Гаррис Д., лорд Мальмсбери. Россия в царствование Екатерины II (переписка английского посланника при дворе Екатерины II, 1778-1783). // Русский архив, 1874,

1781 год – кн. 2, № 11, стб. 737-822;

 

 

Гаррис Джеймс, лорд Мальмсбери – английский посланник при дворе Екатерины II 1778-1783 гг.

Екатерина II и характеристика ее двора, граф Панин, князь Потемкин, Орловы, фавориты и приближенные. Вопросы внешней политики, характеристики и отзывы об иностранных послах при русском дворе.

 

Сканирование – Михаил Вознесенский

Оцифровка и редактирование – Юрий Шуваев

 

 

ЛОРД МАЛЬМСБЮРИ (ГАРРИС) О РОССИИ В ЦАРСТВОВАНИЕ ЕКАТЕРИНЫ II-й *).

 

737

 

1781-й год.

 

1.

 

ПИСЬМО ЛОРДА СТОРМОНТА ГАРРИСУ.

Сент-Джемс, 20-го Января 1781 года.

 

Князь Потемкин высказал виды своей государыни на важный предмет, на весьма ценное владение, которое страна наша всегда желала приобрести, и старалась удержать за собой. Минорка, кроме многих действительных выгод, стоит весьма высоко во мнении всей нации — обстоятельство, на которое следует обратить внимание, при конституции, подобной нашей. Если когда-либо министру нашей страны случится разстаться с таким владением, он должен сделать это на основаниях достаточно сильных, чтобы оправдать эту уступку перед общественным мнением.

Правда, существует самая великая разница между уступкой значительнаго владения врагу и передачей его нейтральному другу и союзнику, в замен сильных и существенных доказательств дружбы и как залог прочнаго союза; жертва, конечно, и в этом случае была бы велика; но всякая жертва, не противоречащая чести и достоинству, может иметь свою цену. Князь Потемкин тотчас же усмотрел все выгоды, которыя появятся для России от подобнаго приобретения; но говорил лишь в весьма общих и неопре-

 

*) См. 1-ю книгу Русскаго Архива сего года стр. 1465 и выше стр. 143 и 349. Лорд Стормонт заведывал в то время иностранными сношениями Англии. П. Б.

 

 

738

 

деленных выражениях об услуге, которую императрица обяжется оказать нашей стране; а между тем очевидно, что такая жертва не может быть принесена иначе, как за большую и действительную услугу. Хотя по обыкновению и не принято в вопросах, столь щекотливаго свойства, с первых же шагов вдаваться в подробности; однако, соображение это должно уступить место желанию сноситься с той неограниченной доверенностью, на которой императрица столько настаивает и на которую мы и с ея стороны вполне разсчитываем.

На этом основании, король прямо обратился к сущности дела; и, посоветовавшись с доверенными лицами, его величество уполномочил меня передать вам, чтобы вы сообщили условия, на которых только и может быть сделана столь великая и значительная уступка. (Читайте с величайшим вниманием то, что следует ниже). Императрица России произведет возобновление мира между Великобританией, Францией и Испанией на следующих условиях. Парижский трактат 1762 года послужит основанием договора, который будет заключен; он будет возобновлен лишь с теми изменениями, относительно взаимных владений держав, которыя произведены случайностями войны; при решении этого вопроса, настоящей uti possidetis примется за правило, если только договаривающияся стороны не пожелают сделать в нем некоторых изменений по взаимному соглашению. Будет поста-

 

 

739

 

влено непременным условием, чтобы Французы немедленно очистили Рот-Эйланд и всякую другую часть колонии его величества в Северной Америке. Не произойдет никакой уступки или соглашения по отношению к непокорным подданным его величества, которым никак нельзя позволить вести переговоры через посредство иностранной державы.

Если императрица России заключит мир на условиях, здесь изложенных, то в таком случае, король уступит ея императорскому величеству и Российской императорской короне остров Минорку, и уступка эта произойдет по возможности скоро после того, как первоначальныя условия вышеупомянутаго мира будут подписаны. При этом будет заключен договор насчет постояннаго оборонительнаго союза между Великобританией и Россией, и в состав этого договора войдут уступка и гарантия Минорки, а акт этот подпишется в один день с вышеупомянутыми предварительными переговорами. — Хотя уступка эта должна быть условна и не может иметь места прежде выполнения означенной услуги, однако действительные переговоры могут начаться немедленно, хотя по многим причинам их следует в настоящую минуту сохранить в величайшей тайне. — Когда Русская императрица вступит во владение Миноркой, она купит всю артиллерию и военные запасы, которые там окажутся; она также примет на себя непременное обязательство в том, что порт и гавани Минорки будут во всякое время открыты для военных судов его величества, а также для всех крейсеров; и все суда, принадлежащия торговым подданным его величества, будут иметь свободный вход туда, не платя ничего, кроме обычных портовых пошлин, платимых ими и в настоящее время.

Во избежание внезапнаго нападения на Минорку во время настоящей войны, Русский флот в Средиземном море получит при-

 

 

740

 

казания насчет внимательнаго охранения этого острова.

Вы видите, с какой откровенностью мы тотчас же зашли так далеко, как только возможно. Теперь самое короткое время покажет, ошибается ли князь Потемкин или нет относительно намерений ея императорскаго величества. Перед ней открывается обширное поле, достойное ея талантов, и богатая жатва славы ожидает ее при выполнении этого плана.

 

2.

 

ПИСЬМО ГАРРИСА СЭРУ РОБЕРТУ КЕЙТУ, В ВЕНУ.

Петербург, 10-го Января 1781 г.

 

Вам так хорошо известен наш разрыв с Голландией, что я считаю лишним об нем распространяться ¹). Это событие, как и все прочия, было представлено императрице в совершенно-искаженном виде. Министры ея, как за границей, так и дома, пристрастны и заражены предубеждениями в своих сношениях и докладах ²). Я постарался представить ей факты в их истинном свете и, кажется, могу смело сказать, что врагам нашим, не смотря на всю их деятельность, никогда не удастся обмануть ее на столько, чтобы внушить ей, что поддержка Голландии в настоящих ея спорах есть casus foederis конвенции, только что подписанной здесь.

Его Прусское величество употребляет всевозможныя усилия, чтобы убедить ее в этом, и охотно бы сам сделался членом нейтральной лиги достаточно заблаговременно, чтобы вступиться за Голландцев.

Я слышал, что он предлагает им войско, в каком угодно количестве, а Датча-

 

¹) 23 Декабря 1780 г. Английский посланник выехал из Гаги; Голландский, в свою очередь, был вызван из Лондона, и была объявлена война между этими державами.

²) О разрыве Англии с Голландией доносил государыне князь Голицын.

 

 

741

 

нам денег, сколько потребуется, лишь бы только они употребили корабли свои, против нас.

Могу сообщить вам под величайшей тайной, что император предложил императрице договор, относительно оборонительнаго союза и взаимной гарантии всех их владений по тому же плану, как и в 1746 г. Он прибавляет, что договор этот может быть составлен в таком смысле, чтобы не уничтожать уже существующия обязательства между ним и Францией и между императрицей и Пруссией. Она вполне готова принять это предложение и уже приказала графу Панину переговорить об этом предмете с Кобенцелем. Это составляет глубокую тайну и было написано собственноручно императором. Будемте стараться изо всех сил, дорогой сэр, о том, чтобы и нас допустили к участию в этом союзе.

 

3.

 

ИЗВЛЕЧЕНЫ ИЗ ДЕПЕШ ГАРРИСА ЛОРДУ СТОРМОНТУ.

Петербург, 15-го Января 1781 г.

 

Теперь я имею удовольствие сообщить вам за достоверное, милорд, то, что еще в прошлом письме казалось мне лишь правдоподобным, а именно, что императрица с величайшей готовностью согласилась на соединенное вмешательство вместе с Двором Прусским в дела Англии и других воюющих держав. Она согласна на все пункты предложений императора, признает Вену местом самым удобным для открытия переговоров и, на основании желания Австрийскаго министерства, назначает князя Голицына, действующего там теперь, быть ея уполномоченным при этом случае. Смею прибавить, что она ожидает курьера из Лондона с таким же нетерпением, как и я сам.

Друг мой, который должен был придти ко мне вчера, вдруг так захворал, что принужден был лечь в постель. Чувствуя необходимость видеться с ним, я, хотя со-

 

 

742

 

всем не был расположен выходить из дому, однако нашел случай зайти к нему в то время, когда знал, что найду его одного. Он подтвердил все, сейчас мною написанное, и прибавил, что никогда не видел ея императорскаго величества в таком воодушевленном и торжествующем настроении, как при настоящем случае. Он говорил, что она вполне одобряет внимание, оказанное нами Венскому Двору, и что с тех пор, как она имеет такого могущественнаго союзника, я могу ожидать от нея всякаго доказательства дружбы. Затем он упомянул о плане предполагаемаго союза и прибавил, что императрица пожелала, чтобы граф Панин письменно изложил свои мысли насчет этой меры; но он был на столько несостоятелен, что высказал мнение в пользу ея, между тем как это явно противоречит его правилам и поведению. Однако, для тех, кто его знает, тут нет ничего необыкновеннаго, так как он поставил себе неизменным правилом ни о чем не спорить на первых порах.

Я указал на возможность желания короля Прусскаго принять участие в этом посредничестве и прибавил, что в таком случае не только нельзя было разсчитывать на его безпристрастие, но что, по всей вероятности, при таком обороте дела император от него откажется. Мой друг не оставил мне на этот счет ни малейшаго сомнения. Он уверил меня, что Прусское влияние быстро упадает и что всякая попытка, сделанная с целью возобновить его, лишь ускорит окончательное его уничтожение.

 

4.

 

Петербург, 19-го Января 1781.

 

Невозможно, чтобы вы видели в более ярком свете, чем я, настоятельную необходимость не дать императрице быть обманутой, как относительно побуждения, так и относительно самаго образа действий при нашем разрыве с Голландцами. Я чувствую, что последствия благоприятнаго дела, которое

 

 

743

 

теперь в ходу, вполне зависят от истиннаго понимания этого вопроса императрицею; что удача моя в этой борьбе определит всю ея дальнейшую политическую деятельность и что это событие или оправдает торжество наших врагов, или навсегда уничтожит их надежды.

В эту минуту мой друг болен и лежит в постели, так что ему невозможно передавать мои слова ея императорскому величеству, которая с своей стороны не выходит из комнаты вследствие простуды и ревматизма.

Вам, милорд, известны чувства графа Панина; от него нельзя ничего ожидать; его цель прямо противоположна той, которую я преследую, и не в моей власти заставить его действовать против его мнений и интересов.

В таких обстоятельствах единственный человек, от кого я мог надеяться получить некоторую выгоду, был частный секретарь императрицы, и то только потому, что это личность честная и незараженная предразсудками, и с ним с одним, кроме двоих вышеупомянутых лиц, императрица разсуждает об иностранных делах. Безбородко ежедневно возвышается в ея уважении, и я отправился к нему вчера утром с целью распространиться о том, что я уже говорил ему недели две тому назад и тем поставить его в возможность при разговоре с государыней сообщить ей верныя и точныя сведения.

Поэтому я обратился к нему, как к доброму и верному подданному, от котораго я не просил ничего, кроме удобнаго случая передать прямую и простую истину. Я просил его вспомнить весьма сериозное свойство обиды, нанесенной нам Голландцами и заставившей нас потребовать от них удовлетворения; просил его вернуться к тому времени, когда это было совершено, и заметить, что первый проэкт этой меры должен был состояться одновременно с Французской декларацией 1777 г., если не раньше; что это было преднамеренное и обдуманное враждеб-

 

 

744

 

ное действие, признанное его автором, и хотя, правда, отвергнутое генеральными штатами, однако из их же поведения можно было заключить, что они, осуждая изменников, были весьма не прочь участвовать в выгодах, полученных изменой; что почти с предосудительным терпением мы дали им больше месяца для того, чтобы отвечать на наши представления; что по истечении этого срока первый ответ их состоял в том, что они приняли это дело ad referendum; второй же ответ был еще оскорбительнее передачею вопроса на обсуждение суда, и что не прежде как король, мой повелитель, убедился, что они прибавляют дерзость к безчестности, он прибегнул к тем энергическим мерам, которыя по долготерпению своему столько медлил привести в исполнение; что я был убежден, что он слишком сведущ в международных правах и в droit public (государственном праве), чтобы не видеть всей силы оскорбления и насмешки, заключавшейся в предложенном удовлетворении; что обида, нанесенная государству, могла быть наказана только государством же, и что республика поступила бы столь же основательно, поручив переговоры о войне или мире начальнику полиции, как и наказание пенсионера Амстердамскаго; что я ничего так не желаю, как получить от императрицы решение, подсказанное ея собственными чувствами. Будь она в нашем положении, я уверен, что она поступила бы точно также, как поступили мы, и сочла бы нас недостойными ея уважения, если бы, в час затруднения и опасности, мы трусливо и терпеливо снесли обиду, нам нанесенную; что требовалось весьма немного логики, чтобы опровергнуть другую неуместную мысль, которой были полны наши противники и заставить всякое безпристрастное лицо убедиться, что нейтральная лига не находилась ни в малейшем отношении к нашему разрыву с Голландией. Если она желала, как сама мне много раз повторяла, возобновить мир, то ей следовало уклоняться оказывать под-

 

 

745

 

держку Голландцам. В случае, если бы она это сделала, это бы затруднило исполнение ея собственных намерений и продлило бы на неопределенное время войну, окончания которой, невидимому, она так пламенно желала.

Секретарь императрицы выслушал с величайшим вниманием все, мною сказанное. Он уверил меня своим честным словом, что до сих пор он ни из действий, ни из разговора ея императорскаго величества не мог заметить и отдаленнейшаго намерения вступиться за Голландцев или поддержать их. Напротив того, она приказала графу Панину сказать их посланникам, что если они ожидают от нея поддержки, то должны быть безпристрастнее и умереннее.

Он прибавил, что весьма мало вероятия насчет того, чтобы король Прусский добился здесь дальнейшего влияния и что императрица поступает теперь на основаниях совершенно противоположных его мыслям.

В заключение он обещал передать императрице все мною сказанное и через несколько дней сообщить мне ея ответ.

 

5.

 

ИЗ ДЕПЕШИ ЭЛЛИОТА ЛОРДУ СТОРМОНТУ, ПЕРЕСЛАННОЙ ГАРРИСУ.

Берлин, Февраль 1781 г.

 

Я узнал из весьма тайнаго источника следующее обстоятельство. Русская императрица написала королю Прусскому собственноручное письмо, где выражает затруднение, происходящее для нея от разрыва между Великобританией и Соединенными Провинциями, и при этом желает знать, будет ли она поддержана его Прусским величеством в случае, если ея усилия поддержать ея новых союзников вовлекут ее в войну.

 

6.

 

ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ ПИСЬМА МИСТЕРА ЭЛЛИОТА ГАРРИСУ.

Берлин, 10-го Февраля 1781 г.

 

Тоже лицо, которое сообщило мне содержание письма Русской императрицы к коро-

 

 

746

 

лю Прусскому, передало мне с тех пор следующее важное сведение.

Императрица, предвидя мало вероятия к получению поддержки его Прусскаго величества в войне с Великобританией, в заключение своего письма выражает желание, чтобы его Прусское величество предложил свое вмешательство Соединенным Провинциям. Ответ короля, как мне достоверно известно, состоял в том, что он видел в настоящей войне лишь войну морских держав, что предмет ея казался ему неважным для России и еще менее важным для его собственных владений; что в случае, если бы он принял участие в споре, спор сделался бы всеобщим, война на континенте была бы неизбежна; что относительно его вмешательства являлись препятствия непреодолимыя, кроме неизвестности, в которой он находился насчет морских дел и настоящаго положения Европы.

 

7.

 

ИЗВЛЕЧЕНИЯ ИЗ ДЕПЕШ ГАРРИСА ЛОРДУ СТОРМОНТУ.

Петербург, 2-го Февраля 1781 г.

 

Ответ ея императорскаго величества на ноту, переданную графу Панину Голландскими посланниками ³) составлен приблизительно в следующем смысле. Ея императорское величество готова подкрепить нейтральную конвенцию с республикой, которую она уже подписала и, конечно, выполнит всякое обязательство, налагаемое на нее этим актом; но так как настоящий разрыв между Великобританией и Голландией происходит от причины вовсе до этого акта не касающейся, то Голландцы не имеют ни малейшаго основания требовать от нея помощи.

 

³) Они только что представили императрице ноту, в которой требовали от нея помощи, взаимно-обязательной для всякой из нейтральных держав в случае нарушения их правил воюющими державами. Требование это высказывалось, как неоспоримое право, на том основании, будто бы Великобритания поссорилась с Голландией единственно по поводу вооруженнаго нейтралитета.

 

 

747

 

Хотя Голландским посланникам еще не вполне известны намерения ея императорскаго величества, тем не менее они почитают свое дело потерянным; и я слышал, что Старенберг был достаточно неосторожен, что стал упрекать графа Панина за то, что он покидает их, заведя так далеко. Русский министр, однако, и сам участвует в их разочаровании и, следуя общей методе, употребляемой здесь, когда что-нибудь пойдет неудачно, не выходит из дому, сказавшись больным. Граф Иван Чернышев следует его примеру, и с воскресенья оба они сидят дома под предлогом болезни и принимают только самых близких друзей.

 

8.

 

Петербург, 2-го Февраля 1781 г.

 

Я постоянно старался поддерживать знакомство с Орловыми; и, хотя они отъявленные враги моего друга, но мне до сих пор удавалось сохранять с ними хорошия отношения, не навлекая тем на себя его раздражения. Задача эта была мне весьма облегчена их особенно-либеральным характером и их доброжелательством к Англии, основанном на патриотизме и на здравом смысле. Граф Алексей, самый просвещенный и самый деятельный из всего семейства, хотя и не в милости, однако имеет большое влияние всякий раз, как говорит с императрицей; он особенно ясен в своих речах, счастлив в выражениях и говорит императрице с такой свободой, которую бы никто другой не смел употребить.

