Кукольник Н. К истории театральной цензуры. Всеподданнейшее письмо Нестора Кукольника. Ноября 1864 г. / Сообщил П. К. Работин // Русская старина, 1897. – Т. 91. - № 8. – С. 255-256.

 

 

 

 

 

К истории театральной цензуры.

Всеподданнейшее письмо Нестора Кукольника

 

„    " ноября 1864 г. Таганрог.

 

Всемилостивейший Государь!

Совершенно разстроенное здоровье заставило меня отказаться от службы, литературы и Петербурга и переселиться в Таганрог. Влиянием благодатнаго климата здоровие мое, хотя и медленно, возстановилось, и я счел долгом совести возвратиться на службу и на любимое литературное поприще, на котором я трудился слишком тридцать лет. Более года употребил я на обработку новой драмы моей: «Гоф-Юнкер». Зная какия затруднения постоянно встречают у нас драматическаго писателя и как трудно за-глаза получить место на службе, я решился собрать последние остатки истощенных моих средств, даже войти в долги и отправился в Петербург. Соответственнаго для меня места на юге не отыскалось и я, в надежде по крайней мере на будущее, принужден был, несмотря на чин мой, прежнюю двадцати - семилетнюю службу и слишком трудныя нужды мои,— поступить в почтовое ведомство сверх штата и без содержания. Драма же моя, одобренная театральным комитетом, пропущенная цензурою, принята в дирекции и, назначенная к представлению в октябре на петербургской и на московской сценах, обещала сколько нибудь помочь моему разстроенному положению и обезпечить по крайней мере на год мое существование. С этою успокоительной надеждой я возвратился в Таганрог. Вдруг после двухмесячнаго ожидания, когда драма в обеих столицах была уже разучена и приготовлена к постановке, получаю уведомление, что пиэса: «Гоф-Юнкер»—запрещена...

Так как пиэса, пропущенная театральным комитетом и одобренная театральною цензурою, не может быть запрещена иначе, как по высочайшей вашего императорскаго величества воле, то естественно я был поражен до глубины души горестною мыслию, что самым невинным образом, без малейшаго умысла, я мог навлечь на себя неудовольствие вашего величества с такими ужасными для меня последствиями. Одна совесть утешала меня и навела на мысль, что в это несчастное для меня время ваше императорское величество   изволили быть в отсутствии, и что по докладу за-глаза в превратном виде могло только быть исходатайствовано  такое убийственное для меня решение, потому что невозможно и вообразить, чтобы   запрещение  пиэсы,   одо-

 

 

256

бренной законными для того учреждениями, могло последовать без вашего, всемилостивейший государь, ведома. Но для того чтобы уничтожить добросовестный, более чем годовой труд автора, лишить его законом предоставленных прав, отнять у него кусок хлеба, должны быть слишком важныя причины,—а между тем ни многочисленныя мои сочинения, ни многолетняя служба, ни вся жизнь моя, ничем не запятнанная, не представляли памяти моей ни малейшаго к тому повода; а новая драма моя, по времени действия, по нравам и понятиям того векa ни в каком случае не могла повести к каким бы то ни было предосудительным сближениям с нашим временем,—и если кто искал и находил в ней подобное сходство или намеки, тот очевидно и непростительно сам оскорблял наше время, и обвинял не меня, а свои собственныя личныя опасения.

В недоумении, с растерзанной душой я остановился на той мысли, что   содержание драмы   моей  или отдельно вынутыя слова были  превратно истолкованы и в таком  виде   представлены вашему   величеству.

Всемилостивейший государь! Простите великодушно моей дерзости. Но кому же мне жаловаться на мое несчастие, кто решится быть моим ходатаем и возвысить голос в мое оправдание?.. Просить не смею, но мне остается желать и надеяться, что справедливость и благость ваша признают возможным—повелеть лицу постороннему, независимому и безпристрастному разсмотреть мою драмму вновь и передоложить, о ней вашему величеству по строгой совести.  Я готов лучше переносить не только тяжкия угрожающия мне лишения, но и самую нищету,— готов положить перо и отказаться от театра, составляющаго одну из стихий моей жизни, чем носить мысль о вашем, всемилостивейший государь, на меня неудовольствии.

С безпредельною преданностию и благоговением имею счастие быть ваше императорскаго величества всемилостивейшаго государя верноподданный Нестор Кукольник.

 

Сообщил П. К. Работин.