К истории воцарения императрицы Елизаветы Петровны [Сообщ. П. Ильинский] // Русская старина, 1893. – Т. 78. - № 4. – С. 213-215.

 

 

К истории воцарения императрицы Елизаветы Петровны.

 

Хотя эпизод воцарения Елизаветы Петровны в истории и nepиoдической литературе раскрыт до некоторой степени ясно и полно, тем не менее нижеприведенный разсказ об этом событии будет не лишен некотораго интереса.

Недавно встретился я с одним моим приятелем, слово за слово о разных, исторических материях, мы договорились с ним до воцарения Елизаветы Петровны.

— Позвольте, — сказал мой приятель, ко мне недавно приехала моя родная матушка-старушка, лет около 80; она что-то знает об этом событии.

Любя изыскания в области истории и археологии, я всегда, при всякой малейшей возможности, с охотою вызывался на беседу с старцами о временах давно минувших дней, имея в виду, путем преданий, получить сведения о таких исторических событиях, которыя или не выяснены в истории, или совершенно отсутствуют в ней. Так и на сей раз я попросил моего приятеля несколько побезпокоить его матушку-старушку. Старушка эта, жена умершаго диакона погоста Зяблицкаго, Муромскаго уезда, Владимирской губернии, Надежда Ивановна, разсказала мне, как yмела, о занимавшем меня историческом событии. Но разсказ ея был главным образом о ея близком родственнике, главном агитаторе переворота 25-го ноября 1741 года, Максиме Андреевиче Нагибе. Так как Надежда Ивановна больше отвечала на мои вопросы, нежели разсказывала, то из ответов ея выяснилось следующее.

Максим Андреевич Нагиба был сын священника села Голенищева, Муромскаго уезда, Владимирской губернии. Это был человек высокаго роста, красивый собой и с атлетической силой. Учился ли где Нагиба, — Надежда

214

Ивановна не знает; знает только, что он взят в солдаты и поступил в гвардию. Веселый нравом, общительный с товарищами и как человек, далеко не глупый, он пользовался особенною любовию среди гвардейцев и значительным доверием от начальства.

Вопрос, выступивший тогда на сцену о незаконности царствования малолетняго  И о а н н а  Антоновича, в ущерб прямой наследнице престола, Елизавете Петровне, Нагиба принял близко к сердцу; он сразу понял интерес России иметь на престоле дочь Великаго Преобразователя. Когда мысль о возведении на престол Елизавету Петровну в среде ея приверженцев достаточно созрела и в нее Нагиба до некоторой степени был посвящен, он начал слегка распространять ее среди солдат - гвардейцев. Способ распространения им этой мысли был довольно прост. Подойдет бывало к одному солдатику и слово за слово начинает его выпытывать о том, как он думает о царевне Елизавете Петровне. Если собеседник при этом оказывался неподатливым, трусоватым, или вовсе не разделял его мыслей, то скажет ему обыкновенно: «смотри, я тебе об этом ничего не говорил» ¹), и пойдет к другому, третьему, с тем же приемом. Впрочем, Нагибе редко приходилось слышать от вербуемых им солдат отрицательные ответы. Сторонники же Елизаветы Петровны, в высших кругах гвардии, строили план переворота и приводили его уже к концу; главными же исполнителями этого плана была рота гвардейцев, во главе которой стоял Нагиба. В назначенный день и час Нагибе дали поручение привезти Елизавету Петровну во дворец и арестовать Иоанна Антоновича и его родителей.

Нагиба ко времени выполнения возложеннаго на него плана имел уже в распоряжении своем 40 отборных и верных ему гвардейцев. В назначенный день и час одна часть этих гвардейцев должна была идти ко дворцу Иоанна Антоновича, а другая, во главе которой стоял Нагиба, отправиться к Царицинскому лугу, в Смольный дворец, за Елизаветой Петровной. Цесаревна была уже готова. Нагиба усадил ее в легкия санки, сам сел на облучек и поехали. Время было холодное, цесаревна второпях ли, или по другим каким соображениям, оделась недостаточно тепло; дорогой значительно прозябла.

—  Матушка, вы, я вижу, озябли, заметил цесаревне Нагиба, нате-ка мою шинель и варешки.

—   Какия теплыя варешки, сказала Елизавета Петровна.

—   У нас, матушка, кровь солдатская, горячая, проговорил Нагиба, минуту продержим на руках и хоть что нагрееем.

Приехав ко дворцу, Нагиба нашел тут всех своих товарищей по задуманному делу, и тотчас по команде его арестованы были часовые у дворца,

 

¹) Подлинное выражение Надежды Ивановны.

215

после чего все гвардейцы быстро взошли во дворец, а с ними н Елизавета Петровна. Здесь тоже дело не обошлось без арестов, проникли во внутренние покои Иoaнна Антоновича и его родителей, и всех их арестовали. Солдаты взяли на руки Иоанна Антоновича и понесли из дворца. Елизавета Петровна, увидав в это время малютку в руках у солдат, сказала им: «поберегите его—это мой крестник», сама взяла у солдата из рук малютку и бережно вынесла его в дальний корридор дворца.

С воцарением Елизаветы Петровны, Нагиба откомандирован был с пятью другими гвардейцами отвезти Иоанна Антоновича и его семейных, по словам Надежды Ивановны, в ссылку—в Сибирь.

—   Как же, Надежда Ивавовна, заметил я, ведь Иоанн Антонович и его семейные, как известно мне, отправлены были не в Сибирь, а в Холмогоры.

—   Ну, уж коли отправлены в ссылку, то значить в Сибирь, с некоторою положительностию в тоне ответила мне собеседница.

Нагиба с товарищами почему-то долго не возвращались из этой командировки. Между тем, в их отсутствие, гвардейцы, принимавшее участие при воцарении Елизаветы Петровны, награждены были и чинами, и деньгами, и некоторые даже поместьями. Слух о таковых наградах поселил в Нагибе некоторую зависть и досаду. По возвращении из командировки, Елизавета Петровна не оставила и его своею милостию: Нагиба пожалован был чином полковника и двумя деревнями, близ его родины, Ефавово и Ефремово ¹). Нагиба хотя и принял царский подарок, но, находясь уже в отставке, жить в дарственных деревнях не захотел. Уехал в город Пошехонье, Ярославской губернии, и там проживал до своей смерти.

—   Что же это значит,  Максим Андреевич не захотел жить в дарственном ему поместье, и при том близ своей родины, спросил я свою собеседницу.

—  Как можно ему было там жить, всяк его знал там, а какой он помещик... Да и жену-то он взял, как я слышала, в Пошехоньи, туда с ней и уехал.

—   Дети были у него?

—  Как же — дочь Надежда; сама матушка государыня была восприемницей. Долго ли Нагиба жил в Пошехоньи, разсказчица подлинно не знает; знает только, что после смерти Максима Андреевича ни жена, ни дочь не жили в дарственных деревнях. После смерти жены и дочери Нагибы, прямой наследницей оказалась его родная племянница, Татьяна Mихайловна, бывшая в замужестве за священником в селе Казакове, Муромскаго уезда, умершая 80 лет, но и она по какой-то неопределенной боязни не заявила своих прав на дер