Дорожные записки, 1797 года // Щукинский сборник. – Вып. 2. – М.: А.И. Мамонтов, 1903. – С. 216-227.
ЩУКИНСКИЙ СБОРНИК.
ВЫПУСК ВТОРОЙ.
МОСКВА
Леонтевский пер., дом № 5
1903
Дорожныя записки, 1797 года.
Моя дорожная записка.
Увы! сердце мое томится: слезы лиются обильно
из глаз моих: и я стеню с отчаяния, не видя впереди себя ничего кроме мрака.
Вертер. письмо тридцать
второе.
Предисловие.
Моя дорожная записка мне
нравится, может быть для того что моя, и что я могу смотрется в нее как
будто бы в зеркало.
217
Судя об сей записке довольно выгодно, думаю что
естьтли она попадется в руки посторонних людей, она будет иметь критиков; и из
предосторожности, также и сообразуясь моде делаю к ней предисловие!
Может быть найдут в оной
негладкость слога, граматическия погрешности, выражения не самыя отборныя,
худой размер периодов. Не могу ли я сказать что и не озабочивал себя наблюдением сих мелочных
подробностей, и чрез неисправность таковаго рода желал показать что сие произведение есть не граматиста, но человека
имеющаго сердце. Подобное извинение
приносит Лукулл*) в предисловии истории писанной им на Греческом языке. Естьли
верить ему, он с намерением оставил
в своем сочинении
погрешности против Греческаго
диалекта дабы можно было узнать что
творец онаго Римлянин.
Я хочу предупредить и
другое обвинение: тон повествования неодинаков; но оный не мог и не долженствовал быть одинаков,
поелику писал я журнал. а не роман сочинял надосуге. Я начертывал на бумаге мои
чувствия: я должен был чувствовать различно по обстоятельствам в коих
находился; кроме того движению, теченью
времени и даже погод, надлежало действовать сколько нибудь на мою душу. Сердце
мое сокрушалось когда оставлял я Москву, оно
отдохнуло немного в Вонлярове, в Минске томная меланхолия овлдела моими
мыслями, и излилась на бумагу. Но потом, по мере моего отдаления от любезных мест, тон мой начал становится
веселее, и посторонние предметы не имеющие ко мне никакова нравственнаго отношения, начали
привлекать мое внимание.
Я повторяю что моя дорожная
записка не есть роман, но естьли кто не захочет мне в том верить и
останется при мнении
что это выдуманная сказка, таковый
должен будет по крайней мере согласится что
сия сказка имеет все приметы истинной повести, что составляет нарочитую
похвалу. В заключение скажу я что cиe предисловие написано мною на
всякий случай для посторонних людей, а не для моего друга. Сей по пристрастию своему и без предисловия в
дорожней моей записке найдет много достойнаго его внимания, и заметит весьма
мало недостатков.
*) Лукулл был писатель, искусный полководец и
великий сластолюбец. Огромность его столов и роскошность его более еще славны
нежели победы одержанныя им над Митридатом царем Понтским. Первое вишневое
дерево которое видела Европа было вывезено Лукуллом из владений побежденнаго им
царя, с берегов Евксинскаго (Чернаго) моря. Я сообщаю сие историческое известие
в угодность охотникам до вишен.
218
1797-го Года
Генваря 23-е число.
Я еду туда куда зовет меня
должность. Должность мучительная сердцу моему, поелику разлучает она меня с
родными и с милою. Увы! Прежде нежели кончится день сей, я оставлю Москву,
оставлю город который ** украшает своим присутствием. Мне долго не пользоватся
вечерами, подобными тем трем вечерам, в которые имел я щастие видеть прекрасную,
разговаривать с нею и узнать любезныя свойства души ея! Лишенному всего, мне
останется только надежда — надежда отдаленная, надежда неверная возвращения
дней моего благополучия!
Час отъезда моего, час
разлучений наступает. Простите, ближние мои! Помните благодарность мою и
привязанность к вам, так как я буду вечно помнить все ваши благодеяния.
