Начало воспоминаний неизвестного лица, писанных в 1859 году // Сборник старинных бумаг, хранящихся в музее П.И. Щукина. – Ч. 8. – М.: А.П. Мамонтов, 1901. – С. 169-171.

 

СБОРНИК

СТАРИННЫХ БУМАГ,

ХРАНЯЩИХСЯ

В МУЗЕЕ П. И. ЩУКИНА.

 

ВОСЬМАЯ ЧАСТЬ.

Издание П. И. Щукина.

МОСКВА

ТОВАРИЩЕСТВО   ТИПОГРАФИИ   А.   II.   МАМОНТОВА

Леонтьевский пер., д. Мамонтова

1901

 

 

Начало воспоминаний неизвестнаго, писанных в 1859 году.

 

1859 года Январь.                                                                См. метрику мою.

Мои воспоминании.

 

1784 года Июля  23-го родился  я в Москве и в ребячестве находили меня красивым и забавным мальчиком. Я помню как меня ласкали соседи в Запольи и особенно дедушка Василий Маркович Таптыков, который был брат матушкиной матери, а моей бабушки Комаровой. Лето проводили мы в деревне, то в Рязанской, то в Саратовской, а на зиму переезжали в Москву. Так развивалось мое детство среди игр. Начинала учить меня матушка по букварю читать по руски в 1788 или 1789 годах. Я скоро понимал; но любил резвится от живости и потворства моей мамы, которая хотя и часто кропталась на девушек; но балуя свою дочь, не могла усмотреть и за про-

170

чими кружевницами и швеями. Я видя их безпорядочную жизнь, многое занял не по летам чувственнаго. Такое безсознательное увлечение мешало развиться во мне хорошее направление. Я шалил как деревенский мальчишка и перенимал их привычки и шалости. Однако всегда ускользал от явнаго наказанья. Меня заставляли писать, наконец батюшка (сам воспитывавшейся в кадетском корпусе, по тогдашнему времени с отличием, за что и был фелдфебелем и выпущен был в армию капитаном), начал учить меня арифметике и геометрии по курсу Назарова, повторял каждую суботу французские разговоры. Я все затверживал скоро. Память у меня была хорошая, но еще сознание ученья я не понимал. Батюшка был человек набожный и заботливый, всегда заставлял меня читать службы церковныя вместе с деревенским дьячком.

Такое практическое занятие научило меня отчасти вникать в круг церковный; но я успевал тихонько и в разных резвостях, заимствуя от многочисленной дворни, которая меня баловала, сделался вспылчив, но не зол. Восприимчивость моя портила мои природныя склонности и преграждала мне путь к совершенствованью в хорошем. Были у нас гувернантки и гувернер, которых и мало уважал и учился хотя быстро, но безсознательно. В это время 1793 года напала на меня трусость. Тогда были известные разбойники Веревкин, Муз. и другие, которые с шайками своими приезжали к помещикам грабить и на дороге к обители Николая Чудотворца Радонежскаго обирали богомольцев. Я боялся спать в своей кроватке и просился спать с братом моим Ал. М. Мне особенно страшны были ночи. Потом Правительство их переловило, а брат поступил в Университетской Пансион учиться. В это время и я учился кое чему, читал что попадется и не имея никакой основы кощунствовал, считая это умом.

Так наступил 1796 год, когда мысли у тех, кого мне удавалось видеть, были повторяемы за революционными движениями во Франции. 1793 года еще поразила меня казнь Людовика XVI, как новость небывалая. Я замечал, что все были тогда в изступлении и толковали о принимаемых мерах Екатериною. Хотя я мало понимал все; но кончина Екатерины мне памятна и возсшествие на престол Павла. Я тогда записан был еще при рождении в Измайловский полк подпрапорщиком, и всех таковых потребовали на службу. И хотя мне было 12 лет; но батюшка повез меня в ПБург. Я считал себя уже готовым поступить в службу; но когда ввели ея в настоящем и весьма строгом виде то оказалось, что мне не под силу было таскать алебарду в пять аршин и быть в параде от 8 до 10 часов на морозе в 25 градусов, как требовалось в Крещенский парад и потом при погребении Петра Федоровича и Екатерины Алексеевны. Я ходил однако на пер-

171

вый парад в беличьей шубке и порядочно озяб, несмотря на желание поступить в полк. Меня за неявкою исключили из службы. Я должен был сидеть в доме кн. М.П. Волконскаго целое утро в своей комнате, а к обеду явиться к нему в то время, как брат мой Алекс. Мих. уже вступил в Преображенский полк и отправлял службу. Ему тогда было 16 лет. Вся эта резкая перемена мне очень памятна. Ежедневно я мог слышать все меры взыскания по службе, приказы о выключке или и более из службы за неисправность, когда приезжал кн. Петр Мих. Волконский, бывший тогда адъютантом при Наследнике. А я вместо службы в полку слушаю его насвистыванья маршей. Так протекло два месяца пребывания моего в ПБ. Я услуживал княжнам, которыя тогда поступили во фрейлены ко Двору. Все это время я вспоминаю как театральное представление. Батюшка решился позволить брату выдти в армию прапорщиком и мы отправились обратно в Москву, где меня отдали в Ун. Пансион. Тут несколько правильнее я учился 1798 и I799 год; но все поверхностно кроме лекции Бакаревича литтературе и математике. Хотя я не был наказываем; но мои мысли были шатки.