Я много разговаривал с ним по его приезде и сделал все, что от меня зависало, с целью уговорить его вызвать императрицу на разговор о политических предметах. Вчера он сообщил мне разсуждения, происходившия между ними в понедельник. Поводом к ним послужило то, что еще в субботу императрица спросила у него, почему в последнее свое путешествие он не посетил Англии. Он отвечал посреди многочисленнаго общества, что ему совестно бы-

 

 

748

 

ло показаться в королевстве, которому Россия была стольким обязана, показаться в ту минуту, когда Русский флот отправлялся в море с целью действовать прямо вразрез с самыми существенными интересами этого королевства; что, появившись в Лондоне, он бы ожидал, что все его старинные знакомые Средиземнаго моря отвернутся от него. Когда императрица попробовала опровергнуть сказанное им, он, продолжая говорить совершенно громко перед всем обществом, пустился в подробности насчет нашего дружественнаго образа действий во время последней войны, чему он сам был свидетелем, что, по словам его, и было причиной той небольшой славы, которую он получил.

В то время императрица ничего более не отвечала, но послала за ним в понедельник и приняла его наедине. Она тотчас же вернулась к предмету субботняго разговора, и, сознавшись, что не совсем довольна собственным поведением относительно Англии, спросила его мнения насчет настоящаго положения дел. Он отвечал, что его политическия чувства были всегда одинаковы; что он почитал Французов народом безчестным, фальшивым и враждебным, как для нея, так и для ея империи; что если поведение их изменилось, намерения их оставались неизменными, и что он с величайшим огорчением видит, как их льстивыя и вкрадчивыя речи незаметно привели ее к мерам столь противным ея прежней системе и столь вредным для ея собственных интересов; что Англичане были (он сознавался в том) менее вежливы, чем Французы, но за то гораздо более искренни; что они были единственными верными и полезными друзьями, на которых Россия могла разсчитывать; и если она равнодушна к уважению и мнению нации, подобной нашей, то и не должна была так сожалеть о потере ея дружбы и расположения. Затем он передал ей то, что сам слышал за границей о роли, которую Французская и Прусская партия при-

 

 

749

 

писывают ей в Европе; сказал ей, каким образом они употребляют ея имя; — словом, повторил ей то, что она так часто слышала от меня и на чем князь Потемкин так часто настаивал. Когда те же самыя мысли были ей высказаны таким человеком, как граф Алексей, оне сильно на нее подействовали.

Императрица отвечала, что она чувствует справедливость его слов, сознает, что заблуждалась в своих действиях, прибавив, что она зашла слишком далеко; но намерена поправить все дело, дав своим друзьям, Англичанам, хороший и прочный мир. Затем она, по словам его, пустилась в самыя сильныя уверения своего неизменнаго уважения к Британскому народу, выражала величайшую радость по поводу наших успехов в Джерсее и, выражаясь его собственными словами, была столько же за Англичан, как и он сам.

Я не скрыл от графа одолжений, оказанных мне князем Потемкиным, а также изложил ему действительныя и ежедневныя доказательства его дружбы, которой одной я приписывал то, что мне удалось удержаться здесь в милости; я прибавил, что, как ни всемогущ этот любимец во многих отношениях, но вследствие мысли, внушенной императрице моими противниками, что он получает все свои политическия мнения от меня, она, разговаривая с ним об иностранных делах, уже не относилась к его мнениям с тем вниманием, которое она оказывала ему во всех других отношениях; что поэтому зависело от него (графа Алексея) оказать мне весьма значительную услугу особенно в отношении двух вопросов, из которых об одном именно ему более подобало разсуждать, чем кому бы то ни было в целой Империи. Первый вопрос состоял в том, чтобы убедить ея императорское величество в необходимости для Америки остаться в полной от нас зависимости, столько же в видах ея пользы, как и

 

 

750

 

нашей собственной. Второе же дело, ему предстоявшее, было отговорить императрицу от включения в мирный трактат правил вооруженнаго нейтралитета. По мнению моему, никто не мог так основательно разсуждать об этом предмете с императрицей, как он сам, который командовал ея флотом на Средиземном море и конечно, видел, что первый параграф ея знаменитой декларации заключал в себе явную ошибку; и если бы его офицеры соображались с этими правилами, они бы никогда ничего не взяли. „Императрица не может не согласиться с справедливостью ваших слов", прибавил он, „когда услышит их от двух лиц, столь разных, как князь Потемкин и я, которые никогда до сих пор не сходились в мнениях."

 

9.

 

ДЕПЕША ГАРРИСА ЛОРДУ СТОРМОНТУ.

Петербург, вторник, 16-го Февр. 1781 г.

 

В понедельник иностранные министры имели честь быть приглашенными в ту часть дворца, которая называется Эрмитажем, где после Французскаго спектакля, мастерски исполненнаго некоторыми молодыми людьми из здешняго дворянства, были бал и ужин; а в пятницу ея императорское величество провела вечер у шталмейстера, куда также был приглашен весь дипломатический корпус.

Мой друг болен и лежит в постели. Нездоровье его происходит единственно от страннаго его образа жизни и, пока он не переменит своих привычек, он не может разсчитывать на то несокрушимое здоровье, за которое, по-видимому, ручается его крепкое телосложение. Так как его настроение и расположение духа обыкновенно страдают в подобных случаях, то болезнь его всегда производить остановку в делах, особенно потому, что она препятствует ему бывать у императрицы, а сама она уже не ездит к нему, как бывало прежде. Вы, ми-

 

 

751

 

лорд, вероятно читали чрезвычайно-необыкновенное письмо здешняго Голландскаго резидента, напечатанное во всех иностранных газетах, с прибавлением в большей части из них (а особенно в Клевской Газете) комментария, наполненнаго личными обвинениями насчет того, будто бы я пробовал подкупить Русских министров. Императрица, которая в четверг и в пятницу отличала меня даже больше, чем обыкновенно, говорила со мной по этому поводу, при чем сказала: „если досада и раздражение производят разлитие желчи, то это скорее должно было постигнуть автора этой статьи, а не меня" ⁴). Затем, обратившись к избранному обществу, с которым она ужинала, она принялась шутить чрезвычайно остроумно и юмористично. Все содержание ея разговора доказывало сильнейшую к нам дружбу и расположение.

 

10.

 

ИЗВЛЕЧЕНИЯ ИЗ ДЕПЕШ ГАРРИСА ЛОРДУ СТОРМОНТУ.

26-го Февраля 1781 г.

 

Обмен ратификаций конвенции с Голландцами уже произошел, подарки с каждой стороны уже сделаны, и все дело совершенно окончено. Императрица по-прежнему тверда в своем намерении исключить республику из того покровительства, которое бы эта конвенция доставила им в случае, если бы они остались нейтральными. Она поручила своим министрам отвечать на всякую просьбу, получаемую ими от посланников, что, пока они сохранят свое настоящее положе-

 

⁴) История, на которую тут намекается, была повторена несколькими Французскими я Английскими писателями и состояла в следующем: будто бы сэр Д. Гаррис написал бумагу, опровергающую основания нейтральной лиги с тем, чтобы князь Потемкин представил ее императрице. Но бумага эта была вытащена из кармана князя одною из низких его любовниц, подкупленной графом Паниным. Последний, сообразно с этим, приготовил в свою очередь опровержение доводов Гарриса и разрушил тем его замыслы. — Весь этот анекдот есть чистый вымысел.

 

 

752

 

ние, она не сделает для них ничего более, как только будет помогать им своими советами.

Секретарь ея императорскаго величества был введен в общественную деятельность маршалом Румянцевым. Граф Алексей Орлов имеет самое высокое понятие об его способностях и честности и считает его другом Англии. Князь Потемкин весьма откровенно сообщил мне об усилении влияния секретаря императрицы и советовал быть к нему внимательным. Побуждения эти додостаточно объяснят вам, почему в последнее время я часто обращался к этому лицу. Во всем, происходившем между нами, он постоянно и вполне оправдывал характер, приписываемый ему общим мнением. Переговорив с ним насчет дела с Голландцами и получив от него уверения в том, что сношения эти ни в каком отношении не могут нам повредить, я указал ему на необходимость справедливаго и безпристрастнаго пересмотра инструкций, которыя в этом году дадутся Русским командирам флота, во избежание намереннаго или нечаяннаго распространения приказа о покровительстве и для Голландских судов. Я также настаивал на важности напомнить императрице ея намерение относительно окончания этой ссоры, чтобы через медленность не допустить возникновения новых мыслей и появления новых впечатлений. Насчет обоих этих вопросов он отвечал весьма удовлетворительно.

 

11.

 

Петербург, 9-го Марта 1781 г.

 

В самом дружественном и удовлетворительном разговоре, который я недавно имел с его превосходительством графом Паниным, я повторил ему уверения в том, что он всегда найдет чувства и намерения моего Двора вполне согласными с тем, что я так часто ему выражал, и что всевозможныя старания будут приложены для точнаго соблюдения добавочных инструк-

 

 

753

 

ций, данных нашим крейсерам и другим вооруженным судам. Его превосходительство, после самаго благосклоннаго ответа, сообщил мне, что из последних депеш Симолина оказывалось, что вы, милорд, вследствие Голландской войны, находились в некотором безпокойстве относительно безопасности на Балтийском море; что, хотя он собирался полнее написать по этому предмету Симолину, тем не менее, не теряя ни минуты, он спешит уверить меня, что ея императорское величество намеревалась вместе с Дворами Шведским и Датским сохранить это море вполне свободным от крейсеров какой бы то ни было нации, и что мы можем почитать навигацию по этому морю столь же безопасной, как во времена самаго глубокаго мира.

Ничто не могло быть своевременнее приезда курьера из Вены: приятные знаки внимания, привезенные им, снова разогрели ту горячую дружбу императрицы к императору, которую интриги Прусаков и Французов успели несколько охладить. Кроме прекрасно написанных и самых дружественных писем, император прислал ей щит, принадлежавший к мебели в собственных комнатах его покойной матери, и еще несколько безделиц, доказывающих память и внимание и произведших самое хорошее впечатление. Что же касается до дел, то он, по-видимому, все предоставляет на ея решение.

Все эти сведения я получил отрывками от моего друга, который один видит эту переписку. К несчастно, он по-прежнему исключительно занят свадьбой своей племянницы, а ко всему остальному относится с равнодушием и легкостью, которыя почти выводят меня из терпения, и если бы я не имел случая часто видеть его действующим под влиянием этого недуга, то должен бы предположить в нем совершенную перемену характера и чувств. Граф Кобенцель, который за последнее время стал сообщительнее, хотя еще далеко не вполне, гово-

 

 

754

 

рил мне, что до сих пор все, относящееся до вмешательства, шло без малейшаго затруднения; что ответ Испании совершенно сходится с ответом Франции и что обе страны согласны насчет места и министров, назначенных для открытия переговоров по вопросу о мире.

Так как было необходимо, чтобы князь Потемкин понял всю важность предмета, о котором мы толковали ⁵), то я просил его сказать мне прямо и откровенно, чувствует ли он себя достаточно деятельным, чтобы исполнить это дело без всякаго отлагательства, и сделает ли он его во все время продолжения переговоров первым предметом своих мыслей, не допуская их отклоняться от столь важнаго вопроса, вследствие тех многих поводов к разсеянности, которые ежедневно ему встречаются. Я высказал ему, что дело это для меня имеет столь значительную важность, что я не могу позволить обращаться с ним шутя, и если он не обещает мне обратить на него самое усиленное внимание, я боюсь навлечь на себя справедливое осуждение, доверив ему направление его. — Вы, милорд, может быть, заметите мне на это, что подобныя выражения были слишком резки и могли только оттолкнуть; но кроме того, что я уже не раз говорил с ним об его необыкновенной легкости, мне было хорошо известно, что, не выскажи я ему условий такого рода, он с самыми лучшими намерениями не преодолел бы того свойственнаго ему нерадения, которое не покидает его иначе, как в минуты, когда собственное его влияние находится в опасности. Князь Потемкин с величайшей готовностью и даже с охотой взял на себя все это поручение, и сам был так доволен всем, что я передал ему от вас, милорд, что подал мне самыя лестныя надежды на полное и немедленное соглашение со всем, что мне было предписано предложить.

 

⁵) Т. е. об уступке Минорки и о вмешательстве России в дела Англии с Голландией.

 

 

755

 

Он продержал меня большую часть ночи, распрашивая меня насчет содержания и цели последняго Парижскаго трактата, важности владений, которыя мы потеряли или приобрели во время настоящей борьбы, и наконец насчет возвышения и усиления смут в Америке. По всем этим вопросам я сообщил ему все сведения, которыми сам обладал, и был счастлив при этом исправить несколько заблуждений, под влиянием которых он находился. Несмотря на его обещание поторопиться, прошло больше недели, прежде чем он передал мне ответ ея императорскаго величества; между тем как я весьма исправно торопил его по этому предмету, он неизменно ссылался на то, что замедление это происходит от самой государыни. Но так как мне хорошо известно, что ея императорское величество чрезвычайно аккуратна и не любит оставлять неоконченным дело, коль скоро попадется ей в руки, то вовсе не опасался быть непочтительным к ней, побуждая его к большей скорости. Сказать по правде, я скорее боялся, что время, им безполезно теряемое, даст нашим противникам, особенно деятельным в эту минуту, возможность воздвигнуть преграды на нашем пути; поэтому я не переставал доказывать князю Потемкину, что, хотя он и относится к ним и их интригам с презрением и равнодушием, тем не менее не следовало помогать им ненужною медлительностью.

Князь Потемкин принес мне письменный ответ ея императорскаго величества. Он был написал ею собственноручно по-русски. Князь Потемкин сказал, что имел приказание перевести его мне, сколько бы раз я ни захотел, но не оставлять его в моем распоряжении. Он заключался в следующем. Императрица принимает с величайшим удовольствием уверения и доказательства дружбы и доверия его величества, сознавая, что она заслуживает их своим искренним и неизменным расположением к Британскому народу, интересы и благополучие кото-

 

 

756

 

раго, после благосостояния ея собственных подданных, ей всего ближе к сердцу. Она эта доказала тем, что постоянно искала самаго теснаго союза с его Британским величеством, и заключение такого союза всегда было ея первым желанием. Его Британское величество лишь отдает ей должную справедливость, предполагая, что она искренно желает видеть войну оконченной на условиях, согласных с его достоинством и с выгодами его народа; условия, конфиденциально им ей сообщенныя, таковы, и она надеется видеть их ратификованными. Относительно равновесия держав ея мысли совершенно сходятся с его, и она никогда не может видеть равнодушно существенное увеличение или уменьшение владений какого бы то ни было Европейскаго государства (Князь Потемкин сказал мне, что этим она намекает на то, что не одобряет независимости Америки, но не желает высказываться полнее). Она говорит, что совершенно готова действовать с самой полной искренностью вместе с своим со-посредником, но что так как она не одна, то не от нея зависит выражаться подробнее, до тех пор, пока она не узнает чувств императора, ея сотоварища.

Он сказал мне, что она вполне одобряла условия, сообщенныя нами ей; что она считала их справедливыми и умеренными, и с целью поддержать их сделает все, но не решится только обнажить меч: на эту меру могло вызвать ее только нападение на ея собственныя владения или величайшее оскорбление.

Я сказал ему весьма откровенно, что, хотя все, что я слышал, совершенно дружественно и могло только доставить величайшее удовольствие, но уверения эти были так сильны и, исходя из собственных уст ея императорскаго величества, становились так священны, что в моем докладе вам, милорд, я был поставлен в необходимость (так как из сказаннаго ею теперь ничего

 

 

757

 

подобнаго не оказывалось) или отказаться от того, что я сам сообщал, или выставить ея императорское величество отказавшейся от своих намерений, описать ее нетвердой в своих планах и колеблющейся в чувствах; что правда и справедливость не оставляли мне выбора; что ея императорское величество поручила мне получить от моего Двора какое-нибудь несомненное доказательство доверия и дружбы, после чего мы бы увидали, до какой степени простирается ея дружба к нам; что я весьма легко достиг того, что было согласно с характером и чувствами короля, моего повелителя, и его доверенных слуг; что мы вполне соображались с требованием ея императорскаго величества и, без сомнения, уничтожили всякую мысль о сдержанности и холодности, заменив их понятиями совершенно противоположными; что с нашей стороны не оставалось больше ничего делать и что мы будем ожидать с нетерпением исполнения тех уверений, которыя были ею высказаны, когда она удостоила меня конференцией; что мы никогда и не желали, чтобы она обнажила меч; мы только ожидаем от нея действительнаго употребления той значительной власти, которой она пользуется в Европе. Поэтому я повторил, что наши действия не могли произвести перемены в мнении, и что в случае, если такая перемена произошла, то объяснить это надо теми причинами, о которых я упоминал выше, т. е. упадком той энергии и твердости, которыя столь славно охарактеризовали начало царствования ея императорскаго величества и отсутствие которых в настоящую минуту мешало ея поступкам согласоваться с ея же словами.

Во всем, мною сказанном, было слишком много правды, чтобы допустить противоречие. Князь Потемкин вполне согласился со мной; но сказал мне, что я могу быть убежденным, что на будущее время мною уже опровергнуты все интриги, которыя

 

 

758

 

Франция, Испания, Пруссия или Голландия могли бы пустить в ход во время переговоров; и что, если император также хорошо расположен к нам, как императрица, и выразится в таком смысле в письме к ней, она исполнит все, что только обещала. „А пока, - прибавил он, - вы можете уверить ваш Двор (и я ручаюсь за достоверность моих слов), что ее останавливает лишь осторожность и овладевшая ею слабость; что если бы она отважилась, то и делом стояла бы за Англичан столько же, сколько расположена к ним чувствами". Я охотно верю словам князя Потемкина, и они подтверждаются всевозможными сообщениями, полученными мною как от графа Алексея Орлова и от Безбородки, людей правдивых и с характером, так и ото всех нижних придворных чинов, мнениями и чувствами которых я управляю. Мне остается только сожалеть, что такая великая государыня обратилась в простую женщину в столь критических обстоятельствах, и что у нея не достает решимости и твердости, чтобы сохранить одно и тоже мнение в продолжении тех нескольких недель, пока курьер ездить в Англию и возвращается оттуда. — Мне следует теперь говорить о самой важной части данных мне предписаний, а именно о несомненном доказательстве дружбы его величества к ея императорскому величеству, заключающемся в предложении уступить ей на самых выгодных условиях остров Минорку. В этом отношении я строго держался ваших приказаний, милорд. Дело это обсуждалось лишь между мной и князем Потемкиным и между ним и императрицей. Ни одному из них я не оставил по этому предмету ничего написаннаго. Но, так как я не мог добиться от ея императорскаго величества личнаго разговора со мной, то был вынужден для большей точности передать князю Потемкину ноту, исчисляющую предметы, о которых я писал, чтоб он их передал; однако нота эта была мне возвращена, как только назначение ея было исполнено, и ни-

 

 

759

 

чего, касающегося этого дела, никогда не окажется между его бумагами.