И с тобою прощаюсь заочно,
друг сердца моего! Не судил Бог тебе увидеть меня в Москве или мне посетить
тебя в Казани!—Ты который всегда читал в душе моей, ты которому известны
столько же сколько мне, самому мои чувствия, мои расположения, ты от котораго
не умел я таить и погрешностей моих, прости! Прости и ты. милая **! Сей вздох
из самой глубины моего сердца, посвящаю тебе! Увы! Я ласкался сего дня увидить
тебя, ласкался, но тщетно, вкусить еще минуту радости!.. Вспомни когда нибудь того
который не престанет заниматся тобою. Прости! еще раз прости!......
Генваря 24-е число,
Я оставил город милый сердцу
моему, в 12-м часу вечера. Странствование мое было не совсем благополучно: мой извощик
сбился с дороги: вместо Можайки попали мы на Звенигородку; и сия ошибка прибавила нам около
пятнадцати верст лишних. Я восне наслаждался благополучием которым долго не
пользоватся мне наяву: видел любезную, прогуливался с нею, обращал к ней речь,
и она отвечала мне благосклонно: она удивляла меня своим разумом и своею
скромностию, так как это было в три незабвенныя для меня вечера.
Мы кормили лошадей в
Перхушкове, селе в 28 верстах от Москвы. Наша подмосковная деревня в приходе онаго.
Перхушковский священник удостоил меня своего посещения: я думаю что он моим
приемом был доволен. Мы вместе пили чай и обедали. Он говорил мне об покойной моей
матери, и давал ей великия похвалы: с каким удовольствием я слушал оныя!— Мой
ночлег был в Hapе, деревне экономическаго ведомства в 66 верстах от Москвы и в 33-х от
Можайска.
219
Генваря 25-е число.
Из Нары поехал я в самую дурную погоду. Но Бог сжалился
надо мною и к утру выяснело и подморозило. В 9 часов прибыл я в Можайск.
Сколько раз в Можайске вспомнил я родных моих, друга, и ту которую сердце мое
успело полюбить так нежно и так
горячо в краткое время пребывания моего в Москве! И привел в
удивление десятилетнюю девочку показав
ей мои пожитки, кошельки,
карманныя книжки с их приборами и проч. Она была очень довольна моею щедростию когда получила от меня гривну. Но какое удовольствие сделал я ей,
подарив еще семь гривен на ленту; и не только ей но и родителям ея!
Они благодарили меня так как бы за большое благодеяние,
называли меня добрым
барином и просили опять к себе, когда
поеду назад!— когда поеду назад!
Весьма приятно было бы мне
сделать им посещение поскорее!
Выехав из Можайска, увидался
я с знакомыми мне особами: мне встретилась княгиня Волконская, дочь князя
Репнина. Она едет с своими детьми в Москву, княгиня сама и сыновья ея обошлись
со мною очень ласково.
Дурное время не дозволило мне
сделать более 21-й версты: я принужден был оотановится в Колоцкой слободе,
заимствовавшей имя свое от Колоцкаго
монастыря, в коем есть сказывают явленный образ Божия Матери.— С какою чувствительностию описывал мне один из колоцких крестьян нужды всякаго рода которыя
терпели поляки посланные в последнюю революцию
в Казань и далее! Нельзя не иметь к ним сожаления, говорил сей добрый человек!
Хоть они были нам и неприятели но все они люди!— Желая утешить его
сострадательное сердце, я сказал ему что им всем по милости Императора
возвращена свобода! Многие из них yже померли, отвечал он тоном
изъявляющим сколько ему
прискорбно что не дождались cии щастливой перемены в своей
участи.
Генваря 26-e число.
По причине худой погоды
выехал я не ранее как в 8-м часу, и сделав 17 верст остановился в селе Дровнине
принадлежащем князю Василью Васильевичу Долгорукову. Неподалеку от онаго села
любезная Москва-река берет свое начало. Д*** монастырь на берегу Москвы-реки,
жилище милой ** близко от монастыря!
