Клостерман Г.И. Фонвизин. Из неизданных записок Клостермана [Прим. П.И. Бартенева] // Русский архив, 1881. – Кн. 3. – Вып. 6. – С. 291-299.

 

ФОНВИЗИН .

Из неизданных Записок Клостермана.

 

Клостерман, Немец происхождением, родился в 1756 г. в Гетруйденберге, в Голландии. В 1768 г. он приехал в Петербург с своим отцом, который получил должность сначала преподавателя, а потом инспектора в Пажеском Корпусе. С тех пор и до конца жизни Клостерман оставался в Петербурге. Он торговал картинами и, для покупки их, ездил несколько раз за границу, потом открыл в Петербурге книжную лавку. Не раз императрица Екатерина бывала в его магазине, для покупки картин и других художественных произведений, также призывала его с ними к себе. Он умер в Петербурге в 1838 г., оставив после себя Записки, под заглавием: „Denkwürdigkeiten des ehemaligen Kunst und Buchhändlers Germann Johann Klostermann." В этих Записках разсказывает автор всё им виденное со времени своего младенчества до 1830 года.

Эта рукопись принадлежала тайному советнику Петру Петровичу Гёцу; недавно приобретена она от барона Ф. Е. Врангеля графом Дмитрием Андреевичем Толстым, который любезно сообщил в Русский Архив выдержки из нея, касающаяся Д. И. Фонвизина, вместе с вышеприведенным известием о Клостермане. Князь П. А. Вяземский, для известной книги своей о Фонвизине, обращался к старику Клостерману. В сведениях доставленных ему Клостерманом, "почерпнул он несколько любопытных подробностей, а в слезах, сверкавших в глазах Клостермана при имени Фонвизина, — удостоверение, что Фонвизин умел вселять к себе приязнь и уважение, и выбирать своих приятелей". Кстати заявить, что превосходная книга князя Вяземскаго о Фонвизине, долго бывшая редкостыо и едва находимая за дорогия деньги, ныне вошла в пятый том „Полнаго собрания сочинений князя П. А. Вяземскаго". За появление в свет зтих томов нельзя довольно благодарить издателя. П. Б.


292

 

1777.

 

Господин Соколовский1) познакомил меня с Денисом Ивановичем Фонвизиным, любезным человеком, любезным писателем. С ним в последствии находился я в очень близких сношениях, которыя имели большое влияние на мою судьбу. Как он, так и его достойная супруга оказывали мне до самой их кончины неограниченное доверие и неизменную любовь. Фонвизин умер на моих руках 2-го Декабря 1792 года, супруга его последовала за ним в могилу в 1796 году. Когда я зазнал его, он был канцелярии советником и находился по делам в Париже. В комическом роде он, может быть, первый писатель в России, и его не без основания называют Русским Мольером; его Недоросль сделался любимым народным произведением и превосходит почти все новейшия Русския комедии истиною в изображениях и неподдельностию народнаго юмора. Фонвизин отличался живою Фантазиею, тонкою насмешливостию, уменьем быстро подметить смешную сторону и с поразительною верностию представить ее в лицах; от этого беседа его была необыкновенно приятна и весела, и общество оживлялось его присутствием. С высокими качествами ума соединял он самое задушевное простосердечие и веселонравие, которыя сохранял даже в самых роковых случаях неспокойной своей жизни. Он в высокой степени владел даром красноречия, и если когда ему хотелось чего-либо добиться, то бывало трудно противустоять его просьбе. Но мне будет еще много случаев говорить об этом замечательном человеке, и в моем разсказе читатели найдут верное изображение его характера.

