Изображение и характеристика лиц, занимающих первые и главные места при Петербургском дворе. (1783) / Публ. Н. Григоровича // Русский архив, 1875. – Кн. 2. – Вып. 6. – С. 113-125.

 

ОТЗЫВ ИТАЛЬЯНЦА

О ГЛАВНЫХ   ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫХ ЛИЦАХ ВО ВТОРУЮ  ПОЛОВИНУ ЕКАТЕРИНИНСКАГО ЦАРСТВОВАНИЯ.

(1783)

 

Профессор Харьковскаго университета Каченовский, в отчете о своем путешествии, в 1858 и 1859 годах, по Западной Европе, упоминает, между прочим, что он „не мог удержаться от любопытства осмотреть архив в Турине и, сверх ожидания, получил на это дозволение". „Здесь (пишет в своем отчете профессор), мне удалось найти некоторыя сочинения и записки о России". В приложении к отчету перечислены акты Туринскаго архива, касающиеся России, и между ними обращено особенное внимание на документ, относящийся до знаменитых сподвижников Екатерины II. О нем Каченовский сообщил следующее: „10. Relation et tableau caractéristique des personnes qui jouent les principaux rôles à la cour de St. Pétersbourg. Это один из самых интересных актов Туринскаго архива. Здесь изображены:

Князь Потемкин.

Граф Безбородко.

Граф Панин.

Князь Вяземский.

Бакунин.

Вице-канцлер граф Остерман.

„Сколько могу судить, характеристика упомянутых государственных людей сделана довольно удачно. Желательно, чтобы наши историки ею воспользовались ¹)".

Занимаясь разработкою материалов для биографии канцлера князя Безбородки, я позволил себе прибегнуть к нашему генеральному консулу в Генуе, Роману Ивановичу Бахерахту, и просил его о доставлении мне копии с этой рукописи. Благодаря просвещенному содействию Р. И. Бахерахта, а также и главнаго директора архива в городе Турине, Никомеди-Бианки, я получил точный, сверенный с подлинником список рукописи. Она занимает 8 листов, пофранцузски, без обозначения имени автора и времени, когда она была сочинена. Вчитываясь в события, в ней описанныя, можно однако почти с достоверностию сказать, что она принадлежит перу „Сардинскаго чрезвычайнаго посланника и полномочнаго министра маркиза Де-Парелло", который находился при дворе Екатерины с конца 1783 по 1789 год ²). Рукопись должна относиться к первым месяцам пребывания маркиза в Петербурге, где он

¹) Акт в Импер. Харьков. Университете, 30 Августа. Харьков, 1860 года, стр. 38 и 47.

²) Месяцесловы с росписью чиновн. особ на 1783 и 1789 г. В этом последнем, 1789 году, был назначен к нашему двору граф Сопото-ди-Понши, с званием "повереннаго в делах".

 

 

114

застал еще в живых графа Н. И. Панина (f 1783). Poccия была тогда на высоте могущества своего и имела большое влияние на всю Европу. Не мудрено, что Итальянцу захотелось сообщить на родину свои набдюдения о первых лицах двора северной Семирамиды; нам же в то время нужны были добрыя сношения с Италией для действия на Турцию с Запада: умная политика обезпечивала стоянку судов наших в водах Средиземнаго и Адриатическаго морей.

Печатать Туринскую рукопись вполне мы почитаем излишним, так как автор ея иное сообщает лишь по неверным городским слухам, а в некоторых случаях обнаруживает полное незнание дела, разсказывая напр., будто князь Потемкин ездил в Париж. Но есть в сочинении этом несколько очень умных наблюдений и любопытных сообщений, достоверность которых не может быть заподозрена. Они предлагаются здесь читателям в переводе.

Н.   Григорович.

 

Изображение и характеристика лиц, занимающих первыя и главныя  места при Петербургском дворе.

(1783).