Князь Потемкин, по-видимому, был особенно доволен готовностью, с которой мы согласились на эту уступку. Ему чрезвычайно понравилась моя откровенность при передаче ему всего этого дела, и с своей стороны он сознался, что услуги, требуемыя нами от императрицы, и те, которыя мы собирались оказать ей, прибавив столь значительный остров к ея владениям, были между собой несоответственны; что она сама перед собой была обязана исполнить то, о чем мы просили; и если ей удастся получить Минорку на таких условиях, она сочтет это за дар, упавший ей с неба.

В таких мыслях и с убеждением оказать этим важную услугу своей государыне, он отнес ей мои предложения и через несколько дней сообщил мне впечатление, произведенное ими на нее. Он сказал мне, что никогда, ни при каком случае, не видел ея до такой степени пораженной. Ея первое восклицание было: la mariee est trop belle; on veut me tromper ⁶). Затем она быстро перебрала все выгоды, которыя повлечет за собой приобретение этого острова; и, дав полную волю воображению играть на эту тему, она перешла к видам, которые, по мнению ея, мы скрываем под этим заманчивым предложением. Было бы невозможно перечислить все странные планы, ею нам приписанные. Она говорила, что мы вошли в соглашение с императором, котораго прельщаем еще более соблазнительными обещаниями; что мы уговорим Бурбонский флот напасть на ея корабли в Средиземном море, в случае, если бы они стали защищать Минорку. Словом, после самых диких подозрений, она заключила тем, что мы хотим во что бы то ни стало вовлечь ее в войну, и что она не станет слушать ничего, что может подвергнуть ея подданных такому бедствию.

 

⁶) Перевод: «Невеста слишком хороша; меня хотят обмануть».

 

 

760

 

Мой друг весьма просто объяснил ей, что нельзя было предполагать подобных целей, так как уступка должна была произойти не ранее, как первональныя условия мира будут действительно подписаны, и что исполнение сделки, которую я предлагал, зависело от этого обстоятельства; что союз, который один только мог побудить ее к участию в войне, состоится лишь по окончании военных действий. Затем он весьма умно стал доказывать ей неосновательность ея подозрений; он сказал ей, что, если она будет более доверять нам, которых всегда находила искренними и которых самая наша конституция обязывает к откровенности во всех общественных делах, нежели Французам, постоянно старающимся ее обмануть, — она будет ближе к правде, и меры, ею принимаемыя, окажутся тогда благотворнее для ея Империи и более содействующими к ея славе, чем тот образ действий, в который ее вовлекали лживыя представления.

Эта свобода, с которой он говорил, отчасти ей не понравилась; но, против его ожидания, она не разсердилась и даже была, видимо, поражена справедливостью его замечания. Несколько времени она в совершенном молчании ходила взад и вперед по комнате, а затем поручила ему поговорить со мной подробнее об этом предмете. Впрочем, от меня он не мог узнать ничего новаго, и я не мог посоветовать ему ни одного довода лучше тех, которые подсказывало ему собственное быстрое соображение.

Много дней прошло до тех пор, пока ея императорское величество заговорила с ним об этом предмете, и он, по мнению моему, прекрасно сделал, не заговаривая об нем сам, а предоставляя ей время для обсуждения. С неделю тому назад она с живым участием коснулась этого вопроса, пересчитала различныя выгоды, которыя бы дало ей это приобретение, и жаловалась, что могла получить его не иначе, как начав войну. Тщетно князь Потемкин старался вытеснить

 

 

761

 

из ея головы эту неправильную мысль: она оказалась твердо укоренившейся. Когда он предложил императрице выслушать то, что я имел сообщить по этому предмету, она отвечала: „я не хочу подвергаться искушению." Мой приятель, найдя ее столь упорной в своем заблуждении, спросил ее насчет ответа, который должен был мне передать, прибавив, что простое повторение уже сказаннаго ею будет весьма плохим отзывом на одно из великодушнейших предложений, когда бы то ни было сделанных.

Ея императорское величество согласилась с этим и сказала, что даст ему письменный ответ с тем, чтобы он перевел его мне. А пока она поручила ему скрыть от меня ея подозрения. Но это предостережение явилось слишком поздно, так как он уже сообщил мне все происшедшее.

В прошлый понедельник он прочитал мне ея ответ; он был, также как и предыдущий, написан ея рукой, по-видимому, со множеством поправок и на Русском языке. Вот его содержание.

„Ея императорское величество чрезвычайно чувствительна к дружескому предложению, сделанному ей Лондонским Двором; она уже высказывала и снова повторяет, что будет весьма счастлива способствовать к достижению Великобританией справедливаго и неунизительнаго мира; что она вместе с своим сотоварищем будет усердно стараться об исполнении этого дела; и в случае, если она будет на столько счастлива, чтобы добиться успеха, она с величайшим удовольствием вступит в самый тесный союз с Англией и скрепит этот союз всеми средствами, наиболее способными к тому, чтобы сделать его полезным, искренним и прочным. Но пока она действует в качестве посредницы, его Британское величество должен принять в соображение, что для нея неудобно заключить с ним даже случайную конвенцию, так как предмет этой конвенции рано или поздно окажется, и в будущем появится мне-

 

 

762

 

ние, будто бы она, действуя, как посредница, находилась под влиянием одной из воюющих держав, причем ея безпристрастие и справедливость будут заподозрены. „Ничего, - прибавила она, - не может быть сильнее ея дружбы к Англии, и ничто ея так не радует, как доказательства уважения и благорасположения, получаемыя ею оттуда". Комментарий, данный моим другом на этот текст, был таков: по мнению его, она сильно желает получить Минорку, но не решается согласиться на средства, которыя только одни могут ей дать это владение. Разсуждая с князем Потемкиным и разговаривая со всеми лицами, приближенными к престолу, я постоянно употреблял простыя безъискусственныя выражения, хорошо разсчитанныя на то, чтобы дать правильное понятие о нашей терпимости по отношению к Голландцам и об их несправедливом поведении. Так как я знал, что соединение этой ссоры с вооруженным нейтралитетом составляло первое желание наших противников, то старательно избегал всего, что могло подать повод к этой мысли. Я основывал свои аргументы на фактах, упомянутых в манифесте его величества, и не затрагивал щекотливой струны нейтральной лиги иначе, как вопроса совершенно независящаго от общей системы, и на который мы в своих ответах различным сторонам объяснились достаточно подробно.

За этим образом действий последовала значительная доля успеха. Правда, мне не удалось воспрепятствовать ратификации конвенции с Голландией, но мне удалось устранить немедленное зло, которым это событие нам угрожало. Я убедил ея императорское величество не действовать иначе, как в качестве доброжелательницы для обеих стран и в доказательство этого намерения поддержать условия, которыя ни в каком отношении не окажутся для нас унизительными. В этом случае воспротивиться необыкновенной вражде ея министра составило задачу не только затруднительную, но даже весьма тяже-

 

 

763

 

лую: он дал полную волю своей к вам злобе, и никогда во все время моего здесь пребывания я не видел его в столь открытой и нелиберальной ко мне оппозиции.

Король Прусский неутомим в своих стараниях поколебать усиливающееся влияние императора, и так как ему известен в совершенстве состав Двора, то он привлек на свою сторону многих придворных, между прочим Бецкаго и госпожу Рибас, которые, быв до сих пор горячо преданы интересам Венскаго Двора, теперь сделались самыми ревностными адвокатами Двора Потсдамскаго, и так как они имеют ежедневный доступ к императрице, которая смотрит на них (хотя весьма несправедливо), как на людей простых и откровенных, то часто причиняют нам существенный вред.

Бецкий, почти восьмидесятилетний старик, стоит во главе различных воспитательных заведений этой страны и пользуется благосклонностью императрицы с самаго приезда ея в Россию. Госпожа Рибас — особа от него зависящая и определенная им к ея императорскому величеству в должности камер-фрау. Несколько лет тому назад она вышла замуж за Итальянца. Большая уверенность, хитрость и глубокое знание всех Петербургских сплетен делают ея разговор интересным.

Все эти личности, бывшия до сих пор Французскими агентами, теперь сделались точно также агентами Прусскими и, соединившись, они составляют весьма значительную фалангу.

Мой приятель Кобенцель начинает сознавать справедливость всего, что я ему говорил, и убеждается, что в этой стране невозможно быть со всеми в хороших отношениях.

 

12.

 

Петербург, 13-го Марта 1781 г.

 

На днях императрица подарила князю Потемкину без всякой причины 40,000 ф. стерл.; и этот оригинальный человек уже

 

 

764

 

до того избалован, что счел эту сумму едва заслуживающей благодарности. Замечательно, что в указе, данном казначейству, выражено, что ея императорское величество назначает князю Потемкину это вознаграждение за ту помощь, которую получила от него при заключении вооруженнаго нейтралитета. Он сам настоял на помещении этой крупной лжи, во избежание на будущее время подозрений в том, что он был нами подкуплен. Эта черта сильно обозначает его характер.

Я часто сознавал справедливость вашего замечания на этот счет, милорд, да и сам чувствовал, что я не держался в уровень с достоинством Английскаго министра, спускаясь до такой лести к особе императрицы; но в этом случае я также принужден был отклониться от своей системы и от своих правил, вследствие поведения моих противников. Они постоянно обращались к ней, как к существу высшей природы, вследствие чего, считая себя почти непогрешимой, она ожидает ото всех к ней приближающихся благоговения, отдаваемаго божеству. Свобода, с которой я говорил ей, опасаюсь, сделается причиной, что я больше никогда не увижу ея наедине.

Вы, милорд, едва ли поверите мне, когда я вам донесу из самаго вернаго источника, что граф Панин проводит целыя ночи за сочинением фальшивых писем, разсчитанных с целью повредить его врагам и услужить друзьям; затем он представляет их, как перехваченныя в почтамте и написанныя графом Кобенцелем или мной, или тем из министров, чье имя на этот раз всего лучше соответствует его целям; А так как предполагается, что оригиналы задерживаются лишь на время, нужное для их переписки, то невозможно заподозрить подлинность этих произведений, которыя выдаются за перевод наших цифирных депеш. Вред, наносимый ими, тем сильнее, что удара этого нельзя отразить, и единствен-

 

 

765

 

ная польза, получаемая мной из этого необыкновеннаго сообщения, состоит в том, что я знаю зло, не зная против него пособия: так как в случае, если бы я попытался это открыть, сообщившие мне это сведение отказались бы от собственных слов, и я бы никого не убедил в том, в чем сам совершенно уверен. Правда, императрица, по-видимому, лишила его своего доверия, и хотя она еще выслушивает его мрачныя внушения, потому что он умеет передавать их, соображаясь с ея страстями, тем не менее она ведет почти все дела иностраннаго министерства через своего частнаго секретаря.

 

13.

 

Петербург, 20-го Марта 1781.

 

Императрица день ото дня откладывает принятие окончательнаго решения относительно того, чтобы подписать союз с императором. Она, конечно, сильно желает заключить этот союз, и теперь ей в том препятствует лишь соображение, единственно касающееся этикета ⁷). Настроение Прусской партии и все вообще доказывает полное возвращение ея уважения и доверия к императору.

Написав сама принцессе Виртембергской в пользу свадьбы, предлагаемой ею, ея императорское величество послала за великим князем и великой княгиней, продиктовала им письма, которыя желала, чтобы они написали, заставила их при себе написать эти письма, и затем включила их в свой пакет, отправляемый в Монбельяр. Их императорскиe высочества глубоко почувствовали весь произвол и все недоверие, заключавшееся в этом поступке. Когда это дойдет до его Прусскаго величества, он, без сомнения, будет весьма недоволен. Я хорошо знаю Алопеуса; он начал свое поприще под начальством вице-канцлера, и по смерти Французскаго секре-

 

⁷) Вопрос заключался в том — чье из императорских имен будет первое в договоре.

 

 

766

 

таря при графе Панине, в 1778 г., был выбран для исполнения его обязанностей, хотя не получил ни его чина, ни его жалованья. Я одно время считал его хорошо расположенным и оказывал ему те знаки внимания, которые, как мне было известно, вследствие его корыстолюбиваго характера, должны были ему всего более понравиться. Я поступал таким образом, пока не убедился, что он изменил мне, подкупленный Французами и Пруссаками, интересам которых он теперь вполне предан и от которых он получил стол значительные знаки милости, что они даже здесь возбудили удивление. Собственно на его счет императрицей были даны новыя приказания относительно служащих у графа Панина, и я считаю весьма возможным, что он получит полную отставку. Если я увижу, что он может быть полезен или на то, чтобы оказать услугу, или на то, чтобы предупредить зло, я им не пренебрегу.

 

14.

 

ПИСЬМО ГАРРИСА МОРТОНУ ЭДЕНУ В КОПЕНГАГЕН.

Петербург, 30 Марта 1781 г.

 

Я надеюсь твердо, что мы уже видели все худшия последствия вооруженнаго нейтралитета. Ревность, с которой его поддерживали, кажется, поутихла, и Голландцы тщетно будут стараться извлечь из него что либо в свою пользу. В этом году только пять Русских кораблей перейдут Зунд; они немедленно отправятся в Леггорн и вернутся как можно скорее. В настоящую минуту страсть императрицы умиротворение. В этой страсти мы будем готовы ее поддержать, если только она примется за дело на условиях подходящих и справедливых; таким условиям она, кажется, теперь расположена выразить свое одобрение, а в противном случае мы, конечно, предпочтем тяжелую войну унизительному миру. Король Прусский употребляет все усилия с тем, чтобы остановить усиление Австрийских интересов и возвысить свои собствен-

 

 

767

 

ные. Его обычное влияние на советы царицы, его совершенное знание ея характера и безчисленные приверженцы, приобретенные им здесь, вместе с известным предпочтением ея наследника к нему и ко всем его действиям, дают ему выгоды, которых не имеет ни один государь. Он постоянно старался воздвигнуть препятствия на пути к теснейшему союзу между обоими императорскими Дворами и употреблял до сих пор (да и теперь продолжает употреблять) все зависящия от него средства, чтобы взять посредничество из рук императора и забрать его в свои собственныя. Надеюсь, что ни то, ни другое ему не удастся, и что скоро дела настолько подвинутся, что его интриги уже не будут в состонии изменить новую систему, на которую императрица, кажется, решилась.

 

15.

 

ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ ДЕПЕШИ ГАРРИСА ЛОРДУ СТОРМОНТУ

Петербург, 9-го Апреля 1781 г.

 

С тех пор, как я писал в последний раз, я узнал, что неудовольствие императрицы, вследствие того, что мы не приняли ея предложения насчет отдельнаго вмешательства в наши дела с Голландцами, по всей вероятности, снова возбудит в ней те недружелюбныя чувства, с которыми она было раздавалась. Она объясняет этот отказ недостатком доверия и считает его непочтительным; и, не вникая ни в одно из важных политических побуждений, руководивших нами в этом случае, приписывает наш поступок единственно личному невниманию к ней. К сожалению, я должен сказать, что мысль эта возникла в ея собственном уме, а не была ей внушена ни графом Паниным, ни кем из прочих наших противников. Когда на праздниках я явился ко Двору с поздравлением, лицо ея выражало сильное неудовольствие, и со мной она обошлась так холодно и сдержанно, как никогда доселе. За ужином во вторник, у штал-

 

 

768

 

мейстера Нарышкина, в доме котораго я был единственным иностранцем (да еще недавно появившийся там граф Кобенцель), императрица приказала пригласить Французскаго министра и Голандскаго посланника Старенберга; и, хотя она обращалась ко мне с значительной частью своего разговора, однако в ней не было того радушия и, если можно так выразиться, той фамильярности, к которым она меня приучила.

По этому случаю я имел два весьма продолжительных разговора с моим другом, но я не мог получить от него ни одного успокоительнаго уверения, ни даже обещания постараться разсеять тучу, собиравшуюся против нас. Потемкин вполне согласился со всем, мною сказанным; сознал, что мы не только можем, но должны предпочесть общие переговоры частным и осуждал капризный нрав императрицы, оскорбившейся нашим поступком, в еще более сильных выражениях, чем те, на которыя осмеливался я. Он уверял меня, что, тотчас по получении нашего ответа, он употребил величайшия усилия, с целью выставить его в ея глазах в надлежащем свете, и перепробовал все средства, с помощью которых надеялся предупредить неправильныя толкования; что он надеялся было, что достиг успеха, так как в течении всей Святой недели она ни разу не говорила об этом предмете; и что он искренно сожалел, что ея капризное неудовольствие снова проявилось. Затем, милорд, он распространился об ея характере более, чем когда бы то ни было до тех пор. Он сказал, что она опустилась больше, чем можно себе вообразить; что она не оставалась ни одного дня в одинаковых чувствах, что она не понимала интересов своей Империи, подозревала своих друзей и доверяла своим врагам; что она с таким упорством держалась собственнаго мнения, что принимала советы, лишь когда они вполне согласовались с ея мыслями; что она сделалась нечувствительной даже к славе и не слушала ничего, кроме самой преувеличенной лести; словом,

 

 

769

 

что характер ея по своим свойствам подчинялся лишь первому порыву страсти, а здравый совет и систематическое разсуждение были для нея несносны.

Сказав так много, он прибавил, что решился не вступаться более в дела государственныя; что участие, принимаемое им доселе в этих вопросах, лишь умножило число его врагов и возбудило зависть в императрице, нимало не послужив к пользе дела и друзей, которым он желал служить; что им он останется неизменно преданным и убежден, что как только ея императорское величество почувствует последствия своих заблуждений, — а она должна почувствовать их весьма скоро, — она к нему же обратится за помощью; что тогда он будет иметь возможность назначить свои собственныя условия и говорить, не подвергаясь капризам и фантазиям самого переменчиваго характера, который он когда-либо знал.