Подъезжая к Гжацкой пристани
встретил я княгиню Репнину. и имел честь отдать ей мое почтение. Я с
благодарностию помню, и помнить буду что она в Гродне обходилась с нами прямо
как родная! —Город выстроен
220
очень хорошо, пристань на реке Гжач, и из оной делают большия
отправления пеньки. Я имел здесь посещение от извощика который вез меня три станции
от Семлева до Гжацка, когда ехал я из Гродны в Москву. Он увидался со мной как бы с
другом и говорил с благодарностию что он был очень доволен мною. Приятно
слышать благодарность от тех с кем доходило иметь дело!
Генваря 27-е число.
Я выехал от Гжацкой пристани
во втором часу за полночь. В продолжение ночи сон польстил
любви моей явил мне милую **. Она пела песню, а я слушал...
нужно ли примолвить: с восхищением! —Я обедал в ceле Федоровском в 47 верстах от прежней станции. Но вторую
упряжку сделал я еще 23 версты и
остановился в постоялом доме в десяти верстах за Вязьмою.
В то самое время как проезжал я чрез сей город, находился в оном маиор Козловскаго пехотнаго полку
Штеин, один из лучших моих гроденских
приятелей. Он идет
с полком своим на
непременныя квартиры в Тверь.
Мне весьма жаль что я с ним не мог видется; но я почел за должное уведомить
его чрез письмецо что мы несколько минут дышали одним с
ним воздухом. В карчме нашел я
человека который служил Московскаго гранодерскаго полку премиер мaиopy Ушакову. Он с чувствием
говорил мне о прежде-временной смерти своего господина, и с великою похвалою о
его достоинствах. Сему Ушакову было только 23 года; он ждал подполковничьяго
чина, и креста,—и не дождался! Горячка прекратила жизнь его. Его любили, об нем
сожалеют: он недаром жил на свете!
Генваря 28-e число.
Проехав в ночь 30 верст, остановился я
в селе Чоботове экономическаго ведомства, после обеда сделал я еще столько же,
и прибыл в Дорогобуж. Я нашел там покоец очень хороший. Хозяйка довольно
словоохотливая разсказывала мне, о своей заловке которая испугавшись сеченья на
двенадцатом году ушла из отцовскаго дому пешком в Смоленск. Отец отыскал ее
там, отдал учить грамоте, и назначил быть монахиней. Она была пострижена в
Смоленске и названа Порфирою. Теперь находится в Зачатейском монастыре в
Москве.
Генваря 29 число.
Мы кормили лошадей в
Коровниках, деревне экономическаго ведомства в 36 верстах от Дорогобужа, сделали после
обеда еще 25
верст, и
221
расположились
для ночлега в кармче
принадлежащей княгине Катерине
Андреевне Долгоруковой. При мне
приехала туда же одна докторша. Я вошел с нею
в разговор: она стала говорить о неудачных замужествах, и я мог догадаться из
речей ея что она сама не из числа шастливых
жен.
Моя догадка в cкоре была ею подтверждена: она
рассудила за благо открытся мне,
совершенно: я узнал что она прежде имела
мужем человека пьянаго которому однако
умела подладить; что вторый ея
муж пожив с нею несколько месяцов,
бросил ее и не хочет об ней слышать; что сей ея муж ecть доктором в Рославле, уездном городе Смоленской губернии. Он учился с успехом в Англии и мог бы иметь
более щастия, естли б был не столько
самолюбив и не столько
упрям. Упорность его столь велика что
он всегда лучше соглашался потерять у себя нежели признатся в ошибке и
исправить оную. Мне показалось странно, что он, естли верить жене eго жаловался
на нее
некоторым, что употребляет она на обрезывания ceбе ногтей подаренныя, ей от него
англинския ножницы. Какая причина негодовать на жену! Что принадлежит до нее,
она очень неглупа, и мало женщин вышшаго звания которыя говорили бы так
складно; но мало, думаю, и гаких которыя бы столько же как она были доверчивы!