 

Нигде, я думаю, нет столько чиновников, столько коллегий, столько советников, столько советов, как в России. Достаточно бросить взгляд на придворный альманах этой страны, и потом обозреть новые уставы о губерниях, чтоб убедиться, что, за исключением обеих столиц и какого-нибудь многолюднаго города, во всех прочих областях этой Империи число должностных лиц составляет около десятой части населения, — явление неудивительное в стране, где, несмотря на усилия Петра Великаго, несмотря на то, что его преемники не уклонялись от пути, проложеннаго этим великим человеком, несмотря, наконец на то, что Екатерина II-я, ныне царствующая, всеми мерами старается возвести своих подданных на уровень прочих обитателей Европы, цивилизация все еще много отстала сравнительно с другими образованными государствами. Да будет мне позволено сказать мимоходом, что эта государыня, задумав существующее ныне учреждение губерний, а следовательно установив наибольшее число должностей, руководствовалась при том самою похвальною целью. Следуя правилу, что дела образуют людей, она пожелала, раздавая занятия большому числу своих подданных, заставить их учиться, думать, размышлять. Время покажет нам, будут ли последствия соответствовать ея надеждам; и покрайней мере тогда будет очень уместным (по мнению многих здравомыслящих особ) несколько упростить политическую машину, дабы ускорить течение дел, ныне замедляемых превыше всякаго выражения. Но чтоб возвратиться к моей исходной точке, указав на чрезвычайную сложность должностей в России, я скажу, что относительно важных дел, как внешних, так и внутренних, все зависит, так-сказать, от трех или не более четырех особ, пользующихся неограниченным доверием государыни. Эти особы: князь Потемкин, граф Безбородко, князь Вяземский и г. Бакунин. О каждом из них я буду говорить особо, повторяя (как я сказал в моих письмах), что эти господа остерегаются иностранцев, и что следовательно нет иного средства начертать их изображение, как собрать с верною критикою то что слышится о них в публике.

 

 

115

Князь Потемкин   происходит   из Смоленскаго дворянскаго рода. Его отрасль  прекратится по его   смерти, если   он не женится и не   будет иметь прямых   наследников; но у него  есть племянник   и несколько племянниц от сестры, вступившей  в семейство Энгельгарт   (Inglar). От другой сестры, вышедшей за господ. Самойлова, он имеет втораго племянника в лице генерала  Самойлова;   наконец, генералы Сергей и Михаил Потемкины приходятся ему двоюродными братьями. Этого краткаго отступления о семействе   Потемкиных   будет  достаточно, и говорить отдельно о каждом из лиц, его составляющих, было-бы излишним; возвращаюсь к князю. Этот   замечательный человек вступил в службу конно-гвардейцем во время случая Орловых; уверяют, что уже тогда предугадывал он ожидавшую его громкую судьбу, и хотя в своей   ранней  молодости   по несчастному  приключению  лишился  одного глаза,   однакож   стал   тотчас   добиваться   положения   любимца,   чувствуя к тому, быть может, тайное призвание особеннаго рода. Разсказывают, что, под влиянием этой мысли,   он   совершил   поездку в Париж для приобретения хрустальнаго глаза; я не знаю, насколько это верно, и не давал   себе   большаго   труда   для   уяснения   этой довольно темной и мало любопытной   подробности   его жизни.   Достоверно то, что он—человек роста и вообще телосложения удивительнаго; но недостаток глаза заметен,   вследствие   чего он лицом скорее дурен, чем красив. Что касается выражения его лица, то оно неспособно внушать доверие. Несмотря на такие недостатки, он имел счастие быть отличенным своею государыней, и даже был  произведен в камер-юнкеры. В то время шла   война между Poccиeй и Турцией. Изъискивая средств выдвинуться   вперед, он воспользовался   некоторым   благоволением, тогда уже выпадавшим на его долю, чтобы с выгодою вновь поступить в военную службу и, посланный в армию, принял начальство над корпусом войск. Я никогда не слыхал ни о каких его подвигах, которые являли бы в нем истиннаго воина; но он был настолько счастлив, что о нем не позабыли  в Петербурге.  Поэтому,   после падения князя Орлова и госп. Васильчикова (его преемника в расположении императрицы), Потемкин  был  вызван ко двору и объявлен за любимца так открыто, что в короткое время  сделан вице-президентом Военной Коллегии и   получил даже портрет,—отличие, котораго удостоились только он один и князь Орлов, из числа всех любимцев императрицы. Когда, вследствие одного из переворотов,  которые столь нередки в царстве любви, Екатерине угодно было обратить взоры на госп. Завадовскаго, тогда князь   Потемкин   принужден  был оставить Двор; но как скоро Завадовский был удален, он получил дозволение возвратиться к должности своей в министерстве, данной ему еще во время его случая. На этом месте удалось ему проявить всю обширность своего ума, на основании, котораго он воздвиг свою славу, не прибегая более к средствам, доставившим ему в начале его поприща возможность сделаться известным. Так как он, еще не бывши в милости, служил в армии,   действовавшей  против   Турок,  то мог  обозреть южныя области Poccии и размышлять о выгодах, какия эта империя могла-бы приобрести от принижения  Оттоманской  Порты.   Не следует забывать, что  князь — баловень счастия.   Как  меня уверяют, он сам сказал, что все проэкты, вышедшие из его головы, имели счастливый успех, и что по этой-то причине он чрезвычайно предприимчив. Ободряемый такою  мыслью, он тогда задумал план  расширения владений России до Чернаго моря, с целью  открыть  более удобный путь сбыта для произведений этой обширной Империи, а впоследствии, быть может,