Было бы весьма неосторожно отвечать на такия речи, в особенности потому, что я видел, что оне подсказаны обиженным самолюбием, и хотя это достаточно доказывало, что никакия усилия с моей стороны не могли отвратить бури, тем не менее я был вне всякаго сомнения, что мне приходилось иметь дело с разгневанной государыней и разобиженным любимцем. Пока они в таком настроении, мне следует оставить их в покое и попытать счастья в другом месте.

 

16.

 

ПИСЬМО ГАРРИСА РОБЕРТУ КЕЙТУ В ВЕНУ.

Петербург, 10-го Апреля 1781 г.

 

Публичность всех дел, которыя при этом Дворе ведутся через иностранное министерство, имела то неприятное последствие, что вся вообще Европа узнала секретныя поручения, доверенныя в последнее время моему достойному сотоварищу. Предполагаемый и почти уже заключенный договор союза и препятствиe, явившееся при его окончании, были

 

 

770

 

известны в Потсдаме и в Версале, как только почта могла довезти туда это известие.

Эти Дворы (что бы ни говорил по этому поводу Французский министр, они действуют совершенно заодно) воздвигли на пути этого дела все препятствия, какия только могли придумать (Берлинский Двор действовал открыто, а Французский тайно). Они прибегли ко всем уловкам, на которыя только способна политическая хитрость. Я не люблю сознаваться в нашей слабости и в том, что мы не ограждены от недостатков слабейшаго пола; но, вследствие моего высокаго благоговения и уважения к великой императрице, с которой я имел дело, я бы желал, чтобы она исправилась от этих недостатков по советам своих друзей, не ожидая, чтобы ошибки ея стали ощутительнее через торжество ея врагов. Она имеет столько высоких и блестящих качеств, что, когда ей случается заблуждаться, вследствие ли собственнаго недостатка разсуждения или увлекшись советами других, она напоминает мне положение скупца, который портит великолепный пир, чтобы сберечь одну гинею.

Императрица очень недовольна тем, что мы отклонили ея отдельное вмешательство в наши дела с Голландцами. Она слишком тщеславна, как в этом случае, так и в вопросе об этикете, чтобы смотреть на дело иначе, как по применению лично к себе. Она не признаёт ни политических побуждений, ни систематическаго разсуждения.

Я не могу достаточно повторить, что переходчивость составляет здесь первую черту, и потому, когда я пишу, я никак не могу поручиться, что тоже мнение или те же чувства останутся в силе до тех пор, пока я получу ответ. Однако будем действовать смело. Англия, единодушно взявшись за дело, может померяться силами со всей Европой; и Английскому министру, если он деятелен, честен и искренен, нечего опасаться ни интриг его иностранных сотоварищей, ни интриг Двора, при котором он

 

 

771

 

находится. Я буду твердо держаться этого убеждения и стану ожидать событий.

 

17.

 

ИЗВЛЕЧЕНЫ ИЗ ДЕПЕШ ГАРРИСА ЛОРДУ СТОРМОНТУ.

Петербург, Пятница, 16-го Апреля 1781 г.

 

Я упоминал в письме своем, от 20-го Марта, что Голландский посланник, после того, как мы отказались от отдельнаго вмешательства, снова обратился сюда за помощью и что императрица приказала графу Панину составить ответ на их просьбу. Я слышал, что он будет составлен в таком смысле: хотя имеется полное основание предполагать, что Англия прервала сношения с Голландией вследствие ненависти к нейтральной конвенции, однако и в манифесте короля, и в других публичных актах, со времени объявления войны, выставляются на вид причины совершенно отдельныя от этого вопроса, и так как эти причины вполне основательны и благовидны, то разрыв не может последовать, как casus foederis.

Таково содержание черноваго ответа (императрица его еще не видела), который, по всем вероятиям, заслужит ея одобрение, так как в сущности в нем ничего не сказано, а выражено только ея раздражение против нас.

 

18.

 

Петербург, Пятница, 23-го Апреля 1781 г.

 

Граф Панин окончательно остановился на своем намерении отправиться в деревню. Он просил и получил от императрицы трехмесячный отпуск и теперь спешите своим отъездом, как только возможно. Его друзья не одобряют этого поступка, а Прусский, Французский и Голландский министры считают себя оставленными без начальника. Однако мои надежды не оживают по мере того, как их надежды ослабевают; и я опасаюсь, что его мысли будут иметь такое же влияние во время его отсутствия, как и в его присутствии. Средства, которыми он достигает своих целей, до того скрыты ото всех, а

 

 

772

 

действия его так глубоко таинственны и медленны, что все равно, управляет ли он ими вблизи, или на некотором разстоянии от места действия. Он оставляет здесь вице-канцлера вполне преданным его интересам; и так как он, во имя великаго князя, выставляет ему на вид самыя лестныя надежды в будущем, нет никакого сомнения, что он будет верен его делу. Его собственный и главный секретарь, Бакунин, подходит под это же описание; а Бакунину вместе с Алопеусом поручается вся иностранная корреспонденция. За то, не подлежит никакому сомнению, что он не пользуется ни малейшим расположением или доверием императрицы; что, кроме подозрений к его политическим убеждениям она имеет к нему личное нерасположение; и, хотя у ней недостает решимости на то, чтобы уволить его, но она бы с удовольствием согласилась на его отставку. Его хитрость и неутомимое усердие к службе его Прусскаго величества способствовали также к тому, чтобы воздвигнуть непреодолимое препятствие на пути к браку между сестрой великой княгини и сыном великаго герцога *). Он прежде всего передал это известие в Потсдам. И после того как король Прусский, в видах помешать этому намеренно, безуспешно предлагал для этой принцессы принца Датскаго, граф Панин настоятельно советовал ему предложить принца из собственнаго дома. От этого его Прусское величество сначала отказался, но наконец послушался многократных настояний, посылаемых отсюда, и недавно она была тайно обручена молодому принцу Прусскому. Факт этот, котораго еще не знает императрица, был уже известен великому князю и великой княгине, в то время когда императрица потребовала, чтобы они написали письма, о которых я упоминал. Когда же это распространится в публике, я убежден, что это возбудит сильнейшее негодование императрицы. Интриги графа Панина окажут-

 

*) Тосканскаго, будущего императора Франца 1-го.                П. Б.

 

 

773

 

ся тогда самым очевидным образом, и я уверен, что главная причина, побуждающая его превосходительство так спешить отъездом, состоит в желании избежать той бури, которая разразится над ним по возвращении курьера из Монбельяра*). Он хорошо знает, что никакия чувства, все равно, гнев ли то, или милость, не бывают продолжительны в душе императрицы, и разсчитывает, что это дело пройдет и будет забыто до его возвращения. Таким образом, милорд, этот министр с помощью уклончивости и мрачных интриг достигает собственных целей и разбивает планы своих противников, и хотя не имеет ни влияния, ни интереса, тем не менее управляет советами этой империи. Это возможно для него вследствие особеннаго характера императрицы и беззаботнаго, непоследовательнаго нрава моего приятеля. Не смотря на то, если ея императорское величество и эту последнюю хитрость пропустит незамеченной и не почувствует той непочтительности, с которой она была обманута, мы должны будем предположить, что ничто не в состоянии заставить ее отказаться от ея неизменной системы общаго милосердия. Усиливающееся влияние Австрии погибнет в самом зародыше, и упадающее влияние Пруссии возникнет с новой силой; а мы, которые не можем разсчитывать ни на что хорошее, пока здесь остается малейшая тень этого влияния, должны будем, в случае его усиления, ожидать для себя величайшего зла.

 

19.

 

Петербург, 27-го Апреля 1781 г.

 

Я упоминал в своем последнем письме, что младшая сестра великой княгини была обручена молодому принцу Прусскому. Вы, милорд, припомните, что, по внушению его Прусскаго величества, получившаго первое известие о видах императора, вдовствующая королева Датская согласилась просить руки

 

*) Где жили родители невесты. См. об этом деле письма Екатерины к ея сыну и невестке в IX томе Сборника Русскаго Историческаго Общества.                   П. Б.

 

 

774

 

этой принцессы для своего внука; по этому предмету она тогда писала императрице, которая отвечала, что не может вмешиваться в это дело, так как уже имеется в виду другой брак. В настоящую минуту из Копенгагена получен на этот отказ ответ, выражающий сожаление вдовствующей королевы о том, что ей не удалось заключить столь желательнаго родства. Тем не менее она весьма довольна, что брак, на который намекала императрица, состоится с принцем из Бранденбургскаго дома, через что союз между тремя Дворами только упрочится, так как она, получив письмо императрицы, просила и получила через принцессу Брауншвейгскую для своего внука руку дочери принца Прусскаго.

Императрица, в первый раз узнавшая из этого письма об этих предполагавшихся свадьбах, чрезвычайно разсердилась. Она немедленно села и собственноручно написала вдовствующей королеве следующее: что ее удивляло, „чтобы принцесса Виртембергская имела больше искателей, чем Мария Бургундская, королева Елизавета, или последняя императрица России, которыя имели приданым престолы; что ей были совершенно неизвестны предполагавшияся родственныя связи, о которых упоминала ея величество; что брак, о котором она говорила, предполагался не с принцем Бранденбургскаго дома, а с племянником императора; что она предложила его матери великой княгини и надеялась, что ничто не помешает тому." Она не позволила сделать ни малейшаго изменения в этом письме и отправила его в тех самых выражениях, которыя были употреблены ею в первую минуту неудовольствия и удивления.

Чувства эти, конечно, значительно усилятся, когда откроется вся интрига, когда она увидит, что граф Панин с самого начала ее обманывал: что это он настоятельно уговаривал короля Прусскаго предложить собственнаго племянника, и что ея родныя дети и собственный ея министр действовали за-

 

 

775

 

одно против нея. Мне было бы легко разом зажечь это пламя; но я убежден, что оно гораздо сильнее вспыхнет, когда факты заговорят сами за себя, что должно произойти весьма скоро, не смотря ни на какую хитрость и интриги. Граф Панин спешит уехать, а великий князь и великая княгиня уговаривают его остаться. Их опасения все более усиливаются, по мере того, как приближается возвращение курьера из Монбельяра, и они боятся очутиться одни против угрожающей им бури.

Мой приятель по-прежнему остается в состоянии безчувственнаго равнодушия, и я не могу в течении пяти минут сосредоточить его внимание на сериозном предмете. Теперь вся игра снова вернулась в его руки, но я боюсь, что его легкость и нерадение не дадут ему этим воспользоваться. — В Кронштадте была сделана новая попытка сжечь военные корабли; огонь был потушен, прежде чем достиг вершины, — но поджигатели неизвестны. Враги наши по-обыкновению приписывают этот поступок нам, однако обвинение это уже избито и не заслуживает никакого внимания со стороны императрицы. Она написала весьма энергичное письмо графу Чернышеву, председателю адмиралтейства, предписывая ему употребить всевозможныя средства с тем, чтобы отъискать виновных, но в тоже время быть весьма осторожным, чтобы не обвинить невинных. Императрица, подозревая, что некоторыя из судов, назначающихся для крейсерства, строятся в Архангельске насчет Американцев; приказала остановить их постройку. Она также объявила Русским, условившимся с Саиром относительно постройки двух больших судов на Неве: если окажется, что он имеет в них долю, они не будут пользоваться ея покровительством.

Эти объявления тем приятнее, что произошли внезапно и дошли до моего сведения не министерским образом, а случайно.

 

 

776

 

20.

 

ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ ДЕПЕШИ ГАРРИСА ЛОРДУ СТОРМОНТУ.

Петербург, Пятница, 30-го Апр. 1781 г.

 

В среду я обедал с князем Потемкиным в Царском Селе. Он выразил желание меня видеть; и как только его общество удалилось, говорил об интересах обоих Дворов так дружески и основательно, что я более, чем когда бы то ни было, пожалел о тех припадках лени и разсеянности, которые на него находят.

Переговорив об этом предмете, я перешел к вопросу, ближе нас касающемуся, и просил его сообщить мне настроение настоящей минуты. Он уверил меня, что неудовольствие, возбужденное в императрице нашим отказом на ея предложение отдельнаго вмешательства, теперь значительно остыло, и что он ясно видел, как из ея действий, так и из общаго содержания ея разговора, что дружба ея к нам оставалась в прежней силе. Затем он пересказал мне ответ, данный Голландцам, и уверил меня, что ей до того надоел вооруженный нейтралитет, что теперь она также сильно, желала от него отделаться, как еще недавно стремилась привести эту мысль в исполнение. — Вам, милорд, конечно, покажется весьма странным, что, услышав в среду все это от человека вполне знакомаго с чувствами своей государыни и, конечно, не имевшего намерения меня обманывать, в четверг я узнал из вернаго источника, что его Прусское величество снова просил о том, чтобы его приняли в северный союз, и что императрица не только согласилась на это, но приказала немедленно приготовить бумагу, нужную для этого дела. Факт этот тем удивительнее, что после того, как я сам слышал из собственных уст ея, что она не будет противиться его принятию в союз, она просто отказала просьбе его Прусскаго величества по этому предмету, и даже дошла

 

 

777

 

до того, что повелела своему секретарю официально уведомить графа Кобенцеля об этом отказе; теперь же, когда она имеет полное основание быть недовольной королем Прусским, когда оба Двора, Венский и Петербургский, стараются соперничать друг перед другом заявлениями дружбы и внимания, она снова переменила мнение и принимает короля Прусскаго в конфедерацию без препятствий.

Если мы не припишем этого поведения тому, что, по словам моего друга, она действительно почитает вооруженный нейтралитет вооруженным ничтожеством, то нам остается искать его объяснения в страшном непостоянстве нрава, чему всякий день дает мне новыя и грустныя доказательства.

 

21.

 

ПИСЬМО ГАРРИСА ЛОРДУ СТОРМОНТУ.

Петербург, 7-го Мая 1781 г.

 

Я слышал, что новый любимец, Мордвинов, давно уже исполнявший обязанности этого звания, через несколько дней будет возведен во все почести с ним соединенныя, и что Ланской, пользующийся пока этим титулом, уже передает ему свои комнаты во всех дворцах. При подобных переворотах влияние моего друга достигает неограниченных размеров: чего бы он ни попросил в такия минуты, он никогда не получит отказа. Я желал бы, чтобы мне удалось на этот раз убедить его употребить этот случай с достоинством для себя и на пользу своей страны и своих друзей, вместо того, чтобы пользоваться им только для умножения уже огромнаго состояния, усиливая через это зависть и ненависть тех, от кого рано или поздно будет зависеть оставить его спокойно наслаждаться этим состоянием.

 

22.

 

Петербург, 14-го Мая 1781 г.

 

Прежний любимец все еще держится на ниточке и едва ли будет вполне отставлен

 

 

778

 

раньше переезда Двора в Петергоф. Пока дела находятся в таком положении, Двор представляет картину смятения и невнимательности, о которых нельзя себе составить понятия, особенно потому, что Ланской вел себя так безукоризненно, что не подал ни малейшаго повода к тому, чтобы его отставить. Он ни ревнив, ни непостоянен, ни дерзок и жалуется на немилость, приближениe которой предвидит, таким трогательным образом, что государыня и ея доверенныя лица равно озадачены насчет того, как от него отделаться без жестокости. Однако, преемник его сильно на него наступает, и сострадание скоро уступит место более крепкому чувству. Я слышал, что мой друг намеревается воспользоваться неограниченной властью, которую дает ему эта минута, для того, чтобы получить для себя не менее 700,000 р., при чем, конечно, цели более достойныя будут забыты или отложены до дня, когда его попытки окажутся безуспешными.

 

23.

 

ИЗВЛЕЧЕНЫ ИЗ ДЕПЕШ ГАРРИСА ЛОРДУ СТОРМОНТУ.

Петербург, Вторник, 8-го Июня 1781 г.

 

Я слышал, что король Прусский отказался от своих прав на руку молодой принцессы Виртембергской самым лестным для императрицы образом и что она совершенно им довольна. Свадьба между этой принцессой и племянником императора не составляет здесь больше тайны, и если можно доверяться наружности, то ея императорское величество, несмотря на свою любезность к его Прусскому величеству и на неудачу договора, сохраняет в полной силе свое предпочтение к Венскому Двору.

Признаюсь, милорд, мне иногда приходит на мысль, что в вопросе об этом договоре произошло между императором и императрицей нечто секретное и таинственное, неизвестное никому, кроме их самих. Раз-

 

 

779

 

личныя обстоятельства подтверждают меня в этих подозрениях, и я стараюсь, если возможно, добраться до истины, хотя она весьма глубоко скрыта, и я не знаю, каким путем дойти до нея. Мой приятель, хотя в самом лучшем настроении духа и по-прежнему радушен, но в течении этой последней недели старательно избегал всякаго политическаго разговора, и за все это время мне никак не удавалось вызвать его на сериозное разсуждение. Секретарь императрицы и сама императрица в последнее время усердно работали, но над чем именно, этого еще не оказалось: потому что новый проэкт, относящийся до посредничества, был приготовлен в Вене, и по этому предмету здесь не оставалось ничего более делать.

Я также замечаю, что лица, передающия мне все сведения, затрудняются тем, что бы мне сказать; и так как мне слишком хорошо известны дела, чтобы оставалась возможность обмануть меня ложными известиями, то очевидно, что, хотя они обыкновенно, благодаря своему положению, все знают, но на этот раз находятся в полном неведении насчет того, что происходит. Если к этим обстоятельствам я еще прибавлю совершенно заметное пренебрежение к Прусскому министру и необыкновенное внимание, с которым императрица отнеслась вчера к графу Кобенцелю при выходе из театра, то вы, милорд, согласитесь, что подозрения моя основательны.

 

24.

 

Пятница, 25-го Июня 1781 г.

 

Императрица осталась весьма довольна ответом, сделанным вами, милорд, от имени его величества на сообщение ея министра, объявившего, что ея императорское величество почитала Голландцев за державу воюющую, а не нейтральную, и что хотя они были допущены к конвенции, тем не менее они не имели никакого права на привилегии, с ней соединенныя, до тех пор, пока в их республике не водворится мир.

