оставит своей наградой. Возлюбим Бога, возлюбим братьев наших, но не забудем никогда, что нужно жить свободными или умереть!»

Эта речь католическаго священника, произнесенная 23 января 1791 года в приходской церкви городка Кюссэ и сохраненная в архивах местной мэрии, вносит интересную черту в наши представления об общественном движении этого года и о роли в нем различных общественных групп.

 

Последние два протокола, воспроизводимые Шапюиза, переносят нас в более тревожную эпоху, отмеченную уже приближением террора. После бегства и ареста короля в Варенне (21 июня 1791) от прежняго оптимистически-восторженнаго настроения страны не осталось и следа: «лучший из королей» оказался в стане врагов, чего же хорошаго было ждать от будущаго? 23-го июня муниципальный корпус Кюссэ собрался для выслушания циркуляра прокурора-синдика дистрикта, в котором говорилось о «прошлой опасности, грозящей общественному делу», и о необходимости экстренных мер в роде ареста всей корреспонденции, отправляющейся из Кюссэ в Виши и адресованной находящимся на водах больным: «положение настолько серьезно, — писалось в циркуляре,— что добрые граждане сами спешат раскрыть свои мысли, поступки и связи». Муниципальный корпус немедленно принял предложение прокурора-синдика и с своей стороны вынес резолюцию о необходимости всем гражданам, в виду опасности, грозящей отечеству, становиться под ружье, и о том, чтобы национальная

 

 

275

гвардия  переизбрала своих  командиров,  в  целях установления между  ними   и  гвардией   безусловнаго  и  полнаго  доверия.

На следующий день в 10 часов вечера корпус снова собрался на экстренное заседание. Оказалось, что в соседнем кантоне, неподалеку от Кюссэ были арестованы два человека с тюками «зажигательных и противных революции брошюр»; это были аббат Портьэ, бывший директор Билломскаго колледжа, и его двоюродный брат Жан Гутандье. Муниципальному корпусу был предъявлен протокол ареста, вслед за чтением котораго последовал допрос. Обвиняемые отрицали свою вину и объясняли находку у них брошюр случайностью. В виду возбужденнаго настроения уличной толпы арестованных пришлось оставить в соседней харчевне под стражей, а документы и вещественныя доказательства в виде сабли и заостренной палки были отправлены директории...