Генваря 30 число.
К утру приехал я в Смоленск.
Сей город как известно стоит на Днепре и щитается между первейшими
городами Российской империи, по своей древности,
по своему пространству, по числу и по богатству своих жителей. Его местоположение весьма неровное. Соборная
церковь есть старинное здание на
высокой горе с коей виден, сказывают,
весь город. В Смоленске много больших каменных домов и целыя улицы отстроены
очень хорошо.Каменная
стена вокруг всего города, построенная царем Борисом Феодоровичем Годуновым, и
земляныя наружныя работы от польской стороны остаются от древных укреплений.
Смоленск славится в нынешное
время красавицами. Проезжая в последний раз сей город, я сожалел, что не видал ни одной из них, и
особливо что не видал девиц Храповицких. Но в теперешний раз, я о том не сожалею: для
меня в целом свете одна только красавица, одна только на которую взглянуть почел бы я благополучием.
Я от нее далеко... 374 версты, и каждый день прибавляет
разстояние между ей и мною! я не увижу ее... год, может быть и долее!
Я приехал в 4-м часу по
полудни в Воклярово, деревню тетки моей Анны Петровны Вонлярлярской, в 25
верстах от Смоленска. Веселее приехать в такое место где уверен быть принят
ласково, и сделать хозяину
222
удовольствие собою! Я писал сегодня к отцу моему, к
любезной тетке, которую обязан я почитать и любить как мать, к моей сестре, и к
моему другу: в письмах к сестре и к другу, имел я удовольствие упоминать об той
которая занимает первое место в моем сердце.
Генваря 11-е число.
Благодаря Бога я провел
нынешний день у родной моей спокойно и весело—столько сколько могло для меня
быть, тогда как я в разлуке с московскими моими ближними, и с любезным другом, и с милою
**! Общество наше составляли родственники тетки моей со стороны покойнаго ея
мужа. Мне не с кем было промолвить об той которую люблю, но в замену я
спрашивал господ Вонлярлярских приехавших недавно из Петербурга об ея братьях,
которые служат в гвардии в Измайловском полку!
Пробьет 12 часов и я оставлю
Вонлярово, я опять пущусь в путь, буду более и более отдалятся от
всех милых моему сердцу, — пока достигну мест в коих судьба осуждает меня вести
дни мои!
Феврали 1 - е число.
Я проснулся в Красном,
маленьком городе в 46 верстах от Смоленска. Граница Poccии была от Краснова в 16 верстах в то время как
блаженныя памяти Императрица Екатерина Вторая приняла престол. Новая граница
проведенная в последние годы славнаго ея царствования. более нежели в 500
верстах от старой! В Красном и в том самом покое в котором я теперь нахожусь
брату моему стало гораздо хуже!
Я к вечеру приехал в Казьяны,
местечко Могилевской губернии, принадлежащее князю Любомирскому н находящееся в
33-х верстах от Краснова и в 30 от Орши.
Февраля 2-е число.
Я и в пришедшую ночь имел
щастие видеть восне милую ** ужинать где-то с нею, и сидеть за столом
насупротив ея! Я проезжал ночью чрез Дубровну, большое местечко купленное
князем Любомирским у покойнаго князя Потемкина-Таврическаго, преж сего славное своими фабриками. К утру
прибыл я в Оршу, и не без опасности перевозился под сим городом чрез Днепр. В
Орше виделся и с порутчиком Высоцким, коего знал в Гродне. Он едет из Казани к
своему полку в Вильну. Я позавидовал ему что он был в Казани, в том городе в котором живет мой Вельяшев!
с каким бы удовольствием, с каким бы восхищением обнял я моего друга!
223
Сделав во вторую упряжку 30
верст приехал я в
Коханово, большую деревню в 17 верстах от Толочина. Толочин перестал быть
пограничным. городом России в 1793 - м году, когда по второму разделу Польши, Минская
губерния и Красноруссия (Подолия и Волынь) достались Империи Российской. Из Коханова писал я с одним
бомбандиром в Вильну к двоюродному моему брату князю Гагарину, я уведомлял
его что я в дороге и в скоре буду недалеко от тех мест в которых находится он.
