Носович И. Всепьянейший собор, учрежденный Петром Великим // Русская старина, 1874. – Т. 11. - № 12. – С. 734-739.

 

Всепьянейший собор, учрежденный Петром Великим.

 

Перечитывая весьма интересные документы, помещенные в „Русской  Старине"   изд.   1872   года, ярко освещающие одну из любопытных  сторон  в   характере  Петра Великаго — его юмор,  невольно поражаемся изумлением, что Петр Великий, в полной мере Преобразователь России, ознаменовавший себя неутомимыми попечениями о благе своего отечества, допустил себя до устройства целаго ряда весьма  странных потех и учредил всепьянейший и всешутейший собор, составив его из знаменитейших лиц, сподвижников своих в патриотических делах.

Глава семейства, пользующийся благовидным положением, для   собственной   своей   единственно   прихотливой   потехи   вводит между своими избранными домочадцами пьянственныя торжества, должен ожидать неминуемых гибельных последствий для себя и всего своего семейства.   Таких же последствий должно ожидать тем более в государстве.

Но к удивлению всего света, всепьянейший  и  всещутейший

 

 

735

бор Петра Великаго ни малейше не унизил Poccии, хотя юмористическое название это и тешило врагов ея: „широкий же и грубый разгул" Петра Великаго со своими птенцами (Шутки и потехи Петра Великаго, „Русская Старина" 1872 г., т. V, стр. 845) послужил камнем преткновения шведскому королю Карлу XII.

Это обстоятельство заставляет думать, что черта характера Петра Великаго, как юмориста, совершенно не разгадана, равно как и мнение историка г. Соловьева, что „страсти Великаго Петра, не умеренныя правильным искусным воспитанием, соответствовали его богатырским силам", не вполне достаточно для объяснения учреждения цели всепьянейшаго собора.

Что такое в самом деле всепьянейший и всешутейший собор Петра Великаго? Если бросим строгай, внимательный и испытующей взгляд на всепьянейший собор, то более чем неблаговидное название это, гласно данное Петром Великим потешному своему учреждению, наводит нас на вопрос: может-ли быть, что-бы столь мудрый государь без всякой дальней мысли, или без тайной какой-либо высокой цели, дал такое позорное название публично учрежденному им заведению? Может-ли быть, что-бы он гласно учредил таковое общество, будто бы для того единственно, „что-бы дать простор своему широкому разгулу" и не было-ли это заведение смехотворною маскою или „харею" для сокрытия под нею глубоких политических видов?

Что-бы решить эти вопросы, взглянем на самый состав всепьянейшаго собора, членами котораго, почти исключительно, были лица, занимавшия высокие посты по государственной службе, как-то: знаменититейшие полководцы, министры и дипломаты.

Взглянем на самыя действия столь замечательнаго и забавнаго собора, на торжественное избрание новаго князя Папы, на шутовской брак одного из членов и на другия подобныя, публично совершавшияся, сцены. Хотя с изобилием истощались, свойственно пиршеству, разные увеселительные напитки, но и здесь нельзя найти ничего укорительнаго, что-бы могло унизить Петра Великаго до „широкаго, грубаго разгула". Посмотрим на выдумку отважнаго пародирования римской иерархии, где Петр Великий, среди всех лиц, как бы с намерением скрыть свою личность, избрал для себя низшую степень протодиакона. Эта черта ясно доказывает, что он избрал низшее для себя звание не для простора „своему широкому разгулу", а для того, что-бы незаметно следить за ходом действий мнимых иерархов, а вместе и за впечатлениями, какия сделал этот собор на зрителей, в особенности иностранных.

 

 

736

Российские духовные владыки святейшего синода, хотя для российской иерархии пародирование римской могло считаться косвенною обидою, не могли, по христианскому братолюбию не представить, и, без сомнения, представили своему монарху о неприличии названия членов всепьянейшаго собора иерархическими титулами христианской, которой бы ни было, церкви. Здесь можно спросить: чем великий государь мог остановить справедливый ропот российских иерархов? Не иным чем, как только открытием им затаеннаго своего патриотическаго плана, для безопасности России в тогдашния времена отважнаго героизма Карла XII и интриг Польши, что-бы под маскою всепъянейшаго собора скрыть русския силы.