 

 

780

 

Читая письма Симолина, она сказала, что весьма рада увидеть наконец, что мы поняли ея намерения и не подозреваем в них более скрытых видов, клонящихся к вреду Британскаго народа, или несогласных с ея дружбой к нам. Все это было мне передано князем Потемкиным, и тоже самое подтвердили мне вице-канцлер и Безбородко. Вы, милорд, если еще не получили, то скоро получите другое словесное внушение со стороны трех северных Дворов, советующих нам заключить мир с Голландцами; но оно будет заключаться не в сильных выражениях: оно имеет единственной целью удовлетворить требованиям здешних посланников и смягчить декларацию Симолина от 19-го Мая. Я знаю, что и не предполагается, чтобы оно произвело малейшее действие, и не ожидают ничего более, как вежливаго ответа, подобнаго тем, которые мы уже давали всякий раз, как к нам обращались по поводу войны с Голландцами.

 

25.

 

25-го Июня 1781 г.

 

Главная и, могу сказать, единственная причина, побуждающая меня отправить курьера в эту минуту, состоит в том, чтобы передать вам, милорд, верным путем и не подвергаясь риску, соединенному с обыкновенной почтой, что союз между обоими императорскими Дворами, Петербургским и Венским, заключен.

Император согласился на способ, предложенный императрицей, и договор подписан обоими государями под формой одной и той же буквы. В статьях не сделано никакой перемены. Договор этот имеет предметом общую гарантию и союз оборонительный, при чем помощь, оказываемая всякой стороной, каждый раз, как того потребует другая, должна быть неограниченна; обязательства же сохраняют силу навсегда, не прекращаясь по истечении нескольких лет, как те, которыя императрица заключила с Пруссией и Данией.

 

 

781

 

Эти важные переговоры были окончены с неделю после того, как граф Кобенцель отправил своего последняго курьера (15-го или 16-го Июня); но все дело было ведено с такой непроницаемой таинственностью, что при этом не оказалось ни малейшаго признака его заключения. Некоторое время я оставался в том же заблуждении, в котором мои сотоварищи находятся до сих пор, и сведения, сообщенныя мне насчет министерских ответов, посланных отсюда (они были единственными ответами, отвезенными Австрийским курьером) были ясны и положительны. Я был уверен, что, передавая вам их содержание, я вас не обманывал, и первыя подозрения явились мне вследствие совершенно довольнаго вида, замеченнаго мною в императрице, так как я был убежден, что она не имела бы такого выражения в случае неудачи ея любимаго плана. С этой минуты я делал все, что только мог, чтобы добраться до истины, и после безчисленных усилий получил наконец то важное сообщение, которое в настоящую минуту имею удовольствие передать вам, милорд. Из того, что мне удалось узнать, я заключаю, что все это известно лишь императрице и Безбородке, так как друг мой, хотя я предполагаю, что он не незнаком с этим делом, однако ничем этого не доказывает; и я уверен, что вопрос этот не доверен ни вице-канцлеру, ни кому из прочих чинов иностраннаго министерства. Все они говорят в интимном кругу, что переговоры прерваны вопросом об этикете: таково здесь общее мнение как между Русскими, так и между иностранцами.

Считаю лишним прибавлять, что любезность императора подняла предпочтение к нему императрицы до высочайшей степени; что теперь она согласится на все, на что он ее направит. Можно основательно предположить, что его императорское величество не был бы столь уступчив, если бы не имел в виду сделать прекрасное употребление из своего влияния здесь. Вы, милорд, лучше меня зна-

 

 

782

 

ете, как воспользоваться этими обстоятельствами.

 

26.

 

Петербург, Пятница, 25-го Июня 1781 г.

 

Колеблющияся события этого Двора снабжают меня новым материалом при отправке всякаго курьера; но никогда состояние этого Двора не было так необыкновенно, как в настоящую минуту. Императрица становится со всяким днем подозрительнее и порывистее; сильно дорожа собственной властью и упорно держась своих мнений, она питает зависть или раздражение ко всякому, кто только к ней приближается. Из повелительницы, которой было легко и приятно служить, она сделалась столь капризной, что ей невозможно угодить, и слуги ея испытывают эту странную перемену столько же, как ея министры и любимцы. Это до того чувствительно, что многия из лиц, стоящих во главе управления государством, просили или намереваются просить отставки  от своих должности. Генерал Сиверс, губернатор нескольких губерний, человек высокой честности и способностей, уже получил отставку. Маршал Голицын также многократно просил об увольнении. Меня уверяют, что и Бецкий держится того же намерения. Я имею основание предполагать, что мой приятель, который более всех прочих подвержен следствиям этой перемены в ея характере, выражал ей свое искреннее желание оставить все свои должности и перестал настаивать не прежде, как получив решительный отказ. Однако я далеко не предполагаю, чтобы он действительно желал того, о чем просил; а думаю, зная, что императрица без него не может обойтись, что он высказал эту просьбу лишь в видах, если возможно, вернуть все свое влияние над ней, влияние, которое за последнее время, по мнению моему, значительно ослабело; и если это ему не удалось (так как мне кажется, влияние его не усилилось), то по крайней мере он достиг полнаго успеха в другом деле (не менее для него интересном), уго-

 

 

783

 

ворив ее купить у него для Ланскаго (который, по видимому, вернулся в милость) значительное имение, ценою не менее 500,000 р. И если что-нибудь может заставить меня предполагать, что он действительно имеет в виду удалиться от Двора, то это суммы наличных денег, которыя он собирает, продавая свои поместья, лошадей и золотыя вещи, — что как будто доказывает, что он или желает, или опасается, что ему придется удалиться, и в этом соображении благоразумно хочет заблаговременно поместить большой капитал в какие-нибудь иностранные фонды.

В отношении ко мне он совершенно дружествен и искренен и уверяет меня, что готов нам помогать, как только случай к тому представится, но что пока он принужден сознаться, что не в состоянии ни направлять поведения Государыни, ни воспрепятствовать влиянию, которое имеют на нее неправильныя представления. Я бы не отдал ему должной справедливости, если бы не сказал, что считаю его совершенно искренним и уверен, что он никогда не обманывал меня и скрывал от меня лишь то, насчет чего императрица предписывала ему сохранять тайну. Я до некоторой степени разделяю его судьбу и в последнее время замечаю весьма существенную перемену в обращении императрицы со мной, особенно же после конференции, которая у меня была с нею в Ноябре, при чем я имею повод заключить, что свобода, с которой я выражался, ей не понравилась.

Теперь лицо, пользующееся величайшим влиянием и внушающее общую зависть своим возвышением, это Безбородко. Подделываясь под все ея капризы, он приобрел ея доверие и доброе мнение, а вследствие своих редких способностей и необыкновенной памяти он ей чрезвычайно полезен. Почти исключительно ему поручено внутреннее управление Империи, и он имеет также большое участие в ведении иностранных дел.

 

 

784

 

27.

 

ПИСЬМО ГАРРИСА ЛОРДУ СТОРМОНТУ.

Петербург, 25-го Июня 1781 г.

 

Я получил сообщение о заключении договора от довереннаго секретаря Безбородки. Надеюсь удержать его за собой, так как я уже лишился почти всех своих агентов, которых переманили Французы и Пруссаки. Это для меня тем прискорбнее, что я убежден, что кажусь слишком расточительным в статье расходов по секретной службе, и его величество имеет полное основание ожидать от меня подобных услуг за более дешевую цену; но постоянно усиливающееся жадное корыстолюбие этого Двора невообразимо; и враги мои имеют передо мной большую выгоду, как потому, что они делят расходы между собой, так и потому, что их Дворы щедро изливают на них деньги. Они также гораздо искуснее меня в этом грязном деле; я же не могу не презирать той личности, которую подкупаю.

Король Прусский, по точным сведениям, полученным мною из отчетов его консула, переслал графу Герцу с Октября не менее 30,000 дукатов. Я не могу также верно определить суммы, истраченныя Французами и Испанцами (потому что они действуют заодно), но по всем обстоятельствам предполагаю, что цифра эта еще значительнее. Голландцы также принесли свою лепту, хотя на их долю пришлось весьма немного. Суммы эти до того значительны, что я убежден, что они раздаются лицам высоко поставленным. Граф Ч*** без сомнения из числа их и я имею причины подозревать Б*** и госпожу Р***, и даже самого В.***

 

28.

 

ИЗВЛЕЧЕНИЯ ИЗ ДЕПЕШ ГАРРИСА ЛОРДУ СТОРМОНТУ.

Петербург, 6-го Июля 1781 г.

 

Императрица, прочитав все бумаги, переданныя мною вице-канцлеру в четверг, вы-

 

 

785

 

разила больше сожаления, чем удивления или неудовольствия. Она жаловалась на то, что все усилия, употребленныя ею до сих пор с целью заключить мир, оставались безплодными, и заметила при этом, что, пока она не спросит мнения своего императорскаго сотоварища и не узнает ответов Бурбонских Дворов, она находится в невозможности делать новыя заявления по этому щекотливому предмету ⁸). Не смотря, однако на такую умеренность в выражениях, тем не менее очевидно, что она осталась недовольна нашим отказом и часто упоминала, что мы народ гордый и неподатливый.

 

29.

 

Петербуг, Среда, 14-го Июля 1781 г.

 

Вы, милорд, заметите, что ея императорское величество с удвоенным рвением возвращается к своей любимой мысли о возстановлении мира между Великобританией и Голландией. Я уже много раз говорил вам, что со времени моего приезда я часто видел ее не в духе, но никогда мне не случалось замечать в ней столь сильнаго раздражения, как по получении нашего ответа, отклоняющаго ея предложения насчет вмешательства между нами и Голландцами. План этот был составлен ею самой, и она не сообщала ни одной части его графу Панину.

Постепенно, однако, ея гнев утих, и причины его были почти забыты, когда пришел наш ответ на общее посредничество. Но так как это было не ея собственное произ-

 

⁸) Предложения посредничествующих держав состояли в том, чтобы перемирие было подписано на год, в течении котораго следовало прекратить военныя действия и вступить в переговоры о мире. Предполагалось допустить к этому предложению и Американския колонии с тем, чтобы ни один мирный трактат не был подписан без их участия.

Лорд Стормонт 12-го Июня уведомлял сэра Д. Гарриса, что Великобритания отказывается от предлагаемаго плана посредничества, не допуская между собой и своими колониями вмешательства никакой посторонней державы и выставляя при этом на вид, что, при настоящем положении Американской войны, прекращение военных действий оказалось бы пагубным для успеха войск его величества.

 

 

786

 

ведение, и в сущности (не смотря на то, что она поручила своим министрам передать мне) я имею основание думать, что она восхищается нашей твердостию и энергией: то это и не возбудило в ней тех же неблагоприятных чувств. Правда, она сожалела о том, что ей не досталась слава устроить общий мир; но мысли ея были приготовлены к отказу, так как с самаго начала этого дела она ожидала, что вмешательство окажется неудачным, и не раз высказывала мнение, что дела еще недостаточно созрели, чтобы была возможность уладить ссоры Англии с Францией. Между тем в этот промежуток времени, особенно же после того, как отказ северной лиги в помощи усилил волнения в Голландии, посланник этой республики возобновил здесь свои просьбы о пособии в самом настоятельном и даже умоляющем тоне; и так как минута общаго умиротворения теперь отложена на долгое время, то вследствие всего этого императрица с большим против прежняго жаром ухватилась за мысль устроить отдельный мир между нами и Голландией и приказала вице-канцлеру поговорить со мной в самых сильных выражениях по поводу этого предмета. Этот министр, я в том уверен, не прибавил ничего от себя; и как б ни был он расположен в пользу Голландцев, он сказал мне не более того, что поручила ему государыня. Меня утвердили в моем мнении князь Потемкин и Безбородко, из которых я с каждым имел весьма продолжительные разговоры насчет этого предмета. Князь видит также ясно, как вы, милорд, или любой из министров его величества, многия неудобства, кои бы проистекли из отдельных переговоров с Голландией, и соглашается со мной в том, что почти невозможно ожидать от них успеха; но с другой стороны, он уверяет меня, что императрица до такой степени задалась мыслью попробовать действия этих переговоров, что он не ручается за крайности, на которыя она может решиться в случае, если мы по прежнему будем откло-

 

 

787

 

нять предложение ея услуг. Он выразился так:,,ElIe s'est piquee au jeu et croitson honneur interesse a dormer la paix aux Hollandais"^{1 9}). После самых любопытных подробностей относительно ея характера и нрава, он сказал, что советует нам принять ея предложения.

На это я весьма откровенно возразил ему, что хотя, конечно, я передам вам, милорд, всякое слово из того, что он сказал, и заранее могу его уверить, что дружелюбныя его действия дадут ему право на величайшую нашу благодарность, тем не менее мы в последнее время получили столько доказательств равнодушия императрицы к нам, и поступки ея так мало согласовались с ея уверениями, что я сильно сомневался, удастся ли мне убедить мой Двор согласиться с мыслями, им предложенными.

Как ни важно может показаться для его величества быть уведомленным, не теряя времени, о том, что сказал мне Русский министр относительно нашей войны с Голландией, но я бы не желал отправить Роуорта прежде, чем здесь будут получены ответы Бурбонских Дворов на предварительныя предложения, если бы я не истощил уже этого предмета в нескольких разговорах с моим другом и с Безбородкою, при чем я получил от них все сведения, какия только могу надеяться собрать.

Из их слов я утвердился в том, что уже писал вам, милорд, а именно: что предложения эти были составлены и исполнены в Вене; что императрица с самаго начала поручила Австрийскому министру отъискать самыя верныя средства для того, чтобы открыть конгресс с надеждой на успех; и с той минуты, хотя всякий принимаемый план был аккуратно ей сообщаем, однако она никогда не требовала, чтобы предварительно спрашивали ея совета. Такое неогра-

 

⁹) Перевод: «Она завлеклась, в игру и думает, что для сохранения своей чести неприкосновенною она должна дать мир Голландцам».

 

 

788

 

ниченное доверие от особы с ея характером по отношению к министру, к которому она далеко не пристрастна, достаточно показывает ея равнодушие в деле посредничества; а та незначительная доля внимания, с которой она сравнила предложения, присланныя князем Кауницом, с духом и ясным смыслом наших многократных деклараций по поводу вопроса о мире, служит ясным доказательством, что она принимает гораздо меньше участия в нашем истинном благосостоянии и славе, чем можно бы то предполагать по ея частным уверениям.

Из отзывов этих личностей оказывается, что ея равнодушие, к вопросу о вмешательстве появилось тотчас же после того, как мы дали ей сотоварища в этой великой работе, и что она намеренно уступила ему все ведение дела, чтобы в случае неудачи иметь возможность сказать, что это не по ея вине и что, предоставленная самой себе, она бы лучше устроила дело.

Я говорил откровеннее с князем Потемкиным. Прежде чем я имел в руках различныя бумаги, привезенныя мне Роуортом, я предсказал ему их содержание; и хотя, не получив еще ваших инструкций, милорд, я не мог говорить официально, тем не менее я приготовил его, на сколько от меня зависело, к тому, что я хорошо знал, что мне будет предписано говорить. Поэтому он не мог быть удивлен ни нашим отказом на эти предложения, ни известием, что, после весьма дружественнаго и конфиденциальнаго сообщения, сделаннаго нами императрице, мы никак не ожидали, чтобы подобныя предложения получили ея одобрение.

На это князь Потемкин отвечал мне: „Перемена, на которую вы так справедливо жалуетесь, вызвана вовсе не интригами Франции или Испании; они так же, как и ваши скрытые противники, не имеют ни малейшаго участия в этом деле. Причину всего вы должны искать в личном характере императрицы; она обманывает и себя,

 

 

789

 

и вас. Благовидный предлог, выставляемый ею, состоит в том, что она не находит того доверия, в котором вы ее уверяли и которое она считает заслуженным. Она говорит что вы сопротивляетесь ея планам, отвергаете ея предложения и просите о доказательствах дружбы, не заявляя их с своей стороны". Тут я хотел было отвечать, но он остановил меня, сказав: „Я знаю все, что вы имеете высказать; знаю это и вполне сознаю справедливость ваших мнений, а потому могу совершенно искренно уверить вас, что я употребил всевозможные доводы с целью убедить императрицу в ея несправедливости к вам; в сущности же, - прибавил он, - она сама убеждена, в этом, но скрывает это от самой себя и никогда не признается, что в этом случае, как и во всех других, требующих энергических действий, она удержана робостью. Опасения быть вовлеченной в войну одерживают верх над всеми прочими мыслями; и она скорее даст волю мелким страстям, унижающим ея ум, найдя в них извинение для несостоятельности и невнимания к величайшим выгодам, чем подвергнуться возможному риску, который бы явился при действиях энергических, решительных и систематических. Эта опасливость, - сказал он, - послужит объяснением многому в ея поведении, и она усиливается с летами".

 

30.

 

ПИСЬМО ГАРРИСА ЛОРДУ СТОРМОНТУ.

Петербург, 14-го Июля 1781 г.