Февраля 3-е число.
Дорога, которая на сих днях
очень поиспортилась по милости Божией, становится лучше! Я к утру приехал в
Словень, деревню ксендза Корсака, в: 3-х милях (15 верстах) за Толочиным. Один
из тамошних крестьян не зная как меня почтить, безпрестанно называл меня
«величеством». Я не мог растолковать ему что сей титул принадлежит только однем
корованным особам!
После обеда сделал я семь
миль почти всю лесом; я несколько раз переезжал реку Бобр. Солнце заходило
очень хорошо; и как приятно было видеть пурпур мелькающий сквозь грубую зелень
сосен и елей! Я остановился в Наче, деревне принадлежащей князю Радзивилу.
Февраля 4-е число.
Я проехал в ночь 6 миль и
проснулся в Борисове, городе весьма посредственном. Там нашел и офицера Московскаго
гранодерскаго полку, от коего узнал что сей полк выступил уже из Вильны и что
двоюродной мой брат князь Гагарин должен быть теперь в дороге. Мне будет очень
прискорбно естьли мы с ним разъедемся! Я получил также некоторыя сведения
касательно до Муромскаго полку в коем сам я нахожусь: может статся оный уже в
Гродне: и мне надлежит ехать туда а не в местечко Рожану так как было
прежнее мое расположение!
После обеда переезжал я на
пароме реку
Березину, под Борисовым, и сделав 5 1/2 миль, остановился в Плисе, деревне
князя Радзивила, в 8 милях от Минска. От местечка Бобра я еду лесом, который
сказывают, идет ха Минск, и принадлежит весь Радзивилу.
Феврали 5-е число.
Я к утру прибыл в Минск,
губернский город на реке Свислоче. Сей город есть из числа больших городов; но
не из числа хороших: лучшее украшение делают ему монастыри, которые довольно
огромны, и которых
224
щитают около дватцати. В Минске может быть пять
тысяч жителей или и более.
Я писал от сюда к родным моим
в Москву и уведомлял их о принятом мною намерении ехать прямо в Гродно. После обеда прохаживался
я по городу. видел несколько монастырей готической архитектуры, — видел
несколько больших домов и множество лачужек. Минск не есть город по моему
вкусу!
Жид, у котораго я остановился
по моему виду: заключил что я должен быть нездоров. Он не совсем ошибся: я болен духом: мне грустно! Хозяин мой докучает
мне своею услужливостью, он поминутно является ко мне а я бы желал быть один,
чтобы мыслями быть с теми которых люблю! Я совещусь сказать ему что его
присутствие мне в тягость!
Может статся есть люди
которым минута уединения несносна! Что принадлежит до меня, мне приятно быть с
самим собою. Я даю волю моему воображению: оно переносит меня от сцены к сцене, изображает
живо в моей памяти прошедшие годы моей жизни представляет мне отсутствующих любезных, и в
то время как нахожусь я с ними в разлуке, его обольщение дает мне вкушать приятность свидания!
Милая ** Сколь часто
воображение льстя сильнейшей привязанности души моей, являет мне тебя! И из ясняю тебе мои чувствования, ты
выслушиваешь меня благосклонно, ты соглашается быть моею! И я вне себя от
восхищения! Но очарование не бывает продолжительно, призраки моего воображения
исчезают, я престаю мечтать—чтоб сожалеть о сладостном изступлении ума в котором я находился! Вертер!
Я не удивляюсь что конторщик отца твоей Шарлоты мог говорить с восторгом об
времени которое провел он на цепи в безумном доме. Он не чувствовал что он лишен
свободы: пружины его воображения были натянуты, страсть занимала всю его
способность мыслить; дни, недели и месяцы протекали для него в мечтаниях,
подобных тем, которыми наслаждаюсь я только по нескольку минут, и с которыми нет, в cвете ничего сравнительнаго — кроме
разве событий оных в самой вещи!