Великий князь-наследник и граф Панин поручали ему покупать статуи и картины славных художников, книжныя редкости, гравюры и проч. Я очень часто ездил с ним в лавки, в которых, равно как и на аукционах, случалось ему делать значительныя закупки. Когда ему самому не хотелось ехать на общественную распродажу художественных произведений, он посылал торговаться меня, отметив предварительно в каталоге что нужно было купить. Таким образом я вошел в сношения с главнейшими Парижскими книгопродавцами, именно Дебюром, Десеном (Dessaint), Панкуком, братьями Варуа, Жубером, Мериго, Фрудем, Дидотом, Мутаром,

 

1) Советник Русскаго посольства в Париже.


293

Базаном и Пеньо   (Paignaut)   и др.,   что   доставило мне в  последствии значительная выгоды.

Покровитель и друг мой Фонвизин и его   супруга   предприняли   для возстановления   здоровья   путешествие в   южную   Францию   и предложили мне сопровождать их. Я с радостию согласился, предвидя от того много для себя выгоды и удовольствия. Мы были в Лионе, Марселе, Монпелье, ездили по Лангедоку и чрез Безансон приехали в Страсбург, оттуда  путешествовали по Шампаньи и на   воды   в Спа.   Из   Спа  направились   мы   чрез  Люттих в Ахен, где  осматривали великолепный собор с гробницею Карла Великаго, государственныя регалии и проч.,  посещали разные целебные   источники, ездили на многия суконныя,   игольныя и ткацкия фабрики и   проехали до Брюсселя, где я разстался с моим  любезным сопутником. Чета Фонвизиных захотела   посмотреть  Голландию, откуда, чрез  Германию, на Дрезден и Польшу, вернулась в Москву и Пнтербург.

 

1785.

 

В Марте 1783 года умер государственный вице-канцлер граф Никита Иванович Панин, и друг мой Фонвизин, бывший при нем первым секретарем, подал   в отставку. Он получил ее на  лестных для него условиях, с чином статскаго советника и  ежегодным пенсионом в 3 т. рублей из почтовых доходов. Граф Панин был другом Фонвизина   в  полном смысле слова.   Последний усвоил себе политические   взгляды   и правила  перваго,   и про  них можно было сказать, что они были одно сердце и одна душа. Поэтому, по кончине графа Панина, Фонвизин  не мог   решиться продолжать службу при другом начальнике и  вознамерился во второй раз   поехать за границу, тем более, что супруга его, очень слабаго здоровья, нуждалась в более теплом  климате. Ему понадобился   деловой и надежный человек, которому, бы он  мог с полною верою   поручить, на время своего отсутствия, управление значителъным его имением. Таким человеком счел он меня. Словесно и письменно заявлял он мне, что испытанною честностью в образе мыслей, твердостью характера, уменьем и привычкою вести дела всякаго рода   я внушил ему доверие к   себе; что он имеет многие опыты   личной моей приверженности к нему и что поэтому он не знает никого, кто бы лучше меня мог управлять его состоянием.   Он заклинал меня многолетнею нашею дружбою согласиться на его предложение, уверяя, что в противном случае ему нельзя ехать в чужие края. На моих


294

руках и без того было много дел, и я чувствовал, что обременю себя не под силу; но г-н Фонвизин оказывал мне пред тем столько безкорыстнаго благорасположения и участливой дружбы, что я должен был согласиться.

Имущество моего друга, кроме вышеупомянутой пенсии, состояло из деревни в тысячу душ в Витебской губернии и дома в Петербурге на Галерной улице. Фонвизин и его супруга выдали мне законныя доверенности на безусловное управление всем, как движимым, так и недвижимым имуществом их обоих. После явки у нотариуса этих доверенностей, оба они, муж и жена, в законно-совершенных завещаниях своих упомянули, что, в случае кончины их, наследники их обязываются не вчинать никакого взыскания против моего управления: иначе они сами лишаются наследства. Желая избавить меня от возможных проволочек и неприятностей по управлению деревнею, Фонвизин сдал ее в аренду Курляндскому дворянину барону Медему, который обязался выплачивать ему по третям 5000 Альбертовых талеров ежегодно под залог своей Лифляндской деревни.