 

Князь Потемкин в последних разговорах, которые я имел с ним, говоря об императрице, выражался свободнее, чем когда бы то ни было. Он часто обвинял ее в тщеславии, в том, что она постоянно изменяет мнения и никогда не действует по системе. И в самом деле, всему этому, в продолжение моей корреспонденции, являлось столько доказательств, что его авторитет

 

 

790

 

был не нужен для того, чтобы подтвердить справедливость этого факта. Но на этот раз он, нисколько не стесняясь, сказал, что лета постепенно уничтожали все ея великия качества, что она сделалась подозрительна, опаслива, и взгляды ея съузились; что при всякой великой цели, выставляемой ей на вид, она подозревала у того, кто ее предлагал, глубоко затаенный личный разсчет; или, если верила его искренности, то видела лишь опасность, а не славу, соединенную с предприятием; что честолюбие ея исчезало перед самой отдаленной возможностью риска и что она нечувствительна ни к чему, кроме минутной лести, потому что она приобреталась без опасности. „По этой причине, - сказал он, - она отклонила весьма выгодное предложение, сделанное вами ей в прошлом Феврале насчет уступки острова Минорки, — владение (прибавил князь) за которое она несколько лет тому назад заплатила бы вам, уступив всю силу своей Империи, в случае, если бы вы того потребовали; но (прибавил он с воодушевлением) чего вам опасаться от нея, предположив даже, что она расположена к вам враждебно, коли она не довольно умна, чтобы принять эту уступку, когда она ей доставалась даром, и вместо того, чтобы сознать великодушие этого предложения, она приняла это за уловку с целью вовлечь ее в войну? Будьте уверены (продолжал он) что ничто не заставит ее быть вашим отъявленным врагом, или открытым другом. Тот, кто всех лучше умеет ей угодить, пользуется видом ея дружбы; а в этом (сказал он) хотя вследствие ея предпочтения к вашей нации, вам предстояла задача более легкая, чем роль ваших врагов, однако они искреннее вас. Впрочем, император еще искуснее их; и если только король Прусский не отъищет какого-нибудь необыкновеннаго способа противодействовать ему, он постепенно доведет ее до всего, чего только захочет. И (воскликнул мой друг с особенным жаром) величайшее благополучие, ко-

 

 

791

 

торое может выпасть на долю этой Империи, а в тоже время единственное событие, могущее вернуть императрицу к подобающим чувствам, это Турецкая война! Она указала бы ей на пределы ея могущества и спасла бы нас от тех великих бедствий, которыя несколько лет упорства в ея настоящих неправильных и ошибочных политических действиях неминуемо навлекут на Русскую Империю. Поэтому старайтесь (добавил он) с одной стороны о том, чтобы приобрести благорасположение императора: только через него можете вы дойти до императрицы; а с другой стороны делайте всевозможное, чтобы ей угодить. Прежде всего никогда не противоречьте ей; делайте вид, что принимаете ея предложения и следуете ея советам; а если ея предложения и советы не совместны с вашими интересами, или противны вашим мнениям, подождите удобнаго случая для того, чтобы незаметно от них уклониться. Я принужден (заключил он) давать вам советы, потому что не могу оказать вам помощи. Уговорите ваше министерство им последовать, и я уверен, что им не придется об этом пожалеть". Такова была весьма конфиденциальная и, могу сказать, необыкновенная речь моего друга, и все, сказанное им, до того подтверждается всем, что уже мною разсказано, что я убежден в истине его слов.

 

31.

 

ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ ДЕПЕШИ ГАРРИСА ЛОРДУ СТОРМОНТУ.

Петербург, Среда, 14-го Июля 1784 г.

 

Если только следует стараться о дружбе императрицы, то мы должны согласиться на ея настоящия предложения; отказ может сильно подействовать на ея раздражительный характер, и как бы ни были важны и основательны причины, его сопровождающия, оне бы нисколько не убедили ума, ей подобнаго. Не невозможно, чтоб это побудило ее соединиться с нашими врагами, и я уверен, что это

 

 

792

 

уничтожило бы слабый остаток ея расположения к нам и дало бы им перевес всего ея влияния. Я столь же ясно, как и вы, милорд, вижу все весьма значительныя препятствия к вступлению в отдельные переговоры с Голландией и различныя неудобства, которыя равно должны явиться при их успехе, или при неудаче; и я не скрою от вас, что, когда вице-канцлер в первый раз сделал мне это предложение, я всевозможными средствами попробовал охладить эту мысль. Я сослался на несколько ответов, уже данных нами по этому предмету; я заметил, что доводы в них заключающееся, были ясны, подробны и неоспоримы; что они сохраняли свою силу, и что все равно, сряду ли произойдут переговоры насчет общаго мира, или они будут растянуты надолго, во всяком случае до наступления этого времени я не предвидел никакой возможности вступить в отдельные переговоры с Голландцами. Я сказал все это, милорд, и еще гораздо больше в этом же смысле, чтобы отклонить, если возможно, заявление этого предложения; но вице-канцлер так убедительно уговаривал меня не ставить его в необходимость передать императрице, что я имел предварительныя инструкции к тому, чтобы отказаться от ея предложения, и при этом он так положительно уверил меня, что в таком случае, говоря его словами „vous vous en repentirez" (вы в последствии раскаетесь), что я согласился употребить лишь обшия выражения и обещал ему не включать никаких других выражений в официальные отчеты, которые я представлю вам, милорд, по поводу наших конференций об этом предмете.

Теперь весь вопрос заключается в следующем: что окажется для нас выгоднее по последствиям, вступить в отдельные переговоры с Голландией или, отказавшись от них, подвергнуться опасности навлечь на себя всю соединенную силу севернаго союза. Я искренно желаю, чтобы у нас нашлось достаточно силы, чтобы не опасаться этого союза.

 

 

793

Это дало бы Европе урок, в котором она нуждается, и я испытал бы особенное удовольствие наконец выразиться здесь в том тоне, который мне стоит стольких усилий постоянно смягчать. Но в противном случае мы, милорд, должны последовать совету моего друга — отличить ее от всех ея союзников особыми знаками доверия; сначала согласиться на ея предложение в самых точных выражениях, а затем высказать единственныя условия, на которых мир с республикой может быть заключен. Условия эти будут таковы, что при настоящем бурном настроении республики она едва ли на них согласится; в случае же, если она так поступит, переговоры могут окончиться согласно с нашими желаниями или по крайней мере задлиться. А далее могут наступить обстоятельства, которыя, дав другой оборот делу, укажут нам возможность от него уклониться.

 

32.

 

ПИСЬМО ЛОРДА СТОРМОНТА ДЖЕМСУ ГАРРИСУ.

Сент Джемс, 7-го Сентября 1781.

 

Вы видите, что принятое намерение ¹⁰) согласно с вашими желаниями. Смысл ваших депеш, подкрепленный мнением князя Потемкина, имел сильное влияние на решение этого труднаго вопроса. Эта новая попытка делается с целью приобрести дружбу императрицы через потворство ея минутной страсти; однако крайне незначительный успех всех прежних подобных мер составляет достаточную причину, чтобы отнять охоту на дальнейшия попытки такого рода. Поразительно и грустно, но тем не менее справедливо, что, каковы бы ни были ея намерения, во все время этой войны она не сделала ни одного шага, который по своим последствиям не клонился бы к существенному вреду нашей

 

¹⁰) Английское правительство депешей от этого числа согласилось принять отдельное вмешательство императрицы между собой и Голландией.

 

 

794

 

страны. Весьма вероятно, что мера, преследуемая ею в настоящую минуту так усердно, может иметь подобную же цель; но, внимательно взвесив все обстоятельства, решено, что при всем том для нас благоразумнее остановиться на этих условиях мира, чем на каком бы то ни было общем разсуждении против попытки к переговорам, что всегда неблаговидно, когда предмет предлагаемых переговоров составляет примирение с старыми и естественными союзниками.

При передаче нашего ультиматума императрице мы соображались с советом князя Потемкина. Условия наши справедливы и умеренны, и мы, конечно, за них постоим. Если императрица попробует склонить нас к уступкам, ей это не удастся, каковы бы ни были последствия. Будьте особенно внимательны ко всему что может указать ея настоящия намерения; я подозреваю их в двуличности и опасаюсь, что скоро мы получим доказательства ея пристрастия. Тем не менее, не предаваясь подозрениям, мы охотнее решаемся на попытку, чем на отказ, который бы послужил вызовом, и должны разсчитывать на собственную бдительность и твердость для того, чтобы избежать всяких козней и повести все переговоры с необходимой осторожностью. От этого дела я ожидаю так мало истинной выгоды, что сердечно бы желал, чтобы предложение на этот счет никогда не было делаемо; но в той форме, в которой оно было высказано, нам не оставалось ничего кроме выбора между различными затруднениями. По зрелом обсуждении мы решились на то, что казалось относительно менее опасным. При начале войны мы принимали за большое зло кажущееся равнодушие императрицы к исходу этого события и старались возбудить ее к деятельности; при этом мы были естественно и основательно убеждены, что в случае, если она станет действовать, это будет в пользу Великобритании, так как от благосостояния этой страны много зависит и процветание ея собственной Империи, — но события доказали нам, что, разсуж-

 

 

795

 

дая таким образом, мы сильно ошибались: всякий шаг, ею сделанный, всякая мера, ею принятая, по свойствам своим клонились лишь к усилению наших затруднений и к тому, чтобы сделать войну еще более для нас обременительной; так что для нашей страны было бы истинным счастием, если бы, подобно восточному монарху, она уснула на своем троне.

 

33.

 

ИЗВЛЕЧЕНЫ ИЗ ДЕПЕШ ГАРРИСА ЛОРДУ СТОРМОНТУ.

Петербург, 3-го Сентября 1781 г.

 

Курьер, только что приехавший из Вены, по сообщенным мне сведениям, привез от императора, вследствие того, что писал ему отсюда граф Кобенцель, просьбу о включении его в эту нейтральную лигу и, по всей вероятности, акты, необходимые для этого принятия, будут изготовлены в течении недели.

Все это, милорд, наводит на мысль, что ея императорское величество решилась возвести эту странную, но любимую ею меру на степень постояннаго закона, сохраняющего силу и в мирное время, для чего она намеревается насильно навязать этот закон даже и тем державам, которыя сами по себе вовсе бы не были расположены ему подчиниться. Удивительно, что до сих пор еще ея не поразила вся безполезность этой мысли для России в мирное время и весь очевидный вред, являющий для нея в случае войны; еще удивительнее то, что она до сих пор не заметила, что ею уже истрачено в поддержание этой дикой системы больше, чем может быть заплачено выгодами, которыя она и все ея северные соседи получат от нейтралитета, даже если он увековечится. Я отказался от всяких представлений по этому предмету, убедившись, что ея постоянство в этом случае основано на столь упорном заблуждении, что все аргументы, подсказанные здравым смыслом, вместо того, чтобы ослабить, только крепче затянут этот узел.

 

 

796

 

34.

 

Петербург, Пятница, 7-го Сентября 1781.

 

В прошлый четверг, 2 Сентября стараго стиля, вице-канцлер получил приказ, подписанный императрицей и объявляющий, что ей угодно, чтобы он один управлял всеми делами иностраннаго министерства; чтобы все акты и рескрипты, относящиеся до этих дел, подписывались им; чтобы он докладывал ей все, сообщаемое ему иностранными министрами, и свои ответы на то; чтобы вся иностранная корреспонденция была адресована ему, и ответы бы писались исключительно на его имя.

Это совершенно необыкновенное и унизительное исключение графа Панина было решено императрицей с неделю тому назад, но она сохранила свое намерение втайне до его приезда, чтобы через это сделать, если возможно, обиду еще для него чувствительнее. Так как здесь никто не ожидал ничего подобнаго, и все считали графа Панина слишком хитрым и слишком хорошо извещаемым обо всем, чтобы вернуться к верной немилости и стыду, то событие это произвело весьма сильное впечатление. Большая часть лиц, подчиненных графу Панину, увлечены его падением, вследствие чего здесь раздается такой ропот, какой только возможен при подобном правительстве. Сам он до некоторой степени упал духом; и кроме потери власти и влияния, чувствует самым обидным для себя образом, что последовал дурному совету, удалившись в деревню. Он говорит, что родственники и друзья, оставленные им здесь, передавали ему неправильныя сведения, обвиняет их в невнимании и неблагодарности по отношению к нему, и вообще его спокойный характер совершенно ему изменил.

Вчера я имел продолжительный разговор с моим другом по этому предмету. Он старается показать вид, что не одобряет жестокости этой меры, хотя в тоже время допускает ея справедливость. Он уверяет,

 

 

797

 

что, по мнению его, то, что я говорил самой императрице в прошлом Марте, послужило первым поводом к падению Панина, так как с той минуты она стала отъискивать и находить весьма достаточныя доказательства истины моих слов. Тем не менее он советовал мне сохранять по наружности самыя лучшия отношения с Паниным и избегать (что я, конечно, исполню) всякаго выражения торжества или насмешки над его падением. Он прибавил (и слова его произвели на меня сильное впечатление): „Вы знаете непостоянство этого Двора: он может быть возвращен к своим должностям. Если вы окажете ему внимание, пока он в немилости, он тогда постыдится действовать против вас так открыто, как поступал до тех пор." Я сказал ему, что без сомнения приму во внимание все, им сказанное; но при этом заметил, что, если только он сам не примется за это дело, я не предвидел для графа Панина возможности подняться после такого удара. Князь Потемкин разсмеялся при мысли о поддержке, которую бы он мог оказать графу Панину, и в доказательство противнаго уверил меня, что передал императрице от слова до слова последний разговор, который я имел с ним насчет графа Панина, и что это утвердило ея намерение, которое до тех пор еще колебалось. Я действительно убежден, что он не любит графа Панина и первоначально способствовал его немилости; но к Безбородке и к его партии он еще менее расположен и следит за их успехами с величайшей завистью и безпокойством. Я постоянно опасался и продолжаю опасаться, что он постарается снова возвысить графа Панина, лишь бы уронить влияние Безбородки; и, преследуя цели темной придворной интриги, он забудет о самых существенных интересах своих друзей.

 

35.

 

10-го Сентября.

 

Граф Панин, кажется, понемножку собирается с духом. Я вчера провел с ним

 

 

798

 

вечер и нашел его гораздо спокойнее, чем при последнем нашем свидании.

Он направляет всю силу своих интриг на великаго князя и великую княгиню и не пожалеет никаких трудов, лишь бы доказать им, что, собираясь ехать в Вену, они хотят навестить своего самаго опаснаго врага.

 

36.

 

ДЕПЕША ГАРРИСА ЛОРДУ СТОРМОНТУ.

Петербург, 17-го Сентября, 1781 г.

 

Граф Панин посредством самаго хитраго и вкрадчиваго поведения добился почти полной отмены путешествия великаго князя, возстановив при этом собственную силу и влияние. Ему удалось так подействовать на великую княгиню, что она положительно объявила, что ничто не в состоянии заставить ее разстаться с ея детьми.

В воскресенье и в понедельник все находилось в смятении, и Двор представлял странное зрелище брожения и безпорядка. Я узнал об этом во вторник и в среду отправился в Царское Село, где нашел своего друга сильно участвующим в общем волнении и, чего я никогда не знал за ним, почти в отчаянии. Он сначала попробовал скрыть от меня свое настроение, но, заметя, что мне было в точности известно все происходящее, отбросил эту сдержанность и заговорил откровенно. Я в свою очередь был также откровенен и дал ему более точныя и подробныя сведения, чем все, которыя он имел до тех пор насчет интриг, употребляемых Паниным; указал средства, к которым он прибегал, и цели, имевшияся у него в виду. За тем я сильно настаивал на необходимости не допускать малейшей перемены в предполагаемом путешествии. Я выставил в столь сильных красках пагубныя последствия, которыя бы повлек за собой недостаток твердости и энергии в подобную минуту, и мне удалось так ясно доказать ему, что при этом были неизбежна его погибель и совер-

 

 

799

 

шенная перемена системы, что я успел возбудить его к деятельности.

Пока я был там, он отправился к императрице, и еще прежде моего отъезда, путешествие, которое было отложено на долго, теперь было назначено на воскресенье (послезавтра). Их императорския высочества были вынуждены, хотя весьма не охотно, в среду же вечером иметь придворный прощальный прием. Достигнув этого, я пошел далее, доказывая необходимость лишить столь опаснаго человека, как граф Панин, всяких средств повторить эту попытку; и если только он не обладает сверхестественной помощью, я смело могу предсказать, что в самом непродолжительном времени он или получит приказание вернуться в свои поместья, или каким-нибудь другим образом будет лишен всякой возможности вредить.

Размер цифрованнаго письма не позволяет мне дать вам более подробный отчет обо всем происшедшем. Мне никогда еще не встречался столь опасный кризис, и никогда я не находился в положении, вынуждающем такия трудныя и даже опасныя действия. С первым же курьером я объясню вам все, милорд; а покуда от этой отсрочки не может произойти ничего дурнаго, так как гроза прошла, и результаты ея оказались скорее благотворными, чем вредными. К сожалению, я должен сказать, что при этом случае я имел весьма немного помощи от моего сотоварища графа Кобенцеля, хотя событие это ближе касалось его, чем меня. Когда я в первый раз указал ему на опасность, это причинило ему такое удивление, что он едва от него опомнился, между тем как все уже кончилось.

 

37.

 

ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ ПИСЬМА ГАРРИСА ЛОРДУ СТОРМОНТУ.

Петербург, Вторник, 21-го Сент. 1781.

 

В воскресенье вечером, около половины шестаго, их императорския высочества, ве-

 

 

800

 

ликий князь и великая княгиня, выехали из Царскаго Села. Свита их состояла из шестидесяти человек и, пока они находятся в пределах этой Империи, они на всякой станции будут употреблять около двухсот сорока лошадей. При переезде через границу, число лиц, их сопровождающих, будет значительно уменьшено.

Я поручил одному преданному мне человеку наблюдать за всем происходившим до минуты отъезда. Невозможно описать волнения великой княгини. Прощаясь с детьми, она упала в обморок и была отнесена в карету в безчувственном состоянии. Она хотела сказать что-то императрице, но голос у ней оборвался, и вообще ея вид и манеры больше напоминали положение особы, осужденной нa изгнание, чем готовящейся к приятному и поучительному путешествию. Великий князь находился почти в таком же состоянии. Войдя в карету, он опустил шторы и велел кучеру ехать как можно скорее.

Князь Орлов, князь Потемкин, граф Панин и большая часть главных и придворных чинов провожали их до кареты. Последний из них стоял ближе всех к великому князю, когда он входил в карету, и в эту минуту прошептал ему на ухо несколько слов, на которыя не получил ответа. Императрица, проводившая их до прихожей своих покоев, была сильно разстроена и, простившись с ними, тотчас же отправилась к своим внукам. Нет ни малейшаго сомнения в том, что эта необыкновенная чувствительность их императорских высочеств вызвана не одной только разлукой с детьми. Граф Панин наполнил их умы опасениями, и они уехали под сильнейшим впечатлением ужаса. Он играет в весьма опасную игру; он должен быть уверен, что императрице известна роль, им исполненная, и что она не пропустит такого поведения незамеченным. В воскресенье она обращалась с ним с разсчитанным пренебрежением, и это обращение подействовало

 

 

801

 

на него так сильно, что его неизменно спокойная наружность выражала очевидное разстройство.