Февраля 6-е число.
Я оставил Минск в 12 часу вечера, сделал в ночь пять добрых
миль, и прибыл к утру в Кайданово, большое местечко князя Радзивила. Миля
которую в здешних местах называют доброю верно не кажется такой) дорожным,
поелику достоинство ея состоит, в том что она в полтора а иногда и вдвое больше
мерной пяти-верстной мили.
Во вторую упряжку проехал я
еще пять очень добрых миль до Столп-
225
цов, местечка князя Черторижскаго. В сем местечке
есть доминиканскаго ордена монастырь и униятская церковь. За милю от Столпцов
оканчивается большой Радзивиловской лес.
Февраля 7-е число.
Под Столпцами перевозился я
на пароме чрез Неман, который в 6 милях от туда берет свое начало. Мир местечко
князя Радзивила находится от Столпцов в 2-х милях. Обветшалый Мирский замок с башнями по углам его,
и с подъемными мостами приводит на память давно минувшие дни злах волшебников и
добродушных рыцарей! С каким удовольствием я всегда читаю чудныя похождения Амабигов и
Лизуартов, и пробегая слегка басни с которыми перемешаны оныя, любуюсь милыми свойствами, коими
отличался век их, век столь несходный с нашим! Мы не видим в нынешния времена
подобных им неустрашимых защитников невинности, подобных им постоянных любовников,
подобных им строгих наблюдателей законов чести: и мы которые уступаем им во
всех добродетелях, мы смеем самыя их добродетели обращать в посмеяние!
Дорога за Столпцами очень дурна, снегу совсем нет: и я с великою
трудностию мог сделать три мили, и дотащится до Волчьяго Болота, деревни графини
Ходкевичевой.
После обеда сделал я не более
как одну семиверстную милю: сани под моей кибиткой изломались, и я должен был
остановится в местечке Турце. В Турновской волости которая принадлежит графине
Хидкевичевой щитают два местечка Турец и Кремичи, пристань на Немане, осмнатцать
сел, и семь фольварков, или усадьб. В Турце необходимость заставила меня купить
себе польскую бричку: я заплатил за нее 25 рублей бумажками. Не очень я
люблю эти брички: легки как польские умы, оне валки также как оные; и, думаю,
не могут прослужить долго!
Февраля 8-e число.
Я сделал в ночь 4 1/2 мили и
прибыл к утру в Новогродск: сей город будучи польским имел своих воевод. Он
стоит на хребте высокой горы и виден за 12 верст. Новогродск посредственно
велик и посредственно хорош, но мало городов которые делали бы столько виду
издалека. Дорогою со мною случилось нещастие: от неприборчивости моего человека
пропал мой серинькой англинской фрак с бълыми пуговицами, который был еще
довольно нов, и который я очень любил. Не предвещает ли мне сия потеря какой
радости? Говорят будто бы небольшия беды бывают перед большими благополучиями:
примета коей справедливость доказана быть не мо-
226
жет! Но я советую однако придерживаться оной: она
полезна тем что заставляет сносить великодушно маленькия неприятности которых в
жизни на часть каждаго достается довольно!
После обеда я сделал две мили
с половиною (шестнатцать верст мерных) и остановился в карчме принадлежащей к
Новинам, деревне господина Салтана. Дорога от Новогрудка до Новин и от Новин до
местечка Белиц проходит сквозь лес.
Февраля 9-е число.