 

 

116

поглотить самую плодородную часть владений султана. В то время выгоды,   приобретенныя Екатериною II при заключении мира в Кайнарджи, внушали   гордость   этой   государыне,   склонной,   по природе, к блестящим  замыслам.   Человек, предлагавший обширныя  предприятия, мог наверное   разсчитывать на ея благорасположение, а таким   являлся   человек, близкий ея сердцу и  который обладал дарованиями, способными вести политическую  нить  труднейших   интриг.   Действительно,   князь славился   даром   познавать   людей с удивительною   легкостью; его память служитъ ему вместо изучения:—из немногаго, что он  прочел, и многаго,   что он слышал,   ничего не ускользнуло   в его голове. Мы безпрестанно видим в свете,   что люди соответственнаго образа мыслей легко  сближаются, несмотря на препятствия, иногда отдаляющия их друг от друга. Таким образом князь, с помощью  счастливаго стечения всех выше приведенных обстоятельств, утвердил свое влияние на ум царицы до такой степени, что существует мало примеров министра такого   веса,   и что в настоящее время можно сравнить с ним только одного князя  Кауница. Вся Европа говорит о том, как ведет себя   последний относительно императора и   как поступает со всеми. Идол, которому мы здесь кадим,—существо не менее странное. Я не умею сказать, как он держит себя при императрице: сообщение, существующее между императорским дворцом и тем, который он занимает, дает ему возможность проходить в ея покои без всякаго стеснения. Я не сомневаюсь, что  он пользуется  этим; но было-бы  трудно  оценить степень вероятности всего того, что разсказывают и  чему я, признаюсь, не склонен верить. Несмотря на мою малую   опытность,   мне доводилось слышать во многих, посещенных мною, странах разсказы в этом роде, которые никогда не подтверждались  ничем, и я полагаю более благоразумным откинуть добрую  половину  подобных толков. И так, оставляя в стороне этот вопрос, я перейду к описанию приемов его обращения вообще со всеми. Во первых, его передняя  наполнена генералами, особами в лентах и знатнейшими   лицами страны, которые все усердствуют   прислужиться   ему. Дежурный адъютант докладывает о просящих аудиенции, которая дается не легко. Иностранные министры, не желая   дожидаться в передней,   остаются в своих  каретах у ворот дворца, пока не будет дознано, принимает-ли он, или не принимает. Когда он доступен, тогда посетителей проводят, не останавливаясь нигде, прямо в его комнату, где почти всегда они находят его в халате,  без галстуха, в туфлях и, как некоторые уверяют, и без штанов, под вечным  предлогом  нездоровья. Хотя он с места не встает, но нельзя сказать,   чтоб он принимал  слишком горделиво. Притворная   болезнь  извиняет его, если он не трогается, как требовала-бы пристойность, и выражение,   какое  он, когда захочет, придает своему лицу, избавляет его от обвинения в гордости. Так как случай к тому представляется, то я здесь упомяну, что человек, о котором я говорю,   одарен  способностью  передразнивать,   до изумительнаго сходства, всех, кого он знает. Это дарование не редко в здешней стране и проистекает, как я думаю, из свойства нации, которая ничего не изобретает, но с величайшею  легкостью воспроизводит все, что видит. При такой  наклонности, князь  благоволит к людям, одаренным   одинаковою с ним способностью, и мы знаем, что многие, в том числе и актеры, вкрались к нему в милость с помощью этого средства. Хотя то, что мы читаем в истории о шутах при Петре Великом, и не сохранилось совершенно в том-же виде доныне, но и не вывелось окончательно. Лишь в немногих домах имеется шут на жало-

 

 

117

вании; но какой-нибудь прихлебатель или униженный прислужник исправляет его должность, чтоб угождать своему начальнику или покровителю. При дворе обер-шталмейстер Нарышкин, самое странное существо, какое только можно вообразить, играет столь унизительную роль. При князе она принадлежит одному полковнику ¹), который ищет повышения помимо военных подвигов; а в других домах, тому, кто желает кормиться, не тратя ни гроша.