 

38.

 

ДЕПЕША ГАРРИСА ЛОРДУ СТОРМОНТУ.

Петербург, 21-го Октября 1781 г.

 

Я постоянно опасался показаться слишком расточительным в употреблении денег, назначенных на секретную службу. Когда лорд Суффольк дал мне неограниченную власть в этих распоряжениях, я отказался от нея, так как, проведя три года в Испании и пять лет в Берлине, я достиг значительной степени успеха и известности, никогда не прибегая к мерам противным моему характеру, и вследствие этого я льстил себя надеждой (особенно находясь при Дворе, который считал дружески к нам расположенным), что я и здесь буду иметь возможность продолжать действовать на тех же основаниях.

Но я скоро убедился в своей ошибке: я увидел, что сведения, мною получаемыя, были недостаточны и неправильны, что я не мог приобрести себе подчиненных, что я был окружен шпионами, а сам не имел ни одного; и что вместо того, чтобы проникать в тайны других, я подвергался опасности видеть собственные секреты выданными. Я убедился, что буду поставлен в неприятную необходимость или, распоряжаясь малыми средствами, посылать лишь незначительныя сведения, или, употребляя более крупныя суммы, заслужить обвинение в расточительности. Как в том, так и в другом случае, я подвергался осуждению. Из этих двух зол я выбрал последнее, так как неодобрение моего поведения должно было отразиться лишь на мне самом, между тем как недостаток достоверных сведений мог существенно повредить службе его величества.

Я бы мог перечислить вам, милорд, такия невообразимыя суммы, розданныя здесь Французами лицам, занимающим самыя ни-

 

 

802

 

чтожныя должности и, по-видимому, за самые неважные секреты, что вы, милорд, перестали бы удивляться тем суммам, которыя мне приходится предлагать.

Примечание. Сэр Джемс в частном письме говорит, что ни одно лицо между его прислугой не было достаточно ничтожно, чтобы не иметь от его врагов предложения награды за то, чтобы заглянуть в его бумаги или на время завладеть его ключами. Когда он оставлял своего секретаря за бумагами, он постоянно запирал его, не по недоверию к нему, а из опасения оставить двери открытыми.

 

39.

 

ИЗВЛЕЧЕНЫ ИЗ ДЕПЕШ ГАРРИСА ЛОРДУ СТОРМОНТУ.

Петербург, 21-го Октября 1781 г.

 

Образ действий этого Двора, или императрицы и ея любимца, оказывается столь ненадежным, что я чувствую, как даже для самого безпристрастнаго ума будет невозможно не обвинить меня в том, что я был жестоко обманут одним из них, или ими обоими. Если измена откроется со стороны императрицы, то я могу возразить, что договоры и все вообще международные акты не имеют более сильнаго ручательства в их прочности, чем гарантия, мною полученная, т. е. честное слово государыни. Если же окажется, что обманывал меня Потемкин, то мое извинение заключается в том, что было необходимо открыть секрет кому-нибудь, и что я не мог, по-видимому, сделать выбора лучше, как обратившись к лицу, пользующему полным доверием императрицы, выдававшему себя за моего сердечнаго друга и при этом тесно связанному собственными интересами и славой с успехом сделаннаго мне предложения ¹¹).

 

¹¹) Дело идет об уступке Минорки; секрет был выдан самой императрицей императору Австрийскому, который приписывал себе заслугу этого отказа.

 

 

803

 

Я убежден, вас равно поразит и обезпокоит известие, что единственный человек, отговоривший императрицу дать графу Панину полную отставку и приказать ему выехать из Петербурга — это князь Потемкин. Обстоятельство это тем удивительнее, что, (и это достоверно известно) с тех самых пор, как я его знаю, его первое желание состояло в том, чтобы избавиться от этого министра; и как вы, милорд, видели из моего письма от 28-го Сентября, в последней попытке, сделанной графом Паниным с целью возстановить свое влияние, удар был по преимуществу направлен на князя Потемкина. Я слишком уверен в том, что пишу, чтобы опасаться ввести вас в заблуждение. Мой друг не только спас его от полной немилости, но в эту минуту находится в тайных сношениях с ним. Фалазин (?), создание графа Панина, и фон-Визин, секретарь иностраннаго департамента, служат им орудиями в сношениях между собой и исполняют возлагаемыя на них поручения со всевозможной скрытностью. Что происходит между ними, покрыто тайной непроницаемой; но мне кажется, что это относится к какой-нибудь сложной придворной интриге, в которой мой друг преследует две цели: первая из них есть ослабление усиливающегося влияния Безбородки и его партии, которых он опасается, может быть, более, чем графа Панина; вторая же цель его состоит в том, чтобы, пока еще есть время, войти в милость великаго князя.

 

40.

 

Петербург, 21-го Октября 1781 г.

 

Можно весьма основательно предполагать, что мысль о путешествии их высочеств, великаго князя и великой княгини, была подана императором, во время его прошлогодняго пребывания здесь и, вероятно, вопрос этот был решен между ним и императрицей одновременно с вопросом о браке эрц-герцога Франциска. Теперь я расположен думать, что при этом единственная имев-

 

 

804

 

шаяся цель состояла в том, чтобы положить основание прочному союзу между Дворами Венским и Петербургским, утвердить продолжение дела, начатаго императрицей, ослабить сильное влияние, приобретенное королем Прусским и его партией над молодым Двором, победить обычное пристрастие и расположение их к этому монарху и заменить их чувствами совершенно противоположными.

Но все это сохранялось в глубочайшей тайне, и до начала прошлаго лета не было заметно ни малейшаго признака, по которому можно бы было догадаться, что подобная мысль имеется в виду. Ея императорское величество, будучи хорошо знакома с подозрительным характером своего наследника и с неприязненным расположением всех его окружающих, знала, что в случае, если бы это предложение ¹²) явилось непосредственно от нея или от кого-нибудь из лиц ей доверенных, то сомнения и подозрения не только бы представились уму великаго князя, но были бы ему внушаемы и развиваемы теми личностями, которыя имеют влияние на его действия и мнения. Поэтому, следуя совету князя Потемкина и действуя через его посредство, она обратилась к князю Репнину, племяннику графа Панина, пользующемуся большим уважением великаго князя, и, скрыв от него свое действительное побуждение и намерение, сказала ему, что чрезвычайно бы желала, чтобы сын ея путешествовал с целью приобретения познаний и опытности, а также, что она имеет при этом в виду и то обстоятельство, что этим способом он бы отделался от многих предразсудков, которыми был заражен. Но в тоже время она никак не желала предложить ему что-либо, что могло быть объяснено намерением удалить его, а ей хотелось, чтобы это явилось его собственным желанием, вследствие чего она и поручила Реп-

 

¹²) Т. е. о путешествии великаго князя и великой княгини.

 

 

805

 

нину (ум и способности котораго были ей так часто доказаны и в усердии котораго она нимало не сомневалась) понемножку навести великаго князя на эту мысль, внушая как ему, так и великой княгине, что для лиц, столь высоко поставленных, не только хорошо, но даже необходимо посмотреть на характеры разных стран и познакомиться с различными способами правления. В заключение она обещала князю Репнину, в случае удачи его в этом деле, наградить его каким-нибудь особым доказательством своей милости. И я могу прибавить, что, прежде чем дать ему это поручение, она, вследствие самой ничтожной причины, сделала вид, будто чрезвычайно им недовольна, после чего вышеупомянутая награда и возвращение его к милости сделались усилиями, обещанными ему за успех.

Князь Репнин чрезвычайно искусно выполнил данныя ему приказания: безпрестанно говоря о чужих краях и многих выгодах, приобретаемых знакомством с ними, он возбудил в великом князе сильное желание путешествовать и еще сильнейшее в великой княгине. Это сделалось их любимой мечтой, и они постоянно жаловались на невозможность привести ее в исполнение. Пока они находились в этих мыслях, они получили письма от императора с самым убедительным приглашением приехать в Вену; он говорил, что пригласит мать великой княгини и прочих ея родственников встретить ее в этом городе и высказывал уверенность в том, что императрица не откажет их просьбе. Они обратились за советом к графу Панину; а так как князь Репнин строго сохранял тайну императрицы, то они и не встретили в Панине того сопротивления, котораго ожидали. Правда, ему тотчас же представилась мысль обратить это путешествие на пользу короля Прусскаго и сделать главной целью поездки не Вену, а Берлин. Поэтому их императорския высочества около 15-го Июня отправились к императрице и, в сильном волнении и под

 

 

806

 

опасением отказа, высказали свою просьбу. Императрица с своей стороны приняла ее как будто с удивлением и безпокойством; она сказала им, что они чрезвычайно озадачили ее, поставив ее в необходимость — или, согласившись на их просьбу, лишить себя их общества на такое долгое время, или отказать им в том, чего они желали и таким образом воспрепятствовать их жажде к знанию и учению, тогда как она сама не могла не одобрять этого чувства. После продолжительнаго разговора, в течении котораго они сильно поддерживали свою просьбу, она постепенно согласилась на их желания. Было решено, что они отправятся в путешествие, но с условием, что императрица начертит план их поездки и назначит состав их свиты.

Императрица (которая уже к этому приготовилась) в течении нескольких дней назначила их свиту, продолжительность их отсутствия и наметила страны, по которым им предстояло проезжать. Их императорския высочества согласились со всеми ея решениями, прося только, чтобы князь Куракин был прибавлен к числу лиц, их сопровождающих, а Версаль к Дворам, которые им предстояло посетить.

Первое было им охотно дозволено, вследствие незначительности лица; во втором им также не отказали, хотя согласие, явилось лишь после усиленных просьб, да даже и тогда с видимой неохотой. Правда, Берлин был упомянут великой княгиней, но на это она получила решительный и даже гневный отказ императрицы. Все последующия попытки короля Прусскаго, как через посредство их императорских высочеств, так и через его собственных министров и других агентов (не смотря на то, что он их много раз возобновлял и всякий раз употреблял различные приемы) остались совершенно безуспешными.

До тех пор, пока граф Панин оставался здесь, настроение и расположение их императорских высочеств были подверже-

 

 

807

 

ны постоянным переменам. Всякий раз, как курьер из Вены привозил им письма от императора, они были на стороне Австрии и восхищались мыслью о своем путешествии; но после всякаго свидания с графом Паниным, который преподавал им правила, предписанныя ему из Потсдама, чувства их изменялись: они едва говорили с графом Кобенцелем и, казалось, чрезвычайно сожалели о том, что им предстояло уехать из Петербурга. После отъезда графа Панина зрелище переменилось: великий князь и великая княгиня стали расположены очевидно и постоянно в пользу Австрии, не разговаривали ни с кем кроме графа Кобенцеля и его жены, были вполне заняты мыслью об императоре и о Вене. Еще никогда до тех пор не находились они в таких дружественных отношениях с императрицей, как в этот период времени; они были вежливы даже по отношению к князю Потемкину, и на мою долю выпадала значительная доля их милостей. Это последовательное и приятное для императрицы поведение действительно приблизило их к ней и было, причиной того, что в продолжении двух месяцев они с ней были в отношениях дружбы и искренности, не известных им до того времени *).

Но с приездом графа Панина их действия переменились. Немедленно был составлен заговор, произведший во дворце временное брожение и который, по мнению моему, мог сравниться лишь с настоящей революцией. Панин вел дело с искусством стараго и опытнаго мастера придворных интриг и не отставал от него до самой минуты их отъезда.

Для объяснения того, что я буду описывать, необходимо сказать несколько слов насчет действий этого министра с самаго начала года. Заметив, что влияние его ежедневно умаляется и что те средства, которыя он

 

*) Этим отчасти объясняется вполне ласковый тон ныне изданных писем Екатерины к сыну и невестке во время их путешествия. П. Б.

 

 

808

 

употреблял чтобы усилиться, так часто и всегда с таким успехом, теперь оказывались недействительными, он еще в Феврале начал жаловаться на свое здоровье и постепенно расхварывался на столько, чтобы иметь благовидный предлог не выходить из дому, не лишая себя при этом общества друзей и знакомых; через их посредство он передавал как императрице, так и всему обществу преувеличенное описание своего состояния, выставлял себя старым и преданным слугой, вовлеченным в ошибку лишь от избытка усердия, слугой, преданность котораго к службе императрице была так сильна, что он не мог существовать под гнетом ея гнева. Он говорил, что, будучи не в состоянии переносить оный, он решился удалиться на время в деревню, как для поправления своего здоровья, так и для того, чтобы покинуть дела, в которых не спрашивали более его совета и не позволяли ему иметь своего мнения. Пока он для вида разсыпался в подобных уверениях, под рукой он употреблял всевозможныя пружины с целью возвратить себе доверие государыни, но не через согласие с ея системой и желаниями, а напротив того, стараясь склонить ея к своим собственным мнениям и прибегая для этого к самым хитрым и вкрадчивым представлениям. По несчастию для него, его поведение по поводу предполагавшегося брака сестры великой княгини было столь очевидно, и он в этом случае действовал так прямо вразрез с приказаниями императрицы, что ничто из того, что он мог сказать или придумать в свое оправдание, уже не могло заслужить ея доверия.

Ея подозрения были возбуждены, и ни одна из его хитростей не выдержала строгаго разбора, которому она их подвергала.

Если бы он знал намерения императрицы, вероятно он никогда бы не вернулся на верную немилость, а тем более бы нашел, что не стоит пускаться на попытку подобную той, на которую он отважился в по-

 

 

809

 

следнее время, а вместо того, послушавшись единодушнаго совета своих друзей, провел бы остаток дней между Москвой и своими поместьями. Я сильно расположен думать, что он никогда бы не решился на меру, им принятую, если бы во время его удаления король Прусский не склонял его к этому решению. Этот монарх, в силу долгой привычки, приобрел над ним такую власть, что он не мог противиться его воле; влияние это для него тем неотразимее, что король Прусский на этот раз уговаривал его почти умоляющим образом вернуться; при этом он называл его единственным лицом, способным поднять его утраченное значение и примешивал к своей просьбе столько хитрости и лести, что даже человек, более твердый и менее честолюбивый, чем граф Панин, поколебался бы. Настояния короля были ему передаваемы в деревню переодетыми посланцами, разными купцами, путешественниками и, вероятно, через них и был сообщен план действий, котораго ему предписывалось держаться по возвращении.

Однако, можно предполагать, что граф Панин не очень надеялся на успех, так как несколько дней после своего приезда он сказал графу Герцу: „Votre maitre veut que je me sacrifie, et bien, je le ferai" ^l3). И события почти вполне оправдали это грустное предсказание.

Граф Панин тотчас же по приезде начал возбуждать в уме великой княгини сильнейшия опасения насчет вредных последствий, сопровождающих иногда прививку оспы. А так как она отличается особенной материнской нежностью и вообще полнейшей преданностью семейным обязанностям, то мысль о том, что ея дети находятся в опасности, подняла в ея уме самую трудную борьбу. Это отравило всякое удовольствие ожидаемаго путешествия, и возможность нездоровья детей возбудила в ней сильнейшее желание

 

¹³) Перевод: «Ваш государь хочет, чтобы я пожертвовал собой. Ну что ж, я готов».

 

 

810

 

отсрочить поездку. Их доктор Крейс, преданный графу Панину, своими неопределенными выражениями только усиливал ея безпокойство, а торжественныя уверения со стороны борона Димсдаля и доктора Рожерсона не могли ее успокоить. Великий князь вполне разделял эти чувства, но граф Панин позаботился о том, чтобы подействовать на него еще более сильным образом. Ему удалось овладеть секретом князя Репнина, и он открыл великому князю, что то, что он считал собственным и добровольным решением, составляло преднамеренную и давно задуманную задачу других; что, по всей вероятности, за нею скрывались самыя пагубныя намерения; что, может быть, было определено, что он никогда не вернется в Россию; может быть, его дети будут от него отняты. И хотя он не утверждал ни одного из этих фактов, тем не менее он старался придать им правдоподобный вид через различные намеки и предположения. Он говорил о честолюбивом и безнравственном характере князя Потемкина, обо всех окружающих императрицу, и даже сама она не избежала его осуждения. Затем он распространился о том, что он выдавал за достоверныя сведения относительно императора, уверяя, что он никогда не имел искренняго намерения женить своего племянника на сестре великой княгини; что, как скоро она прибудет в Вену, он может распорядиться ею как хочет. Он при этом говорил такия вещи, которыя мое перо невластно передать даже цифрами и через курьера.

Подобная речь, обращенная к опасливому человеку, как великий князь, и при том лицом, котораго он привык уважать и словам котораго всегда верил, не могла не произвести самаго сильнаго впечатления. Это совершенно его смутило, и опасения его были так сильны, что на следующее утро, в воскресенье, 13-го Сентября стараго стиля, великий князь и великая княгиня (так как в. князь имел слабость сообщать ей все, что слышал от графа Панина) объявили твердое намере-

 

 

811

 

ние не уезжать до тех пор, пока их дети не выздоровеют совершенно. Они твердо стояли на этом решении; их даже было невозможно уговорить назначить день, до котораго они желали отложить свой отъезд, и императрица не могла никаким способом добиться от них дальнейших объяснений. Во весь этот день, и также в следующие за ним — понедельник и вторник, дела оставались в этом колеблющемся состоянии. Почтовыя лошади были отменены; лица, которым предстояло выехать вперед, чтобы приготовить гостиницы и т. д., остановлены, и великий князь с великой княгиней выказали такую решимость, что даже императрица не знала, что делать. Все, что она им говорила, оказалось безполезным, и ни ея просьбы, ни повелительныя выражения не могли на них подействовать. В таком состоянии нашел я Двор в среду утром. Князь Потемкин участвовал в общем настроении больше, чем можно было ожидать от человека с его характером. Он был взволнован, нерешителен и доходил до отчаяния. Когда я коснулся предмета его безпокойства, казалось, он был нерасположен о нем распространяться, но, заметив, что мне было в точности известно все происходящее, он сделался менее сдержан; а, выслушав от меня все, что я знал насчет намерений графа Панина еще до приезда его из деревни и насчет средств, употребленных королем Прусским для того, чтобы возбудить его к деятельности, он высказался совершенно откровенно и сообщил мне, под строжайшей тайной, сцену, которая произошла во дворце: передал все подробности разговора графа Панина с великим князем и затруднительное положение, в которое была поставлена императрица. Он говорил даже, что она будет вынуждена сделать уступки и не только отложить путешествие на целый месяц, но даже позволить их императорским высочествам на обратном пути заехать в Берлин, так как великая княгиня в своем горе жаловалась на то, что ей не позволяют увидеть

 

 

812

 

родственников при этом Дворе. Я, не теряя ни минуты, стал оспаривать эту робкую и даже пагубную уступчивость. Я сказал ему, что лучше бы совершенно отменить путешествие, чем предпринять его при таких условиях; что это значило вполне содействовать видам графа Панина, доставив ему тем величайшее торжество, которое он когда либо имел; что, вместо успокоения сомнений, это их усилит и заслужит ея императорскому величеству обвинение в нерешительности и недостатке энергии, которое значительно повредит ея славе. Далее я выразил, что, по мнению моему, настоящий случай представлял столь критическую минуту, что малейшее отклонение от первоначальнаго плана повлечет за собой самыя пагубныя последствия; что наступило время для решительной борьбы, которая должна была определить, в чьи руки перейдут власть и управление, и что собственное его влияние не могло потерпеть более жестокаго удара, чем тот, который бы он сам ему нанес, допустив императрицу до вреднаго снисхождения.