Отьехав около семи верст от
Новин, мы имели нещастие попасть в лужу. Правыя колеса моей повозки увязли: но сама она всио была
еще на перевесе, и я лежал в ней спокойно, ожидая чтобы люди мои, выпрягши
лошадей, высвободили оную. Недолго находился я в сем безпечном состоянии,
повозка моя стала опускатся ниже: и мне самому быть бы в луже неминуемо, естьли
б люди мои не подоспели ко мне. Они вынули меня из брички и перенесли чрез воду
на руках. Это происходило, думаю, в 4-м часу; ночь была темная. ни одной
звездочки не блистало на небе, ветер шумел уныло в сосновой роще: и в cию меланхолическую пору между
тем как люди мои трудились около повозки — я сидел посреди рощи на льду... один... и думал. Вы
не угадаете, друзья мои, что занимало мои мысли. Я размышлял не о
коловратностях судьбы, не о помешательствах которыя встречаются так часто
человеку в исполнении его намерений, хотя обстоятельство, время и место.
казалось, позывали к сему роду размышлений! Нет, милые! Я думал как живее и красноречивее представить
вам мое похождение! Бог всегда помогает в нужде: мы, по милости его, нашли
оставленные кем-то шесты, и с помощию оных люди мои вытащили бричку. Лошади
были снова запряжены; и мы поехали как будто бы с ночлега, сделали в ночь две
мили с половиною, и переправившись чрез Неман расположились в Белицах, местечке
принадлежащем господину Муравскому.
Я здесь имел удовольствие
видеть выученнаго медведя; он плясал и исполнял очень хорошо все чего хозяин
его от него требовал. Ну, естьли бы некоторые из записных наших таниовщиков
видели ловкость и искуство медведя о коем я говорю! каково было бы их самолюбию
сделать признание что и етот может отличатся тем родом достоинства, без коего им самим
не осталось бы совсем ничего?
После обеда отъехав три
добрыя мили остановился я в Желудке, местечке господина Тизенгаузена. Дорога очень
нехороша; и я не смею надеятся поспеть завтра в Гродно, так как имел бы я
желание.
227
Февраля 10-е число.
Сделав в ночь 4 мили прибыл я
к утру в Каменку, небольшое местечко того же господина Тизенгаузена. По дороге
ни о чем другом не говорят как об мужественном виде, и об вежливом обращении
графа Орлова-Чесменскаго, который был проездом в здешних местах, и об короле
польском, который по приглашению нашего Императора отправился на сих днях из
Гродны в Петербург. Слышно что Их Императорския Высочества великия князья выедут
навстречу к королю в Ригу.
После обеда отъехал я две
мили с половиною и остановился в Скидле, местечке которое принадлежало королю
польскому, и ныне состоит в ведомстве литовской экономии.
Февраля 11-е число.
Я проснулся в деревне
Жидомле, находящейся в двух милях с половиною от последней станции, и в
трех милях от Гродны. Сия деревня принадлежит генерал-майору Тормасову, коему
она была пожалована в прошлом 1796 году покойною Императрицею.
Я поехал из Жидомли в 11-м
часу. Едучи видел я вдали или думал видеть Кохановския рощи, видел красивый
павильон Понемунский, видел в праве от дороги веселый лесок который посещал я
часто в минувшее лето. Я вспомнил уединенныя мои прогулки, и приятныя часы
проведенные мною в собеседованиях с природою и с самим собою! И cиe напоминание
отдалили от меня на одну минуту чувствие моих печалей!
Я теперь в Гродне! Въезжая в
сей город, я воздохнул по вас, любезные! И мысль что я не с вами сильнее нежели
когда подействовала на мою душу. Сколько дней, недель и месяцов, — может быть
сколько лет пройдет прежде нежели вас увижу! Но сердце мое, сердце коему вы
столько милы, не престанет вами заниматся. Вы друзья мои! не забывайте меня,
утешайте горесть мою частыми письменными уверениями что ваши чувствия ко мне не переменились!
И ты от меня далеко, очень
далеко, ты которая мне дороже всего в свете, ты которой ничто заменить мне не
может! Увы в сей стороне чуждой сердцу моему, я буду жить не наслаждаясь никогда
твоим присутствием, и твое любезное имя не обрадует моего слуха! Иногда...
изредка... друзья мои, те коим вверил я тайну моей к тебе привязанности,
отпишут ко мне об тебе. — щастлив я естьли когда отпишут они что ты удостоила
обо мне вспомнить!