И действительно, на все юмористическия импровизации Петра Великаго, по сформированному плану всепьянейшаго и всешутейшаго собора, все, не только Русские, непосвященные в тайны его, но и соседственныя державы смотрели не более как на потехи великаго государя и на скандальный „широкий его разгул". Никому, ни тогда, ни после, не вспало на мысль прозреть высокий ум Петра Великаго, при учреждении необыкновеннаго, неблаговиднаго по самому названию, пьянственнаго общества. Никому не вспало на мысль заподозрить этот всепьянейший собор в том, что в состав его главнейшими лицами вошли знаменитые мужи, деятельные по государственной службе, великие полководцы и министры. Никому и до настоящаго даже времени не пришло в голову вникнуть в переписку иерархов всепьянейшаго собора с всешутейшим протодиаконом, в переписку, исполненную, повидимому, пьянственнаго бреда и разоблачить таинственные, никому непонятные, кроме пьяных членов собора, термины, дышавшие, впрочем, таинственными и условными намеками. В бреду этих „вечно пьяных" внимательный взор. кажется, мог найти ключ, что-бы открыть ларчик тайны петровской импровизации всепьянейшаго собора. Внимательный взор мог бы увидеть, что под титулом „вечно пьяных" были действователями мужи, отличавшиеся стратегическими доблестями, которые в часы дневнаго света были в маске отчаянных пьяниц, а в часы ночной темноты не дремали и обработывали патриотическия дела, так что к ним можно приноровить еврейскую пословицу: „Шикер бе иом, ахохом бе лайла"—(днем пьян, а мудр в ночи). Внимательный взор не дозволил бы на эту переписку смотреть сквозь призму шумства и широкаго разгула, и почесть ее за пьянственный бред.

Читающий со внимательным взором эту переписку между собою членов всепьянейщаго собора не мог бы сказать, что Вели-

 

 

737

кий Петр, игравший роль протодиакона Петра, скучал без собора, скучал и собор в лице шуточных своих представителей без шумнейшаго протодиакона, и что даже во время войны с Карлом XII, в борьбе тяжкой и упорной, когда всей России грозила большая опасность, Петр Великий не изменял своему характеру: почти стоя перед врагом, он обращает взор к пьяным отцам, отвечает на их письма, весело пробегает их куръезныя послания", но прозрел бы в них высокую цель Великаго — под маскою всепьянейшаго собора скрыть военныя приготовления свои к отражению великаго полководца тогдашняго времени.

И так, что-бы по возможности разоблачить эту темную для многих и непонятную переписку, поищем под маскою бреда пьяных отцов стратегических заявлений, поясняющих высокую цель великаго полководца государя, вполне оправдавшуюся исходом войны.

1)  В письме смиреннаго князя папы Аникиты (Зотова), от 23-го февраля 1697 года,   упоминаемая  рабыня, т.   е.   масляница  и   товарищи ея Ивашка (т. е. пьянство) и Еремка  (т. е. распутство), кажется, означают раболепство и лукавство ласкательствовавшей  Польши  и товарищей ея,  запорожскаго гетмана и татарскаго хана.   Напоминание князя папы Аникиты „опасатися от них, что-бы они вас от дела не отвлекали" есть ясное предостережение Петру Великому, мнимому протодиакону,   не вдаваться с ними  в дружеския  отношения или сделки.

2)  В письме протодиакона Петра (Петра Великаго), в 1705 г., ясно выражено донесение протодиакона всепьянейшему собору о побеге шведскаго военачальника Левиенгаупта от грома  пушек русских,   с прекрасным  уподоблением   главнокомандующаго  баснословному Нарцизу, убегшему от эхо.

3) В письме от Петра I к Головину из Минска, от 10-го марта 1706 года, Петр I, в качестве протодиакона Петра, просит доложить всесвятейшему князю папе (Зотову), „что-бы изволил, конечно. быть к празднику в Нарву с владыкою казанским и Мусиноном (Пушкиным) и Гаврилою Менжиковым и что-бы скорее ехать". Здесь ясно.видно, что Петр Великий, под мистификациею просьбы, как от подчиненнаго, предлагает князю папе Аниките, требуя скорейшаго прибытия помянутых лиц в Нарву не для Вахусовой потехи, а для военнаго дела. Странно перетолковывать это и приписывать шумству протодиакона Петра и не видеть причины требования скорейшаго прибытия не на праздник, а на военный подвиг.

4) В письме „от С.-Петербургскаго владыки Петра (Бутурлина) о веселии в С.-Петербурге и о печали об отсутствии протодиакона

 

 

738

Петра" легко можно видеть, что причиною веселия всеобщего, а не одного всепьянейшаго собора, были подвиги Петра Великаго и печали, что его не могут поздравить лично с воинским успехом.

5)  В письме от царствующаго града   митрополита Петра  (Бутурлина) от 19-го июля лета.... выражено желание знать о святости протодиакона Петра с поклоном всешутейшему князю папе, духовнику Козьме и архидиакону Гедеону и всему   шумному   собору.   Это письмо относится, кажется, ко времени, когда Петр Великий со всею своею свитою, в  1707 г., был в Люблине. Здесь, кажется, замаскировано желание знать о последствиях  ссоры  прусскаго   посланника Кейзерлинга с  Меншковым  (об этом  см   „Русскую  Старину" 1872 г., г. V, стр. 803).

