Горемыкин Н.Д. Павел Озерецковский – первый по времени, обер-священник (Из дней Павла I) // Русская старина, 1887. – Т. 56. - № 12. – С. 842-845.

 

 

ПАВЕЛ ОЗЕРЕЦКОВСКИЙ

первый, по времени, обер-священник.

[Из дней Павла I.]

 

Пост обер-священника (ныне главный священник) армbи и флота, как известно, учрежден императором Павлом Петровичем.

Не знаю, сохранилось-ли где нибудь предание о том—как и при каких обстоятельствах последовало это учреждение; но вот что я слышал об этом от одного близкаго мне лица, сошедшаго уже в могилу. Разсказ этот представляется весьма правдоподобным как по самой характерности случая, что было в то время не редкостно, так и потому, что лицо, от котораго мне довелось слышать о нем, было хорошо знакомо с родными перваго обер-священника и, следовательно, могло получить эти подробности из более или менее достовернаго источника.

Когда у Павла Петровича явилась мысль о назначении в полки особых священников, и о том было объявлено св. синоду, со стороны последняго последовало распоряжение, чтобы эпархиальные архиереи немедленно выслали в Петербург нужное количество священников, для назначения их на вновь учрежденныя при полках должности. Преосвященные, воспользовавшись сим случаем, отправили в столицу тех иереев, от которых, по их слабостям и другим недостаткам и несоответствию занимаемым ими местам,— желали избавиться: в военной-то службе исправят, дескать, скорее. В числе таких-то иереев оказался молодой, весьма представительный, не дюжиннаго ума и бойкий на словах священник Павел Яковлевич Озерецковский (кажется, брат известнаго члена академии наук Николая Яковлевича Озерецковскаго),—не нравившийся епархиальному начальству, как можно полагать, не столько по каким

 

 

843

либо другим причинам, сколько, быть может, по характеру и не всегдашней сдержанности его в тех отношениях, какия существуют в духовной иерархии и какия в то время требовались суровее.

По воле императора все явившиеся кандидаты на новыя должности должны были быть представлены его величеству. Разумеется, приняты были все меры к тому, чтобы приезжие священники предстали пред монархом в соответственном виде и в том порядке, какой тогда строго соблюдался. Сами представлявшиеся, из коих некоторые не имели даже случая лицезреть императора, трепетали; оставался не смущенным один только о. Озерецковский. В назначенное время эти священники были привезены во дворец и, по заведенному порядку, выстроены по ранжиру в приемной комнате. Случилось так, что Павел Яковлевич оказался ростом выше сотоварищей и потому встал на правом фланге.

Император, выйдя быстро из кабинета, прямо обратился с вопросом к о. Озерецковскому:

«Как тебя зовут?»

—   «Павел, ваше императорское величество», громко и без всякаго смущения ответил вопрошаемый.

Случайная тождественность имени Озерецковекаго с именем государя, открытое лицо, прямой взгляд и несмущенность его в ответе обратили на себя внимание его величества. Окинув взором молодаго священника, государь быстро обошел остальных и, вернувшись к Озерецковскому, спросил его уже более мягко:

—   «Как ваше отчество?»

«Павел Яковлев Озерецковский, в. и. в.», также прямо отвечал священник.

Государь направился в кабинет; но, дойдя до двери, обернулся к Озерецковскому и сказал:

—  «Павел Яковлевич, пожалуйте сюда».

Озерецковский смело последовал за государем и дверь тотчас же закрылась. О чем изволил беседовать император с Озерецковским—неизвестно и можно думать, что последний не распространялся об этом ни с кем; по крайней мере, о содержании этого разговора я ничего не слыхал; но дело в том, что вошедший вскоре того в кабинет, по звонку государя, дежурный застал уже Озерецковскаго сидящим там; приказано было тотчас же подать камилавку и затем последовательно какие-то ордена, — какие, теперь не упомню хорошо; в заключение государь, сняв с себя мальтийский крест и надевая его на Озерецковскаго, — сказал:

 

 

844

— «Павел Яковлевич, — я назначаю вас обер-священником моих армии и флота; отныне вы имеете доступ ко мне во всякое время дня и ночи».

Подробных сведений о деятельности перваго обер-священника я не имею, но слышал только, что он в одном важном случае пользуясь расположением к нему императора Павла и данным ему правом являться к его величеству днем и ночью, — оказал величайшую услугу государству. Объясняли мне это таким образом: однажды, в момент раздражения, Павел Петрович дал такой приказ генерал-губернатору, приведение в исполнение котораго вызвало бы весьма печальныя последствия. Приказ этот был дан вечером, а в 6 часов утра он должен был быть приведен в исполнение. Генерал-губернатор не знал, что делать. В этом критическом положении он решился обратиться за помощью к обер-священнику. Это было уже около 12 часов ночи. Протоиерей Озерецковский, выслушав генерал-губернатора, — тот-час же оделся как следует быть во дворце и отправился туда. Часовым всем известно было о праве приезда Озерецковскаго во дворец во всякое время и потому он без всякой задержки был пропущен до самаго кабинета государя. Подойдя к дверям,— Озерецковский слегка постучал в них и услыхал грозный оклик: «кто там?» «Павел Озерецковский, в. и. в.», отвечал протоиерей; государь открыл дверь и, со словами: «ах,— Павел Яковлевич; пожалуйте»,—ввел его в кабинет; что там происходило дальше— тоже неизвестно; но слышно было, что император быстро ходил по кабинету и о чем-то горячо говорил с обер-священником. Чрез некоторое время шаги прекратились и разговор, как заметно было, пошел тише,—а затем последовал обычный звонок и приказание тотчас же позвать генерал-губернатора, — который, конечно, не замедлил явиться, ибо ждал невдалеке, разсчитывая, что во всяком случае его потребуют... или для получения приказания об отмене грознаго повеления, или—для арестования обер-священника, дерзнувшаго безпокоить государя в такую пору и по такому щекотливому обстоятельству. Кончилось, однако, тем, что последовало повеление об оставлении без исполнения суроваго указа.

Но  как  ни высоко поднялся  Озерецковский,   он,   как можно

полагать, не мог заглушить в себе того чувства, которое пришлось ему испытать при отправлении его в Петербург, и потому не оказывал особаго уважения св. синоду, состоявшему из иерархов, в числе которых, быть может, находился и тот, который был причиною горя, им испытаннаго, — хотя это же горе и послужило

 

 

845

к его  благополучию.   К указам синода он относился   по своему усмотрению  и  те,  которые  ему не   нравились,   не   исполнял  или испрашивал высочайшия повеления об отмене их.

При жизни благоволившаго к нему государя, конечно, никто не посягал на него; но за то, когда император скончался, а с ним пало и значение Озерецковскаго, — духовное начальство резко изменило свои отношения к нему. Обер-священник не мог перенести этого удара, и покончил с собою самоубийством чрез отравление. Эти последния сведения, впрочем, я получил уже гораздо позднее, когда мне представился случай видеть портрет о. Озерецковскаго , находящейся в приемной комнате главнаго священника армии и флотов.

 

Сообщ. Н. Д. Горемыкин.