Риттих А.Ф. Барон Р.М. Таубе. 1808-1812 г. // Русская старина, 1876. – Т. 17. - № 12. – С. 842-844.

 

Барон Р. М. Таубе.

1808 — 1812 г.

Шурин брата моей бабки, гвардейской артиллерии полковник Роман Максимович барон Таубе, в начале царствования императора Александра I, принадлежал к числу тех героев, которые с честью сражались за своего государя и отечество. В 1808 году Роман Максимович участвовал в финляндской кампании и находился в авангарде Кульнева, наступавшаго впереди армии Тучкова, на берегу Ботническаго залива, из Гамле-Карлеби в Бергештет. В этом авангарде было 4,600 человек, из коих: три баталиона пехоты, 6 орудий под командою штабс-капитана Романа Максимовича барона Таубе, два эскадрона гусар и две сотни казаков. 4-го апреля 1808 года, авангард выступил из деревни Пихаиоки. Кавалерии было приказано двинуться по льду, влево, a пехоте с артиллериею—следовать по береговой дороге. Местность, по которой шла пехота, была покрыта перелесками, так что артиллерия могла действовать только по дороге. В то время, как наша кавалерия, двигаясь по льду, одержала верх над шведскими Ньюландскими драгунами, изрубив до 70-ти человек и пленив столько же, между прочим начальника штаба шведской армии, графа Левенгольма, на берегу, по перелескам и холмам, завязалось стрелковое дело. В это время, Роман Максимович, выезжая вперед, с своими орудиями, на дальния передовыя позиции, был ранен пулею в руку.... По вынутии пули, она была переслана семейству баронов Таубе и вделана в печать, с надписью „Souvenir de Piouky, l Avril, 1808 г.". Эта печать хранится доныне, как семейная драгоценность, у племянника Романа Максимовича, начальника 3-й кавалерийской дивизии генерал-лейтенанта Максима Антоновича барона Таубе.

Между оставшимися бумагами моей бабки, которая в 1810 году вышла замуж за Романа Максимовича, я нашел письмо знаменитаго партизана Сеславина, который, по случаю Паиокскаго дела, приветствовал Романа Максимовича следующими стихами:

 

 

843

Героя юнаго я с чином поздравляю

И степени большой достоинства желаю;

Желаю, чтобы ты отчизне был полезен,

Чтоб всем был столько мил, колико мне любезен,

Чтоб обществу был друг, на бранном поле славен

И чтобы не забыть тобою был Сеславин.

Патент на чин капитана, в воздаяние храбрости в Паиокском деле, подписанный собственноручно императором Александром I и скрепленный военным министром Барклаем-де-Толли, хранится у меня и подтверждает разсказанное.

В 1812 году, 26-го августа, во время Бородинскаго сражения, Роман Максимович находился, с своею батареею, на редуте Раевскаго, где ему оторвало ядром кисть ноги. По сделании ампутации, выше колена, его увезли в Москву, откуда не мало раненых попали затем в Ярославль. Не смотря на весьма крепкое телосложение и крайне счастливый исход ампутации, перевязка раны, во время следования в Ярославль, не могла быть сделана как должно и была причиною появления гангрены, от которой Роман Максимович скончался 22-го сентября 1812 года. На поясе той же печати, о которой было говорено, вырезано также, вероятно, уже в последствии, с одной стороны: две шпаги накрест, с надписью „26 Aöut 1812 г." и возле нога со шпорою; а с другой стороны пояса вырезано: „22 Septembre", потом „крест" и „1812" .

В 1845 году я лежал, еще мальчиком, в лазарете 1-й С.-Петербургской гимназии; за мною ходил, весь в седине, фельдшер Михайло, котораго разсказы, из его военной жизни, мы, больные, слушали всегда с детским увлечением. Однажды, удовлетворяя нашим просьбам, он начал разсказывать про Бородинское сражение, упомянув, что находился при батарее на редуте Раевскаго. Хотя в то время бабушки моей уже не было в живых, — она умерла в 1839 году, — но предание о доблести Романа Максимовича повторялось в нашем семействе и поддерживалось присутствием его двух братьев, Антона Максимовича и Максима Максимовича баронов Таубе, из которых первый постоянно носил на шее орден Pöur le merite, за Фридланд, а другой был известный кавказский воин, времен Ермолова и Воронцова, и потому неудивительно, что мне, как мальчику, были знакомы некоторые эпизоды Бородинскаго сражения, причинившее столько горя моей бабушке и отразившиеся в последствии на мою мать. Услыхав от фельдшера Михайлы, что он был на редуте Раевскаго, я невольно спросил его, не знал-ли он полковника Романа Максимовича барона Таубе? Фельдшер Михайло как будто вдруг ожил и когда я ему сказал причину

 

 

844

моего вопроса, то он поднял руки, что-то прошептал, вероятно, молитву, и со слезами на глазах начал целовать мои руки. Из его объяснения оказалось, что именно он находился при дедушки во время ампутации. Мои чувства в это мгновение были таковы, будто я вижу возле меня моего роднаго Романа Максимовича. Все это, разумеется, было передано моей матери, которая говорила с фельдшером Михайлой и одарила его.

Прошло много лет, и вновь два случая заставили меня вспомнить героя нашего семейства. В первый раз, по случаю кончины моей матушки, в 1872 году, по которой была отслужена панихида, по ея желанию, в Серпевском всей артиллерии соборе. Тут, на черной доске, я прочел вырезанную для вечной памяти фамилию убитаго под Бородиным лейб-гвардии пешей артиллерии полковника барона Романа Максимовича Таубе. Второй раз в 1875 г., пришлось мне просматривать списки павших воинов, 1812, 1813 и 1814 годов, составленные по Высочайшему повелению, для надписей в строющемся храме Спасителя, в Москве. И тут вновь я нашел ту же фамилию, которая теперь уже не умрет, до тех пор, пока простоит храм Спасителя в Москве и будет жить слава русскаго оружия.

 

 

Сообщ. А.Ф. Риттих.

Hosted by uCoz
$DCODE_1$