Но пора возвратиться к предмету настоящей главы. Я описывал способ приема князем иностранных министров; нужно прибавить, чтоб не пропустить ничего, что за исключением Английскаго министра и посланника Венскаго двора, прочих он редко принимает. Первый из вышеупомянутых изъят из общаго правила вследствие особеннаго расположения князя к Английской нации; второй — благодаря своей хлопотливости, угодливости и, быть-может, также благодаря существующим связям России с Венским двором; впрочем, меня уверяют, что он не пользуется уважением, несмотря на все его старания быть угодным. Со времени своего возвышения, князь, постоянно держался вдали от всяких обществ, уступая естественной лени, преобладающей в его характере; ныне-же он бывает везде, куда только его приглашают. Легко можно себе представить, что подобная перемена тотчас вызвала разныя предположения, и заметное внимание, выражаемое им г-же Соллогуб, старшей дочери обер-шталмейстера Нарышкина, было признано многими за действительный к тому повод.

Нужно еще прибавить, что в последние перед сим годы при нем находились княгиня Голицына ²), госпожа Шепелева, г-жа Б. и г-жа Скавронская. Все эти особы были, как утверждают, поочередно любовницами князя Потемкина и составляли для него уютный кружок. Теперь ему наскучили две первыя, третья была принуждена уехать к мужу в Польшу, а четвертая находится в Неаполе; следовательно, если он желает видеть женщин, то вынужден посещать общества, где, однакоже, его приемы таковы, что у нас никогда бы не допустили их. Нужно прежде всего сказать, что в здешней стороне не хотят, или не умеют, или не привыкли вести общаго разговора в кружке в продолжение некотораго времени. Когда случится вечером приехать в какой-нибудь дом, хозяин или хозяйка обязаны устроить для вас партию. Наиболее любезные посетители обходят собрание, чтоб сказать каждому что-либо приятное, потом садятся к столу, где им отведено место. Те, которые не придерживаются этого вежливаго способа, прямо из входных дверей идут к игре, а потом возвращаются домой, так сказать, кратчайшим путем. Что касается князя, то, при его появлении, считают обязанностью собраться вокруг него; но это стеснение продолжается недолго, потому что он садится за игру, а по окончании партии обыкновенно вскоре удаляется, так что при всем желании сблизиться с ним нет к тому случаев. Скажем вкратце: князь такой человек, который возвысился столько-же своим умом, сколько по счастливому стечению обстоятельств. Он поддерживается скорее необходимостью довести до конца проекты, которые он задумал и заставил принять, нежели потому, чтоб он был любим. Он более имеет природнаго ума, чем образования; он обладает главным из всех дарований,

¹)  С. Л. Львову. П. Б.

²)  Сравни удивительную переписку князя Потемкина с В. В. Энгельгардт, ныне напечатанную в Русской Старине, 1875, кн. 3-я.           П. Б.

 

 

118

необходимых великому министру, — способностью познавать людей. Но можно-ли считать его честным, искренним, откровенным? Говорят, что нет. Даже разсказывают по этому поводу случай, который достаточно рисует его личность. Некто князь Голицын, молодой человек, исполненный достоинств, привлекал взоры государыни, но не пользовался поддержкой этого всемогущаго министра, который, опасаясь, что не успеет, посредством всевозможных интриг, втеснить его назад в толпу людей, не стоющих внимания, счел более удобным навлечь ему ничем не вызванную ссору. Один молодой офицер и госп. Шепелев приняли на себя это унизительное поручение. Князь Голицын не был лишен храбрости и ума; уверяют, что, хватаясь за шпагу, он сказал: я знаю источник, откуда проистекает это дело, и знаю также, что я должен умереть, хотя-бы и был победителем; но все равно, я хочу лишиться жизни, как следует неустрашимому. Действительно, он дрался, как лев, но тем не менее погиб. Вопреки здешним законам против поединков, господин Шепелев не подвергся никакому наказанию и вскоре потом женился на одной из племянниц князя. Я никогда не кончил-бы, еслиб захотел передать все, что разсказывают о жестокосердии этого министра. Я счел уместным привести только этот случай, как один из наиболее достоверных. Пора приступить к очерку трех прочих лиц, о которых я упомянул в начале. Изображение их будет менее подробно, потому что молва о них не столь распространена. Притом, говоря о Потемкине, я позволял себе некоторыя отступления, дающия понятие о здешней стране, и которых я далее буду тщательно избегать, дабы не повторяться.