6)  В письме Петра  Ивановича  Бутурлина  от   15-го  февраля 1708 г. прописывается, что преосвященный   Петр   Корчага провинился   в том,   что против своего обещания уже   в другой раз занял двор против указу и ныне в том просит прощения   с таким закладом, что ежели паки провинится, то отдает жену свою Аксинью Михайловну, которую впредь в крайнем угождении имел окольничий   Ив. Ив. Чаадаев,   несмотря   на то,  что   она  была ему невестка.   Письмо это Петр Бутурлин пишет  не о самом себе, а о Петре Корчаге. Иносказание же Петра Бутурлина можно решить скорее политическими связями Польши со Швециею и Швеции, принявшей намерение отторгнуть Малороссию от России, что-бы возвратить ее Польше с гетманом Мазепою.

7)   В  письме  царственнаго града  митрополита   Петра  с Москвы  от 5-го января 1709 г.  много   находится   загадочных намеков,   А именно:  о неприятпостях  протодиакону Петру от соседа, об Алеутских внучатах, а также о казанском митрополите  из крепостных крестьян. Все это не бред пьянаго мнимаго владыки, а под маскою бреда сокрыты политическия обстоятельства.   Сосед Петра I есть Карл XII,   Алеутские внучата суть шведские выходцы. Казанский же митрополит - не Мазепа-ли?

8)  В самом грозном послании „от врешутейшаго и от пьянейшаго,   от Петра, митрополита царственнаго  града Санктпетербурха, Ермоландии и всех  принадлежащих  городов любезному вашему сыну и  сослужителю   нашей мерности   протодиакону Петру выражено  отлучение  от  шумства  и   кабаков   „дабы   не   ходить". Отлучение  это   есть  замаскированное  предложение   Петру   Великому хранить собственную свою личность   во время  жаркаго   сражения и кажется совет, что-бы он не решался делать погони за шведским королем, убегшим в Турцию.

По разсмотрении всех „смехотворных действ" и сцен всепья-

 

 

739

нейшаго собора, по мановению протодиакона Петра происходивших, смело можно сказать, что в кругу этого собора, несмотря на неблаговидное его название, в течение почти тринадцати лет, ничего не произошло скандальнаго и никаких не последовало казусных диких фактов, которые бы могли дать основание к обвинению Петра Великаго в „широком и грубом разгуле, соответствовавшем будто бы его богатырским силам". Одно только происшествие, описанное в статье „Русской Старины" 1872 г., т. V, стр. 803—844, под заглавием: Кейзерлинг, последовавшее в 1707 году, напоминает неблагоприятную сцену вытолкания но шеям прусскаго посланника Кейзерлинга из пиршественной залы. Но виною этого происшествия был сам посланник, в заносчивости обругавнший камергера Меншикова бараночником или булочником и хватавшийся за шпагу, в бытность Петра Великаго в кабинете. "Это неприятное происшествие кончилось тем, что Кейзерлинг, чувствуя свою вину, на следующий день явился к Меншикову и просил прощения (Смотри выше в письме митрополита Петра Бутурлина под № 5).

И так, что такое есть всепьянейший и всешутейший собор, открыто и гласно учрежденный Петром Великим? Всепьянейший собор не иное что был как маска, под которою скрывалась высокая цель великаго государя утаить пред соседственными сильными державами политическия силы своего государства. Самая шутовская свадьба Шанскаго, в 1702 г., имела эту же цель, что-бы в тогдашния времена самонадеянной отваги храбраго витязя шведскаго короля Карла XII, под маскою безпечнаго шумства, обмануть внимательный взор политических его агентов и дать всем иностранным наблюдателям понятие, что Петр Великий, безпечно будто бы предавшийся шумству с своими „зачастую пьяными птенцами", нисколько не мыслит о приеме в отечестве своем страшнаго для всех, кроме Петра, гостя, собиравшаяся к нему на кровавое пиршество.

Кто же ныне дерзнет осуждать величайшаго государя России за учреждение всепьянейшаго и всешутейшаго собора, приписывая таковое широкому и грубому разгулу его? Кто ныне не будет благоговеть пред Великим Петром, так прекрасно розыгравшим свой маскарад?

 

Иван Носович.

 

Примечание. Статья г. Носовича получена редакцией «Русской Старины» от Отделения Этнографии Императорскаго Географическаго Общества. Наша статья о «шутках и забавах Петра Великаго» (Петр I как юморист) напечатана в «Русской Старине" 1872 г., изданию второе, т. V, стр. 845—892.

Ред.