Исторические анекдоты // Русский архив, 1880. – Изд. 2-е. – М., 1880. – Кн. 2. – С. 236–240.

Исторические анекдоты.

Старик граф Броун выжил из ума и в Риге позволял себе всякаго рода капризы и странности. Сменять его Екатерине не хотелось, и она придумала послать к нему в помощь П. А. Палена (впоследствии графа и деятеля 1801 года). Призвав к себе Палена, она объявила ему, что он должен находиться при дряхлом генерал-губернаторе, вполне ему подчиняться и его уважать, но что в тоже время с него взыщется, если в Риге будет не ладно.

— Это противоречит одно другому, возразил Пален.—Потому-то именно я вас и посылаю, что вы съумеете найтись, заметила ему Екатерина.

И действительно, в самое короткое время старик Броун был уже в руках Палена. Броун был скуп, и Пален на день какого-то торжества вызвался сам дать обед, наготовил Броуну любимых его кушаний и вполне подчинил его себе.

(От О. Д. Шеппинга, который о том слышал от самого графа П. А. Палена, женатаго на родной его тетке).

П. А. Пален говаривал своему племяннику барону О. Д. Шеппингу, что единственный гениальный человек, котораго он знал, был князь Потемкин.

Пален получил от Екатерины большия поместья в Курляндии. Экау, Котсмюнде.—Ему действительно бывали привидения.

(От него же).

Проповедь на текст: излияша телец говорил Тульский apxиерей Амвросий на выборах. Тамошний губернатор, артиллеpийский генерал Николай Иванович Богданов жаловался на то Государю; но Александр Павлович нарочно приказал напечатать проповедь.

237

Витберг, сын Петербургскаго каретника (добродушнаго старичка) своими успехами в исторической живописи обратил на себя внимание конференц-секретаря Академии Художеств, Лабзина, который посылал его в Москву к Ф. П. Ключереву, где он рисовал картины. Молодой мистик, ученик Академии, влюбился в дочь одного помещика, но за него не отдавали, как не за дворянина; это заставило его работать для конкурса. Император Александр крестил его в православие, дал дворянство и с тем возможность жениться на любимой девушке. По мистицизму он был близок с князем А. Н. Голицыным, Донауровым, Плещеевым и ст. сов. откупщиком Ленивцевым (сей последний обратил кн. Голицына к мистицизму). Однажды император Александр сказывал князю Голицыну, что Витберг в разговорах с ним стал заноситься: раз он прямо ему сказал, что помещики благодарят его за покупку их имений для храма.

Еще до своего падения Витберг одержим бывал какою-то нервическою болезнию в роде падучей. Он строил домовую церковь князя Голицына в доме нынешняго министра Императорскаго Двора на Фонтанке.

(От Ю. Н. Бартенева).

Графиня Елисавета Осиповна Ефимовская была сирота, и право на имения ея оспоривала ея бабка Марфа Михаиловна Скорнякова-Писарева. Но 16 Ноября 1749 по именному указу спор решен в пользу внучки, которая умерла в 1755 г., оставив от брака с графом Иваном Григорьевичем Чернышовым дочь Евдокию, умершую 29 Декабря 1758.

Село Скорняково (Задонскаго увзда, Воронежской губернии) досталось графу Ивану Григорьевичу, из жениных имений на часть, и перешло потом к его внучкам, на одной из которых женат был Н. Н. Муравьев-Карский, проживавший часто и скончавшийся в этом селе.

В кладовой, в левой арке под колокольней церкви села Скорнякова, хранились собственноручныя письма Екатерины II-й к графу Захару Григорьевичу Чернышеву, во время ея молодости. Они вынуты были оттуда А. Д. Чертковым, когда он управлял этою деревнею, и когда возник было спор, кому их отдать в владение, то Чертков предоставил их Николаю Павловичу.

238

Народ говорит, что в 18 верстах от Скорнякова, при слиянии Дона и Красной Мечи, был стан Татарской Золотой Орды.

(От Н. Н. Муравьева-Карскаго).