Граф Безбородко. После князя Потемкина, по порядку следует упомянуть о графе Безбородке, который своим ровным характером, кротким и почти застенчивым обращением, простой и неизысканной одеждой, представляет довольно резкую противоположность с роскошью, самоуверенностью и надменностью вышеупомянутаго министра. Поверхностный наблюдатель был-бы склонен думать, что он имеет значение лишь второстепенное и подчиненное; но если поглубже вникнуть в дела, то сейчас видно, что Безбородко, будучи любим, может гораздо вернее разсчитывать на расположение государыни, чем тот, котораго влияние поддерживается единственно мыслью о его необходимости. Граф Безбородко происходит из дворянскаго семейства в Украине. Первый шаг его на поприще службы был в штате фельдмаршала Румянцева, в должности секретаря; по заключении мира в Кайнарджи, этот великий полководец, зная, что никто лучше его не был в состоянии исполнить трудное поручение, послал его в Петербург, от своего имени, для отчета в огромных суммах, которыми располагал во время войны. Исход оправдал этот выбор: г. Безбородко не только окончил это важное дело к удовольствию всех заинтересованных сторон, но, имев случай работать лицом к лицу с ея величеством, в продолжение этой трудной очистки счетов, успел так понравиться государыне, что она, желая приблизить его, назначила его в число своих секретарей по особым делам и по прошениям. Прежде чем идти далее, не оставлю сказать, что в совещаниях, ознакомивших царицу с этим ловким человеком, не всегда говорилось, как уверяют, о денежных разсчетах. Но этот факт ничем не доказан, и если он верен, то это будет новым доказательством своенравия любви: ибо г. Безбородко далеко не красив собою. Чтоб дать понятие о новой долж-

 

 

119

ности, на которую он был назначен, а также уяснить ход дел в этой стране, считаю нелишним заметить, что, по принятому в здешнем правлении порядку, никто, кроме чиновников имеющих представить доклад, не получает частных аудиенций у царицы. Ея величество, как государыня, имеет придворный штат, состоящий из генерал-адъютантов, флигель-адъютантов, фрейлин, штатс-дам, камер-юнкеров, камергеров. Как частное лицо, она имеет общество, состоящее из отборных людей страны, которые собираются во дворце, известном под названием Эрмитажа. Между-тем вышеприведенный этикет так строго соблюдается, что изо всех лиц, имеющих к ней доступ, никто не смеет говорить ей о каком-либо деле, и все, от перваго до последняго в Империи, должны ограничиваться ходатайством о своих интересах у начальников разных ведомств, или письменно обращаться непосредственно к самой государыне. Тогда как мы, счастливые тем, что имеем свободный доступ к престолу, смотрим очами сострадания на народ, лишенный этого преимущества, здесь никак не могут надивиться государям, которые, подобно королю Сардинскому, открывают двери своих покоев всем своим подданным. Порядок, установленный в Пиемонте, предохраняет нас от множества злоупотреблений; здешний же обычай умножает до невероятности число писем, ежедневно получаемых на имя государыни. Но это еще не все: здесь не существует совета для принятия прошений, и приемка формальных просьб и писем соединяется в однех руках. Роспись чинов этого двора в месяцеслове указывает имена и число секретарей, исполняющих это почетное поручение. Я с своей стороны скажу только, что если эти господа имеют много работы, то пользуются, в воздаяние своих трудов, большим уважением. Однакоже, из числа лиц, занимающих такия важныя места, никто, сколько мне известно, не докладывает дел непосредственно государыне, кроме г. Безбородки. Независимо от счастливой памяти, значительно облегчающей его собственный труд, а также и труд тех, кто с ним работает, он, говорят, обладает в высшей степени даром находить средства для благополучнаго исхода самых щекотливых дел. Этими двумя качествами он до такой степени возвысился во мнении Екатерины II, что, в ежедневных беседах с ним, эта государыня говорит ему обо всем и открывает ему возможность иметь влияние на все. Здесь уместно привести делаемый ему упрек, что он не только медлит целые годы окончанием дел, но даже, в некоторых случаях, никогда их не оканчивает. Чувство справедливости побуждает меня упомянуть, по этому поводу, о своеобразной заботе, которую эта государыня вперила себе в голову: она хочет слыть по всей Европе столь милостивою, что будто никто, обращаясь к ней, не получает отказа. Несмотря на это мнимое великодушие, здесь, как и везде, существует разряд людей нескромных, или предъявляющих домогательства, лишенныя всякаго основания. Итак, для соглашения требований правосудия с предвзятою мыслию государыни, было принято за правило, чтоб министры истощали терпение лиц, которых нельзя удовлетворить, безконечными проволочками и затруднениями. Видя, что они не могут ничего добиться, подобные просители наконец прекращают свои хлопоты и удаляются с жалким утешением в-волю злословить великаго заступника, к которому они обращались. Граф Безбородко, имея в своем ведении более дел, чаще других бывает вынужден навлекать себе такия нарекания; поэтому неудивительно, что, несмотря на его вежливость, приветливость и кротость, отвсюду слышатся жалобы на него. Впрочем, изо всех министров я гораздо более