Слова мои, очевидно, на него подействовали: пройдя (по свойственной ему привычке) несколько раз взад и вперед по комнате и не дав мне никакого ответа, он отправился к императрице; а, вернувшись оттуда через час, сообщил мне, что все устроено. Отъезд их императорских высочеств был назначен на следующее воскресенье, и лица, находившияся в Царском Селе, должны были тотчас же с ними проститься. Он сказал мне, хотя императрица настаивала на этом решении, но в тоже время она говорила с великим князем и великой княгиней так ласково и искренно, что слова ея значительно их успокоили. Тем не менее они казались сильно растроганными, вечером, когда я явился, чтобы проститься с ними: они оба были чрезвычайно взволнованы, глаза их были красны и полны слез; а из приема, который они мне оказали, я ясно увидел, что они наслушались речей графа Панина.

По окончании этой церемонии я снова вер-

 

 

813

нулся к своему другу и представил ему, до какой степени необходимо отнять у этого министра возможность произвести вторично подобную сцену общаго смятения. Последния обстоятельства снабжали меня столь убедительными доводами, что мне предстояла весьма легкая задача. И действительно, князь Потемкин сообщил мне, что ея императорское величество имела твердое намерение совершенно удалить графа Панина из своих советов, и что, хотя она до сих пор еще не решила, каким именно образом это сделать, тем не менее самый этот факт не подлежал ни малейшему сомнению. Однако, из внимания к великому князю, она не приступала к этому делу до отъезда его императорскаго высочества. Поэтому граф Панин лишь в понедельник утром, 29-го Сентября ст. ст., получил приказ отпустить секретаря, выдать все бумаги, и хотя за ним сохранялось место члена государственнаго совета, но эту должность можно считать только почетным званием.

Удар этот, хотя граф Панин должен был его ожидать, застал его неприготовленным и, присоединившись к тому, что он чувствовал, прощаясь с великим князем, произвел на него такое действие, что в тот же день, около семи часов вечера, он был схвачен внезапным и сильным припадком лихорадки, тотчас же впал в безпамятство, перестал узнавать окружающих и потерял сознание того, что сам говорил. Всю ночь он пробыл в таком бреду и почувствовал облегчение не прежде, как когда доктора истощили над ним весь свой запас рожков и кровопусканий. Тогда он впал в полную летаргию, и если бы природа не выкинула ему на ногу рожу, он вероятно бы умер от апоплексии. Тем не менее в настоящую минуту он находится вне опасности, но умственныя способности его еще не вернулись, и пройдет много недель, прежде чем он будет в состоянии встать с постели. Хотя императрица (весьма естественно) была сильно расстроена этой внезапной болезнью;

 

 

814

 

однако я ошибался, передавая вам, милорд, что она отменила свое приказание насчет отставки графа Панина: оно было приведено в исполнение, и теперь ничто не может возвратить его к власти, кроме совершенной перемены системы и новаго состава министерства.

Принимая в соображение все происшедшее, а также и то, что малейшия подробности этих обстоятельств известны императрице, Панин может считать свою песенку спетой. Приговор был бы не так мягок, если бы его случилось произносить одному из прежних Русских государей; но человеколюбие и милосердие составляют основныя черты характера императрицы. — Я должен уведомить вас, милорд, что я не получаю более ни малой помощи от князя Потемкина: он не пересказывает императрице ничего из того, что я ему говорю, не сообщает мне ея чувств, не сообщает никаких сведений, и я не могу убедить его не допускать до ея императорскаго величества различных неправильных представлений, которым до некоторой степени она оказывает ея доверие. Едва только я с ним заговариваю о делах, он делается невнимателен и нетерпелив; и вместо того, чтобы по прежнему вникать с величайшим участием во все, что я сообщаю ему относительно наших дел, теперь он, по-видимому, сделался совершенно равнодушен к этому предмету.

Эта перемена в его поведении происходит, по мнению моему, не вследствие изменения политических убеждений; и я уверен, что он не передался ни Французской, ни Прусской партии: потому что в таком случае я бы должен был напасть на следы этого при моих розысканиях, которыя были преимущественно направлены к этой цели. Обстоятельство же это возникает от весьма существенной перемены в собственном положении князя Потемкина, что и ставит его в необходимость отказаться от всякаго посторонняго соображения и заботиться лишь о поддержании своего личнаго влияния. Влияние это

 

 

815

 

значительно уменьшилось с самаго начала сего года; а так как он приписывает это (хотя, по мнению моему, неосновательно) тому сильному участию, которое он принимал в иностранных делах, то и решился не вмешиваться более ни во что, до них относящееся.

 

41.

 

Петербург, 5-го Ноября 1781 г.

 

Теперь Пруссаки распространяют слух, будто мы относимся к их флагу с большим уважением, чем к флагу императрицы; что ни один из их кораблей не был остановлен, — что они приписывают энергической речи своего короля, доказывая, что до тех пор, пока ея императорское величество не прибегнет к подобным же выражениям, торговля ея будет постоянно стесняема.

С своей стороны Французы и Испанцы утверждают, что в случае, если северные союзники не заставят нас строже соблюдать правила конвенции, они будут поставлены в необходимость последовать нашему примеру и останавливать нейтральные корабли, где бы они их ни встретили.

Первый слух был распространен так хитро, и ему был придан такой правдоподобный вид, что императрица ему поверила.

Другой тоже соответствовал предназначенным целям. Он утвердил ее в упорном поддержании ея необыкновенной системы, и оба вместе способствовали тому, чтобы возстановить ее против нас. Желая предупредить вредныя последствия этих интриг и добиться, если возможно, более полнаго объяснения насчет того, что я слышал от вице-канцлера в прошедшую среду, я в субботу имел продолжительный разговор с секретарем императрицы. Отложив в сторону вопрос о том, имеет ли иностранная держава право требовать, чтобы великое и независимое государство подчинялось правилам, которыя этой державе угодно было назвать

 

 

816

 

всеобщими законами, я постарался доказать ему, что, ни в одну из предшествовавших войн, ни одному народу не было нами оказано столько внимания, сколько имели мы теперь по отношению к ея императорскому величеству; что корабли ея едва подвергались осмотру, и что, хотя они постоянно оказывались нагруженными морскими снарядами, очевидно назначавшимися для службы нашим врагам, тем не менее наши морские суда пропускали это без внимания, и были уплачиваемы самые значительные штрафы в случае, если их непродолжительное задержание сопровождалось каким-нибудь повреждением для груза или корабля; что получать одне только жалобы, вместо заслуженных нами похвал, и видеть, что императрица все еще недовольна нашими действиями и ждет, что мы сделаем гораздо больше, отдав приказ, чтобы ни один Русский корабль вовсе не был задержан, — все это порождало весьма грустныя соображения и не могло наконец не возбудить чувств непохожих на те, которыя мы были так искренно расположены питать к ея императорскому величеству. Ей стоило только потрудиться размыслить о том, откуда являлись эти жалобы и в каком тоне оне были составлены, чтобы убедиться в цели, к которой оне были направлены, а также и в том, что в то самое время, как она думала, что оказывает покровительство обиженным и угнетенным купцам, она в сущности служила лишь орудием наших врагов. То, что недавно произошло, составляло поразительный пример справедливости моих слов; оно не нуждалось в комментариях, и я уверен, что этот случай ¹⁴) не может не произвести желаемаго действия на ея императорское величество, если только он будет ей передан с той точностью и безпристрастием, которыми, как мне хорошо известно, его доклады всегда от-

 

¹⁴) Русский корабль, снаряженный для Испании, был остановлен Английским фрегатом Ариадной; но вскоре после того он был отпущен.

 

 

817

 

личаются. Если только она потрудится припомнить положение, в котором Англия теперь находится, важный вопрос, который у нея в ходу, чрезвычайныя усилия, ею употребляемыя для поддержания дела, признаваемаго самой императрицей за дело правое, то мне кажется, что после этого она будет не в состоянии потребовать от нас распоряжения, которое, касаясь одних ея кораблей, причинило бы нам безпрерывныя ссоры, а распространенное на всех вообще повлекло бы за собой самыя пагубныя последствия. В заключение я прибавил, что, как я слышал, Прусские агенты осмелились утверждать, будто их король, запугав нас, добился такого приказания и что Прусские корабли проходили нетронутыми, между тем как Pyccкиe были останавливаемы нашими крейсерами; почему я и считал необходимым заявить, что подобное уверение составляет самую очевидную ложь.

Секретарь всегда внимателен ко всему, что ему говорят, а на этот раз показался мне еще внимательнее, чем обыкновенно. Как и всегда, он отвечал немногими словами. Тем не менее он уверил меня, что императрица сама убедилась, что последния, высказанныя против нас, обвинения были поспешны и неосновательны; что она была слишком хорошо расположена к нам и слишком просвещенна для того, чтобы интриги наших врагов могли на нее подействовать, и что я мог положиться на то, что он передает ей все мною сказанное.

 

42.

 

Петербург, 9-го Ноября 1781 г.

 

Императрица с некоторых пор заметно отличает министров Французскаго и Прусскаго и в воскресенье, очевидно, искала случая поговорить с последним таким образом, чтобы разговор их никем не был услышан. До сих пор она постоянно относилась к де-Вераку чрезвычайно холодно и доказывала, что он ей не нравится, меж-

 

 

818

 

ду тем вот уже три приема при Дворе, как она исключает меня и приглашает его к своей карточной игре, и я знаю, что в интимном кругу она стала хорошо об нем отзываться.

Не подлежит ни малейшему сомнению, что отличия эти доставлены ему князем Потемкиным, а также и то, что князь Потемкин находится в тайных сношениях с графом Паниным, как ни покажется это не-правдоподобным; и что, по всей вероятности, добившись его падения, он теперь будет стараться постепенно возвратить его к милости императрицы. Не менее очевидно и то, что он враждебно смотрит на интересы Австрии и, для того, чтобы противодействовать им, выжидает только случая, который при непостоянном характере императрицы не замедлит представиться. Эта перемена в его действиях и убеждениях должна быть объяснена частию свойственным ему непостоянством, частию хитростью и интригами графа Панина, но больше всего сильной завистью, которую он питает к секретарю и к его партии.

Это нисколько не изменило моего с ним обращения. Я вижусь с ним ежедневно, почти чаще прежняго; и как он старается меня обмануть, так и я хлопочу о том, чтобы сделать вид, что поддаюсь его обманам. Тем не менее я слежу за всяким его шагом, и хотя я не имею средств предупредить зло, над которым он работает, по крайней мере оно не застанет меня неприготовленным, а вас милорд, непредуведомленным.

 

43.

 

Петербург, 16-го Ноября 1781 г.

 

Теперь, согласно своему обещанию, я представлю нам, милорд, извлечение из различных переговоров, которые я имел с моим другом.

Он начал с своего обычнаго вступления, жалуясь на перемену в характере импе-

 

 

819

 

ратрицы, говоря, что действия ея управляются или ея собственными капризами, или какой-то невидимой рукой, которой он при всей своей проницательности не мог открыть; что он ничего не мог сделать, и что при таких обстоятельствах ему было тем тяжелее, что ответственность за всякую несправедливую или неосновательную меру возлагалась на него. Затем он распространился насчет озлобления его врагов и т. д.

Вслед за этим предметом он весьма искусно коснулся частых посещений, делаемых ему в последнее время графом Герцем и маркизом де-Вераком, — так как ему было хорошо известно, что эти посещения не могли ускользнуть от моего внимания. Он сказал, что первый из них говорил с ним о покупке лошадей в Малороссии для ремонтировки Прусской кавалерии; что необходимость попросить на это позволения и поблагодарить его, как скоро это позволение было дано, послужила поводом к более частым против прежняго появлениям графа Герца в его доме. Что же касается до маркиза де-Верака, то это личность до того незначительна, что он не сомневался, что его посещения не могли меня безпокоить; тем не менее он мог меня уверить, что они не вызваны ни удовольствием, доставляемым ему обществом этого человека, ни каким либо важным делом, ему порученным; что де-Верак являлся к нему единственно с целью попросить его за несчастнаго Француза, осужденнаго к смертной казни, а также помочь какому-то Антуану, который хотел открыть Французский торговый дом в Херсоне. И, вероятно, с целью отвлечь меня ото всякой сериозной мысли насчет этих предметов, князь Потемкин дал волю таланту, которым он обладает в совершенстве, и так уморительно представил разговор между ним, Французским министром и Французским купцом, что было невозможно, хотя на некоторое время, не потерять из виду тех чрезвычайно интересных вопросов, о которых мы разсуждаем. Ско-

 

 

820

 

ро, однако, он вернулся к ним и привел мне на память множество фактов, клонившихся к тому, чтобы доказать мне, что в делах политических он мог сделать лишь немного, что это немногое всегда было направлено к благим целям, и не он виноват, если оне не вполне достигались. Далее он, нисколько не стесняясь, пустился в осуждение действий императрицы, прибавляя, что ему весьма жаль, что такия безтолковыя и слабыя действия приписывались его управлению и советам.

Он говорил о покорении Турок, о противодействии королю Прусскому, наконец о том, чтобы отделить Австрию от Франции и составить тройственный союз между Англией и обоими императорскими Дворами. Но сам он сознавал, что все это лишь одне мечты, а я принял это за хитрую и благовидную речь, разсчитанную для минутной цели.

Способ, которым Потемкин объясняет посещения министров Прусскаго и Французскаго, придуман весьма хитро, тем более, что до сих пор они, вероятно, еще не касались дела; но не менее достоверно и то, что он ухаживает за ними, старается о поддержании их знакомства и что, действуя таким образом, он руководится тайным соглашением, последствия котораго откроет время, — соглашением, существующим между ним и графом Паниным. То что он говорит об императрице подходит под тоже самое описание. Очевидно, что он не может добиться своих целей через прямое обращение; но он прекрасно умеет действовать на нее постепенно и в заключение всегда доводит ее до того, чего желает; и в его несогласии употребить подобную меру в нашу пользу заключается причина, почему его попытка услужить нам не удалась. Поэтому он оказывает мне больше личнаго внимания, чем когда бы то ни было и употребляет выражения уважения и привязанности, которых я не слышал от него даже и тогда, когда эти чувства были искреннее. Я с своей стороны решился де-

 

 

821

 

лать вид, что поддаюсь его обману и верю всем его словам, чтобы не обидеть его противоречием и не обеспокоить пытливостью. Для человека с направлением его ума все, что я могу сказать или сделать, окажется безполезным: действия его побуждаются целями, до которых я не могу достигнуть, и всякая попытка такого рода только бы усилила зло; между тем как, сохраняя по наружности спокойствие, я, может быть, успею сделать его менее осторожным в его действиях, через что на пути их явятся препятствия. Тем не менее задача, которую мне предстоит выполнить, становится с каждым днем щекотливее, а положение мое делается все более и более затруднительно.

 

44.

 

Петербург, 7-го Декабря 1781 г.

 

Если бы чего-нибудь недоставало для того, чтобы утвердить меня в мысли, что настоящее расположение этого Двора к Великобритании враждебно, такое доказательство явилось бы при получении здесь последних неприятных известий из Америки ¹⁵). Они приписывают потерю, которую мы потерпели, нашей собственной ошибке; и вместо того, чтоб выражать ту степень сожаления и безпокойства, которыя бы должна испытывать нация, столь тесно связанная своими интересами с Англией, они разглагольствуют против нас же самым несправедливым образом. Я было надеялся, судя по наружности императрицы, когда она говорила со мной об этом, вернувшись из церкви в воскресенье (немедленно после получения ею этого известия), что оно подействовало на нее, как следовало; но скоро заметил через князя Потемкина, с которым провел остаток дня, что я ошибался. Правда, он был не менее дружествен, чем обыкновенно в своих уверениях; он не скупился на выражения сожаления по поводу случившагося, но к

 

¹⁶) Сдача лорда Корнваллиса и его армии 17-го Октября 1781 года в Иорк-Тоуне.

 

 

822

 

ним примешивалось столько нелиберальнаго осуждения, что я с трудом сдерживал свое раздражение, Тем не менее я не дал воли негодованию, котораго не мог не испытывать и удовольствовался, сказав, что я убежден, что все, им высказанное, было вызвано лишь его сожалением о несчастном событии, которое только что произошло; что, следовательно, расходясь на счет причины, мы были совершенно согласны относительно последствий настоящего кризиса; и что я нимало не сомневаюсь в том что он, употребив в дело такую деятельность, какой только я могу от него пожелать, докажет императрице, что, продолжая относиться так равнодушно к успехам честолюбивых замыслов наших врагов, она пренебрегала своими собственными интересами.

Я расположен к мысли, что в настоящем случае императрица испытывает более истиннаго сожаления, чем все ея министры; но я теперь нахожусь в таком положении, что не могу извлечь никакой выгоды из этого настроения.