Риттих А.Ф. Барон Р.М. Таубе. 1808-1812 г. // Русская старина, 1876. – Т. 17. - № 12. – С. 842-844.
Барон Р. М. Таубе.
1808 — 1812 г.
Шурин брата моей бабки, гвардейской артиллерии полковник Роман
Максимович барон Таубе, в начале царствования императора Александра I, принадлежал к числу тех героев, которые с
честью сражались за своего государя и отечество. В 1808 году Роман Максимович
участвовал в финляндской кампании и находился в авангарде Кульнева,
наступавшаго впереди армии Тучкова, на берегу Ботническаго залива, из
Гамле-Карлеби в Бергештет. В этом авангарде было 4,600 человек, из коих: три
баталиона пехоты, 6 орудий под командою штабс-капитана Романа Максимовича
барона Таубе, два эскадрона гусар и две сотни казаков. 4-го апреля 1808 года,
авангард выступил из деревни Пихаиоки. Кавалерии было приказано двинуться по
льду, влево, a пехоте с
артиллериею—следовать по береговой дороге. Местность, по которой шла пехота,
была покрыта перелесками, так что артиллерия могла действовать только по
дороге. В то время, как наша кавалерия, двигаясь по льду, одержала верх над
шведскими Ньюландскими драгунами, изрубив до 70-ти человек и пленив столько же,
между прочим начальника штаба шведской армии, графа Левенгольма, на берегу, по
перелескам и холмам, завязалось стрелковое дело. В это время, Роман Максимович,
выезжая вперед, с своими орудиями, на дальния передовыя позиции, был ранен
пулею в руку.... По вынутии пули, она была переслана семейству баронов Таубе и
вделана в печать, с надписью „Souvenir de Piouky, l Avril, 1808 г.". Эта печать хранится доныне, как семейная драгоценность, у племянника
Романа Максимовича, начальника 3-й кавалерийской дивизии генерал-лейтенанта
Максима Антоновича барона Таубе.
Между оставшимися бумагами моей бабки, которая в 1810 году вышла замуж
за Романа Максимовича, я нашел письмо знаменитаго партизана Сеславина, который,
по случаю Паиокскаго дела, приветствовал Романа Максимовича следующими стихами:
843
Героя юнаго я с чином поздравляю
И степени большой достоинства желаю;
Желаю, чтобы ты отчизне был полезен,
Чтоб всем был столько мил, колико мне любезен,
Чтоб обществу был друг, на бранном поле славен
И чтобы не забыть тобою был Сеславин.
Патент на чин капитана, в воздаяние храбрости в Паиокском деле,
подписанный собственноручно императором Александром I и скрепленный военным министром
Барклаем-де-Толли, хранится у меня и подтверждает разсказанное.
В 1812 году, 26-го августа, во время Бородинскаго сражения, Роман
Максимович находился, с своею батареею, на редуте Раевскаго, где ему оторвало ядром
кисть ноги. По сделании ампутации, выше колена, его увезли в Москву, откуда не
мало раненых попали затем в Ярославль. Не смотря на весьма крепкое телосложение
и крайне счастливый исход ампутации, перевязка раны, во время следования в
Ярославль, не могла быть сделана как должно и была причиною появления гангрены,
от которой Роман Максимович скончался 22-го сентября 1812 года. На поясе той же
печати, о которой было говорено, вырезано также, вероятно, уже в последствии, с
одной стороны: две шпаги накрест, с надписью „26 Aöut 1812 г." и возле нога со шпорою; а с
другой стороны пояса вырезано: „22 Septembre", потом „крест" и „1812" .
В 1845 году я лежал, еще мальчиком, в лазарете 1-й С.-Петербургской
гимназии; за мною ходил, весь в седине, фельдшер Михайло, котораго разсказы, из
его военной жизни, мы, больные, слушали всегда с детским увлечением. Однажды,
удовлетворяя нашим просьбам, он начал разсказывать про Бородинское сражение,
упомянув, что находился при батарее на редуте Раевскаго. Хотя в то время бабушки
моей уже не было в живых, — она умерла в 1839 году, — но предание о доблести
Романа Максимовича повторялось в нашем семействе и поддерживалось присутствием
его двух братьев, Антона Максимовича и Максима Максимовича баронов Таубе, из
которых первый постоянно носил на шее орден Pöur le merite, за Фридланд, а другой был известный
кавказский воин, времен Ермолова и Воронцова, и потому неудивительно, что мне,
как мальчику, были знакомы некоторые эпизоды Бородинскаго сражения, причинившее
столько горя моей бабушке и отразившиеся в последствии на мою мать. Услыхав от
фельдшера Михайлы, что он был на редуте Раевскаго, я невольно спросил его, не
знал-ли он полковника Романа Максимовича барона Таубе? Фельдшер Михайло как
будто вдруг ожил и когда я ему сказал причину
844
моего вопроса, то он поднял руки, что-то
прошептал, вероятно, молитву, и со слезами на глазах начал целовать мои руки.
Из его объяснения оказалось, что именно он находился при дедушки во время
ампутации. Мои чувства в это мгновение были
таковы, будто я вижу возле меня моего роднаго Романа Максимовича. Все это,
разумеется, было передано моей матери, которая говорила с фельдшером Михайлой и
одарила его.
Прошло много лет, и вновь два случая заставили меня вспомнить героя
нашего семейства. В первый раз, по случаю кончины моей матушки, в 1872 году, по
которой была отслужена панихида, по ея желанию, в Серпевском всей артиллерии
соборе. Тут, на черной доске, я прочел вырезанную для вечной памяти фамилию
убитаго под Бородиным лейб-гвардии пешей артиллерии полковника барона Романа
Максимовича Таубе. Второй раз в 1875 г., пришлось мне просматривать списки
павших воинов, 1812, 1813 и 1814 годов, составленные по Высочайшему повелению,
для надписей в строющемся храме Спасителя, в Москве. И тут вновь я нашел ту же фамилию,
которая теперь уже не умрет, до тех пор, пока простоит храм Спасителя в Москве
и будет жить слава русскаго оружия.
Сообщ. А.Ф. Риттих.