Я принял на себя также продать собранныя Фонвизиным большую библиотеку, картины и гравюры: все это, по весьма дешевой оценке, сделанной согласно перечневой описи, стоило 52,221 рубль. Вещи, не назначавшияся в продажу, были уложены в ящики и бережно сохранялись в нарочно нанятом мною сарае. Принимая библиотеку, в одной книге Французской Энциклопедии, случайно нашел я сверток с тысячью рублей ассигнациями. Года полтора назад Фонвизин считал эти деньги пропавшими и уволил от себя одного слугу, подозревая его в похищении этих денег. По небрежности он положил деньги в книгу, которую читал и совершенно позабыл о том. Он чрезвычайно обрадовался, когда я вручил ему мою находку; но бедному слуге, с позором прогнанному, было не легче от того, что обнаружилась его невинность. Таковы большие господа!

После того как дела приведены были в порядок, Фонвизин в сопровождении супруги своей отправился за границу, запасшись паспортом, множеством рекомендательных писем, тысячью червонцев чистыми деньгами, десятью тысячами Голландских гульденов, и векселями от здешняго торговаго дома братьев Ливио. Он поехал на Ригу, Кенигсберг и т. д. и достиг, ни в чем себе не отказывая и наслаждаясь путешествием, цели своих желаний, — прекрасной Италии. Он располагал пожить в этом саду Европы и хотел выбрать местом пребывания Ниццу или Пизу, с тем чтобы в прекрасном климате лечиться купаньем.


295

Но старая пословица говорит, что беда не приходит одна. Так случилось и со мною. Управитель   Фонвизинскаго   имения,   по   имени Ванкс, неожиданно явился ко мне однажды с печальным известием, что все крестьяне взбунтовались и не хотят больше повиноваться арендатору, что сей последний тотчас донес о том в Полоцк начальству и отказывается уплатить в срок арендныя деньги владельцу. Отсюда возникло дело, стоившее мне больших  хлопот. Крестьяне ненавидели арендатора, г-на Медема, и поклялись умертвить его, как скоро представится удобный случай.   Началось судебное разбирательство, и виновные привлечены к наказанию. Несколько человек крестьян прибыли в Петербург и требовали себе защиты и работы.   Не зная, как мне быть, я обратился за помощью к значительным лицам, друзьям Фонвизина, и они не отказали мне в совете  и  содействии. С особливым усердием помогали мне  советник   Губернскаго Правления Пузыревский и гражданский губернатор Коновницын. В труднейших случаях я обращался к тогдашнему статскому советнику Аркадою Ивановичу Моркову и к сенатору Алексееву.  Они занимались делом с таким участием, как бы оно было их  собственное. Между тем Фонвизин тогда еще не доехал до Италии,   и неполучение арендных денег очень его затруднило, так   как  взятыя с собою деньги он истратил на покупку художественных предметов; а до окончания дела,  грозившаго   большою   проволочкою,   не было никакой надежды получить доход  с  имения,  тем  более  что сами крестьяне нуждались в пособии, без котораго им приходилось бы совсем разориться. Я поставлен  был в необходимость занять для него в банке по 5% десять тысяч рублей под залог 500 душ крестьян и, отсылая к нему эти  деньги,   убедительнейше   просил его поторопиться возвращением в отечество. О том же писали   к нему и вышеназванные друзья его. Он послушался   наших   настоятельных просьб и поехал назад из Рима   на   Вену,   Ольмюц, Краков и Варшаву. Из сего последняго города он отправился прямо в Белоруссию, в Полоцк, где и свиделся   с   бароном Медемом, но без всякой пользы для дела; потому что г-н арендатор не только не хотел платить просроченных денег, но требовал от Фонвизина значительной неустойки. Обе стороны разошлись в негодовании одна на другую, и тяжба ревностно поведена дальше.

