Грот Я.К. Воспоминания о графе М.А. Корфе (Родился 11-го сентября 1800, ум. 2-го января 1876) // Русская старина, 1876. – Т. 15. - № 2. – С. 422-425.

 

 

ВОСПОМИНАНИЕ О ГРАФЕ М.А. КОРФЕ.

(Родился 11-го сентября 1800, f 2-го января 1876 г.)

 

О человеке, занимавшем такое видное положение, как граф Корф, трудно в первыя минуты по смерти его сказать что-нибудь новое. Сведения о главных обстоятельствах жизни таких людей составляют общее достояние; интерес могут представлять только подробности или такия стороны ея, которыя менее других были до­ступны взорам публики.

Принадлежа   к   числу  лиц,   долгое   время   стоявших   весьма близко к графу Корфу, я попытаюсь набросать несколько воспоминаний о нем. Уже в годы моего воспитания в Царскосельском лицее, барон Модест Андреевич начинал приобретать известность, а в глазах лицеистов он уже тогда составлял одну из первых зна­менитостей, вышедших  из стен этого заведения.   Пушкин, князь Горчаков, Валъховский и барон Корф,—вот имена, которыя всех чаще произносились у нас, когда заходила речь о прошлом лицея; про трех последних говорили, что они идут в гору. По выпуске моем оттуда в 1832 году, мне, совершенно   неожиданно   для меня самого,  выпал  жребий поступить под начальство Модеста Андрее­вича.  Он занимал в то время пост управляющаго делами коми­тета министров, председателем котораго был князь Виктор Павлович Кочубей.   Лицейский профессор  И. П. Шульгин,   обучавший детей князя, без моего ведома отрекомендовал меня ему,   а князь выразил  Модесту  Андреевичу  желание,   чтобы  я принят был на службу в канцелярию комитета.

Вскоре барон Корф приблизил меня к себе: несколько лет сряду я жил у него в продолжение летних месяцев на даче и получал непосредственно от него служебныя поручения; в 1834 г., по назначении его государственным секретарем, и я переведен был

 

 

423

им в канцелярию государственнаго совета. Должность свою он умел окружить каким-то особенным блеском; пользуясь милостью и доверием Государя, умел приобрести авторитет в глазах самых влиятельных членов совета. В отношении к своим подчиненным он был добрым и любящим начальником; от высшаго до низшаго все могли ожидать справедливаго внимания к своим трудам и готовности помочь каждому в нужде. Порядок делопроизводства был доведен до совершенства. Дела решались безостановочно; во всех канцелярских отправлениях господствовала величайшая точность; переписка бумаг отличалась щегольским изяществом; в должность писцов привлекались искуснейшие калли­графы. Барон Корф не даром служил прежде под начальством Сперанскаго старшим чиновником II-го отделения собственной его величества канцелярии: он обладал мастерством в изложении самых запутанных дел; сжатость и ясность речи достигли под его пером высшей степени, и это искусство усвоивали себе более или менее все работавшие под его руководством. Таким искусством особенно славился в мое время П. А. Теубель, сперва бывший начальником отделения в комитете министров, в последствии также переведен­ный бароном в государственную канцелярию.

Одно неодолимое желание вполне посвятить себя учено-литератур­ной деятельности могло заставить меня отказаться от подобнаго положения: после восьмилетней службы под начальством Модеста Андреевича, я, скрепя сердце, заявил ему однажды о своей реши­мости принять предлагаемую мне в Финляндии профессорскую кафедру. С дружеским участием он представил мне важность этого шага, но, видя мою твердость, пожелал мне успеха на новом поприще, и мы разстались в самых лучших отпошениях, которыя никогда уже не изменялись. Да простит мне читатель, если, говоря о чело­веке, столь много для меня значившем в моей молодости, я не съумел вполне воздержаться от подробностей, лично меня касающихся.