Князь Григорий Семенович Волконский был большой чудак. Уже стариком жил он (без жены) в Оренбурге и началъствовал тамошними войсками. Он вставал очень рано и тотчас отправлялся по всем комнатам и прикладывался к каждому образу. Между тем все форточки были открыты и в комнатах дул ветер.—К вечеру ежедневно служили у него всенощную, при которой обязан был присутствовать дежурный офицер. Обедал не раньше 7 часов. Выезжал он к войскам во всех орденах... и по окончании ученья в одной рубашке ложился где нибудь под кустом и кричал проходившим солдатам: «Молодцы, ребята, молодцы!» Любил ходить в дурном одеянии, сердился, когда его не узнавали, въезжал в город, лежа на телеге или на дровнях. Вообще корчил Суворова.—Около 1806 г. он просился у Государя командовать действующею армиею. Государь, в виду его старчества, ласково отказывал; старик не унимался, писал письма к покровительствовавшей ему государыне Марии Феодоровне, жаловался, что Аракчеев мешает служить Отечеству и проч.

(От Н. И. Зейделя, служившего в Оренбурге).

Перед 1812 годом Шишков служил членом Адмиралтейскаго Совета, был известен своим чудачеством, ненавистью к Французам и пламенным патриотизмом. Еще за долго до войны он присоветывал своему племяннику, А. И. Казначееву, оставить гражданскую службу и перейти в военную. В исходе 1811 г. в Беседе Любителей Российскаго Слова, в зале у Державина, прочитал он свое сочинение о любви к Отечеству, которое выслушано было в многочисленном собрании с восторгом и рукоплесканиями. В числе слушателей находился и Сперанский, в то время всеми нелюбимый и, произнося окончание своей речи, Шишков взглянул на Сперанскаго, что и было замечено. Через несколько времени, когда Государь стал спрашивать, что это за речь, о которой так много говорят в городе, Сперанский назвал ее возмутительною. Тем не менее Государь полюбопытствовал прочитать ее. По счастию она уже была напечатана. До того времени Шишков хотя и появлялся при дворе, но Государь не обращал

239

на него никакого особеннаго внимания. Раз в Царском Селе, после царскаго обеда, Шишков, по обыкновению своему, прохаживался по галлерее, погруженный в глубокую задумчивость, по неловкости зацепился своим кортиком за шпагу Государя, смешался, стал распутывать и насмешил Государя, и при дворе и в обществе его знали за чудака. Но после речи о любви к Отечеству Государь призвал его к себе, объявил, что речь необыкновенно понравилась и поручил ему написать манифест о рекрутском наборе, что и было им сделано.

(От А. И. Казначеева).

В 1812 году по удалении Сперанскаго, Государь колебался, кого назначить государственным секретарем, Карамзина или Шишкова. Как известно, выбор пал на последняго. Но Карамзин знал о колебании Государя. Он говорил Блудову, что провел несколько дней в мучительном волнении. «Если бы мне предложили это место, я бы его взял, потому что отказываться было невозможно в тогдашних обстоятельствах. Я, разумеется, стал бы действовать энергически. Но видно, Провидению угодно было, чтоб все наши действия в ту эпоху были слабы и ничтожны, и чтобы мы спаслись только Его силою».

Как известно, Карамзин был наклонен к мысли о мире с Наполеоном, и у графа Растопчина говаривал, что лучше что нибудь сохранить, чем все потерять. Сам же он выехал из Москвы только накануне ея оставления и готовился принять участие в предполагаемом сражении под Москвою.

(5 Августа 1854. От графа Д. Н. Блудова).

Обыкновенно, в важных уголовных делах пишут на решении, что такой-то должен быть казнен; но так как указом такого-то года Елисаветою смертная казнь отменена, то присуждают к стольким-то ударам плетьми. Раз случилось судить какого-то рядоваго из полка Репина. Генерал-прокурор Обольянинов (котораго звали Оболваниновым) по оплошности и недосмотру представил Государю Павлу Петровичу решение, в коем последняя половина была опущена, а сказано просто, что преступник осужден на лишение живота. Павел не посмотрев подписал. После увидели ошибку, но, не осмеливаясь противоречить словам: быть по сему, казнили осужденнаго. Государь

240

сам узнал о том, ужасно был взволнован, что нарушил постановление своей бабки, горячился и приказал Сенату, чтобы самого его предали суду. Разумеется, дело тем и кончилось.

В другой раз на бумаге стояло: по указу (или по воле) Императорскаго Величества. Государь разсердился и спрашивал: зачем выпущено слово Его, так что можно подумать и Ея Императорскаго Величества.

(От него же).

10.

В первых числах Апреля 1832 года скончался в Петербурге граф Вронченко, министр финансов. Государь был у его смертнаго одра и на похоронах в Невском монастыре. На его глазах заметны были слезы. Борху, товарищу покойнаго министра Вронченки, Николай Павлович сказал: «Я надеюсь, ты мне будешь также служить, как твой предшественник и также говорить правду».

(От него же).