Через Полоцк и Смоленск Фонвизин поехал в Москву навестить свое семейство; но только что он туда приехал, как с ним сделался удар столь сильный, что он не мог пошевелиться ни одним членом, а ум его, прежде столь ясный и светлый, на некоторое время помрачился совершенно.


298

того, то другаго из любимых своих снедей. В случае отказа, вследствие неудобоваримости, он вел себя как малый ребенок, и нужно бывало пускать в ход даже строгости, чтобы он успокоился. Оба его врача, доктор Яниш и статский советник доктор Фрезе единогласно утверждали, что он мог поправиться и выздороветь от употребления теплых купаний. Решено было обратиться в Вену к знаменитому доктору Максималиану Штолю, который лично знал и прежде пользовал Фонвизина и послать ему изложение его болезни. Этот ученик Эскулапа также отозвался в пользу купаний и минеральных вод, на основании всего этого положено на следующую весну предприять новое путешествие.

В Марте 1786 года приехала к нам в Петербург супруга Фонвизина дли предварительных распоряжений относительно заграничной поездки. Я постарался елико возможно привести дела в порядок, достал все нужное и в Мае поехал с нею вместе в Москву, где и оставался до их выезда.

В это время умер отец Фонвизина, 86 летний отставной бригадир. Семья по этому случаю вела уединенный образ жизни, чем я и воспользовался, чтобы представить Павлу Ивановичу Фонвизину отчет по управлению имуществом его брата. Оказалось, что моих денег за Фонвизиным несколько тысяч. В Июне больной с супругою уехали, с прислугою, состоявшею из девушки Итальянки Теодоры, которую г-жа Фонвизина принаняла в Риме, из Немца-камердинера и Русскаго крепостнаго слуги. Они направились в Вену на Смоленск, Вильну, Краков и т. д., а я уехал в Петербург.

 

1787.

 

В Вене постарался немедленно отыскать квартиру моего друга и благоприятеля. Он жил в доме барона Зедделера на Петровской площади. Первый день я с ним не разлучался. После столь долгой разлуки поговорить было о чем. Часто нас прерывали знатныя лица, приезжавшия навестить Фонвизина. Так приезжал князь Николай Борисович Юсупов, находившийся в Вене проездом в Турин, куда он был назначен посланником. Он выражал большое участие к страданиям Фонвизина, а мне сделал честь, пригласил меня остановиться у него в Турине, когда я ехал назад из Рима. У Фонвизина встречался я тогда с графом Андреем Кириловичем Разумовским (который жил в Вене частным человеком), с советником посольства Отто и его супругою, женщиной блестящаго ума, с


299

г-дами Полетикой, Клюпфелем, Кудрявским, с тогдашним маиором, а теперь статским советником Цагелем и его любезною супругою, красавицею урожденною Кульман из Выборга и со многими другими любопытными лицами, которые почти все навещали нас ежедневно. Г-жа Фонвизина в особенности полюбила Венгерскую графиню Кордесси, большую музыкантшу, игравшую на многих инструментах, а всего лучше на виолончели.

В отсутствие мое, не только моими делами, но и делами Фонвизина заведывал мой отец. Воды Бадена, Теплица и Карлсбада не помогли Фонвизину, и в исходе 1787 года он возвратился в Россию. После семилетних страданий он скончался 48 лет, от роду, 2 Декабря 1792 года, в моем присутствии. 6-го Декабря происходили торжественныя его похороны в Александроневской лавре; супруга его отправилась жить к двоюродной сестре своей г-же Жигулиной. Я всеми способами старался быть ей полезен.

В Духовном Завещании своем (Сочин. Фонвизина, изд. 1866, стр. 524), написанном в 1786 году, Фонвизин упомянул: „Заведенная мною комерция вещами, до художеств принадлежащими, и отправляемая ныне С.-Петербургским первой гильдии купцом Германом Клостерманом, должна остаться в полном и единственном хозяйстве и расположении жены моей".

Hosted by uCoz
$DCODE_1$