В семействе графа Корфа продолжался тот же патриархальный быт, посреди котораго он вырос в доме своих родителей и ко­торый я еще застал у его матушки, рожденной Смирновой. Благочестие, полное согласие между членами семьи, гостеприимство, доброта, ласка ко всем были отличительными чертами этого быта. К до­стойнейшей старушке Ольге Сергеевне съезжались раз в неделю все родные и многие друзья. То же происходило часто и в доме Модеста Андреевича. Кто раз сделался вхож в этот радушный кружок, мог быть уверен, что он всегда найдет в нем ту же сердечную, участливую приязнь. Как семьянин, граф Модест Андре-

 

 

424

евич представлял редкий образец и служил назидательным примером младшим поколениям своего обширнаго родства. Правда, что ему дано было в удел и необыкновенное семейное счастье: . женившись уже 26-ти лет, он в молодой супруги своей нашел драгоценнейшее сокровище — простоту души и неизменно-любящее сердце; их-то влияние, посреди охлаждающаго блеска почестей, не давало погаснуть в нем тому священному пламени, без котораго, на высших ступенях счастия, трудно сохранить полное сознание своих человеческих обязанностей.

Рано  начавшиеся для него  служебные успехи  не заглушили в нем развившейся еще в лицее потребности Духовных интересов. Он с постоянною любознательностью следил за умственным движением современнаго мира; особенно, ни одно сколько-нибудь замечателъное произведение русской литературы не ускользало от его внимания.  В первое  время моего сближения с ним, на горизонте ея явилась крупною, хотя и не всегда светлою звездою „Библиотека для Чтения" Сенковскаго. Барон Корф, по живости и впечатлительности своего ума, не мог остаться равнодушным к новости ея содержания и, быстро поглощая всякую вновь выходившую книжку этого жур­нала, искренно потешался шутовским остроумием его литературной летописи.  Чтение лучших русских журналов до конца жизни со­ставляло любимое занятие Модеста Андреевича. Издавна усвоив себе вредную привычку (которая в последствии тяжело отозвалась на его здоровьи) проводить с вечера долгие часы за чтением в постели, он успевал знакомиться и с любопытнейшими явлениями иностранных литератур. Все новое, животрепещущее, сильно манило эту восприимчивую,  быстро схватывавшую природу.  Естественно,  что при таких свойствах  граф  Корф  чувствовал  неотразимую  потребность  в обществе; он не любил уединения и часто говорил, что ему необхо­дима  городская жизнь  с ея свежими  новостями,  с ея шумом и разнообразием, что он вовсе не рожден для деревни. Блеск двора и почестей,  светская  жизнь  и  тревога   имели для  него  особенную прелесть;  но это не мешало ему быть добрым,   сердечным человеком,  сочувствовать и помогать ближнему, поставленному судьбой в менее благоприятныя внешния условия.

Заслуги графа Модеста Андреевича русскому образованию в качестве директора императорской публичной библиотеки так известны всей России, что распространяться о них было бы безполезно. В этой его деятельности, составившей эпоху в истории нашего книго­хранилища, особеннаго внимания заслуживают его близкия, можно сказать, как бы семейныя отношения ко всем своим сотрудникам;

 

 

425

смерть не изгладит чувств любви и благодарности в сердцах всех исполнявших его обширныя предначертания к обогащению библиотеки и устроению в ней новаго порядка.

До последних лет жизни граф Корф изумлял своею неутоми­мою деятельностью и быстротою в работе. Только этим его преимуществом можно объяснить, как он, будучи строгим исполнителем всех родственных и светских обязанностей, употребляя, следова­тельно, довольно много времени на посещения и на общество, ycпевал исцисывать целыя кипы бумаги. Говорю не об одних служебных его работах: он, кроме того, находил досуг в продолжение нескольких десятилетий вести свой дневник, тетрадями котораго занято множество картонок, исполнял по высочайшим поручениям разные исторические труды, наконец, написал известную биографию своего бывшаго начальника, потребовавшую многосложных предварительных изследований и обширной переписки. Вполне-ли верен его взгляд на Сперанскаго, справедлив-ли важный упрек в неис­кренности, взводимый им на этого государственнаго человека,—решит потомство; но и независимо от этих вопросов, названная книга составляет одно из драгоценнейших приобретений русской лите­ратуры шестидесятых годов, не только по обилию и новости сведений, ею распространенных в обществе, но и как памятник новаго духа, повеявшаго на Poccию с первых лет царствования Але­ксандра II.

Входить в обсуждение государственных заслуг графа Корфа не считаю себя в праве; не только для скромнаго служителя науки, но и вообще для современников еще рано произносить в этом отношении решительный приговор. Другим предоставляю также отыски­вать тени в светлом образе, оставленном личностью графа Корфа в душе всех коротко его знавших: я хотел только сообщить некоторыя черты, по которым этот образ всегда останется незабвен и дорог в исторической галерее русских деятелей...

 

4-го января 1876 г.

Я. К. Грот.