Булгарин Ф.В. Донесение в нарвскую городовую полицию от 18 сентября 1837 г. / Сообщ. Д.Л. Мордовцевым // Исторический вестник, 1881. – Т. 8. - № 10. – С. 446-447.

 

 

Неприятное, только не литературное приключение с Ф.В. Булгариным.

 

 

„В нарвскую городовую полицию.

„Отставнаго коллежскаго ассесора

„Фаддея Венедиктова Булгарина

 

„Донесение.

 

Проезжая из Дерпта в С.-Петербург, в разстоянии около 200 шагов от Нарвскаго предместья, жена моя увидела, что чужой человек сидит за нашим экипажем и работает, чтоб отвязать пак. Это было между 7 и 8 часами вечера, в сумерки. Жена моя закричала: „вор",—но человек не слез, а когда я приказал остановиться и соскочил с линейки, то вор соскочил вместе со мною. Это  случилось   в   конце  фурштата.   Я   схватил   вора за грудь. Он был в белом нагольном тулупе и   в черной барашковой шапочке, на подобие фески. Вор, отрываясь от  меня  и  таща меня за собою, послизнулся и упал в ров. Я не пускал его, крича караул, но   хотя  в доме противолежащем  было множество народу и на крик мой человек 20 показалось в открытых окнах, но никто не двинулся с места. Вор также звал на помощь какого-то Александра. Явился человек в сибирке, бледный и худощавый, без бороды. Вор, пользуясь   моею   усталостью,   вырвался из рук моих  и  бросился на меня как  бешеный, сперва ухватил меня за лицо и разцарапал, потом, не дав опомниться, нанес чем-то крепким,— вероятно, камнем, удар в голову, от котораго я почти за-мертво упал на землю. Ко мне прибежал на помощь находящейся при мне частным секретарем  дворянин Игнатьев, но получил от   вора такой   удар в грудь, что едва перевел дух. В  это время почтовыя лошади, испугавшись крика, убежали с экипажем, и я остался среди большой дороги, почти без чувств, в  руках  двух разбойников, которые  продолжали  бить меня в голову, вероятно имея желание умертвить. По счастью, на мне была шапка, туго набитая ватой, а сверх того, я, по инстинкту, видя смерть пред глазами,   накрыл голову сюртуком на вате, а потому череп не пробит разбойниками. Между тем, возвратился мой экипаж и жена моя привезла на помощь двух солдат, неизвестно какой команды, которые   вместо   того,   чтобы   помогать мне, посмотрели в лицо вору и приняли его сторону. Вор еще более ободрился и сказал мне, как я смел назвать его мошенником, когда он хозяин дома. Но фамилии своей не сказывал.   Женщина,   стоявшая на улице в нагольном тулупе, шепнула мне, что пойманный  мною  вор  называется Сельский. Он спокойно пошел в дом, отворил окно и смотрел на нас, произнося ругательства. Я подошел к нему под окно,  чтобы всмотреться в него, а народ сказал мне, что это точно Сельский. Он был полупьян и с удивительною дерзостью ругался и  призывал охотников убивать немцев, почитая меня немцем, потому что я говорил  по-немецки  с  женою.

 

 

 

447

„Надо быть лишенным ума, чтобы остановиться на большой дороге и броситься на человека, обвиняя его в воровстве. Следовательно, невозможно даже предполагать, что я напрасно обвинял Сельскаго, когда 6 особ, бывших в экипаже, видели, как он сидел за экипажем. Говорят здесь, что одна дочь Сельскаго в замужестве за священником, а другая за богатым купцом, и хотя он известен, как человек дурной нравственности, но что он выпутается, хотя уличен в намерении отрезать пак и в разбое на большой дороге. Надеясь на правосудие Нарвской полиции, я долгом поставляю известиться о сделанном Сельским преступлении и по приезде в Петербург доведу о случившемся до сведения господ шефа жандармов, министра внутренних дел, военнаго генерал-губернатора и гражданскаго губернатора, чтоб удалением Сельскаго из города и примерным наказанием его за увечье дворянина и покушение к воровству избавить других проезжих от угрожающей им опасности. В городе Нарве, 18-го сентября 1837 года.

„Подписал коллежский ассесор Фаддей Булгарин".

 

„Примечание. Женщина, сказавшая мне что пойманный мною вор есть Сельский, называется Авдотья. Я и вышеупомянутый дворянин Игнатьев видели Сельскаго в окне его собственного дома и узнали его. Все показанное готов я утвердить присягою. Авдотью мы нашли потом в доме Сельскаго. Кроме причиненнаго мне Сельским увечья, от котораго стражду и совершенно болен, Сельский разорвал на мне и на дворянине Игнатьеве шинели и сюртуки".

 

Сообщено Д. Л. Мордовцевым.