 

 

120

склонен верить в его честность, чем в честность кого-либо другаго из них, и еслиб мне предстояло вести какое-нибудь важное дело, то я счел-бы за лучшее довариться ему вполне. Он дорожит такими доказательствами доверия, и многие уже прибегали с успехом к подобному способу. Чтоб окончить безпристрастно изображение министра, о котором теперь говорю, следовало бы, может-быть, упомянуть о приятельницах, которых он открыто содержал; но, коль скоро оне никогда не заставляли его нарушать его обязанностей в важных делах, и влияние этих личностей на его ум ограничивалось ходатайством за некоторых людей, ничтожных в политическом отношении, то к чему останавливаться на слабостях, на которыя здесь тем менее обращают внимание, что государыня, имевши любимцев, помещенных в императорском дворце, оправдала своим примером такую свободу нравов? Перехожу к третьему лицу, имеющему влияние на дела, князю Вязямскому.

Князь Вяземский. Об этом министре я не могу сообщить таких удовлетворительных сведений, как о других, потому что он не говорит по-французски, и ведению его подлежат только внутренния дела страны. Первое из этих двух обстоятельств усложняет задачу желающих вникнуть в положение дел; второе, в большинстве иностранных министров, охлаждает желание познать его вполне. Следовательно, я не мог собрать о нем столько материалов, сколько о первых. Род Вяземских один из лучших, но вместе с тем беднейших дворянских родов в Poccии. Когда князь женился, самую драгоценную его движимость составляли шесть серебряных приборов; ныне, не считая обширнейшаго дворца и великолепнейшаго загороднаго дома, он имеет состояние в два миллиона рублей и более. Кадетский корпус, где во время его юности были недовольны им, теперь хвалится тем, что дал ему образование. Оттуда он поступил в инженеры и участвовал в войне против Прусаков. Следует полагать, что он в этом походе не отличился: ибо даже лесть, обыкновенно столь зоркая и открывающая малейший предлог к воспеванию хвалы сильным людям, умалчивает о его военном поприще. Переведенный потом в гражданскую службу по одной из величайших несообразностей, существующих в здешней стране, он прослыл за человека в высшей степени распорядительнаго и трудолюбиваго. В этой Империи довольно часто случается, что воин, поседевший под знаменами, вдруг определяется в Сенат, к делам судебным и государственнаго хозяйства. Повидимому, цари приписывают себе достаточно власти, чтоб раздавать нетолько служебныя должности, но и способности, необходимыя для их достойнаго отправления. Подобно тому как воин, сделавшийся судьею, изуродовал-бы не одно тяжебное дело, так и судья, котораго произвели-бы в генералы, едва-ли довел-бы Турков до того жалкаго состояния, в каком они теперь находятся; к несчастию для них, мы не видим примеров этого последняго превращения, а довольствуются первым, которое составляет одну из главных причин крайняго безпорядка и неурядицы в ходе гражданских дел. Как-бы то ни было, я считаю уместным сказать несколько слов о Сенате, одном из самых почтенных учреждений, существующих здесь, и о котором в других странах, быть может, не имеют достаточно вернаго понятия. Я сошлюсь на придворный месяцослов относительно личнаго состава этого собрания и замечу, что названия: 1-й, 2-й, 3-й департамент означают 1-ю, 2-ю, 3-ю палату или, выражаясь согласно Пиемонтским

 

 

121

понятиям, 1-й, 2-й, 3-й разряд. Прокурор каждаго департамента есть лицо от короны или что называется во Франции „l'homme du Roi" (королевский поверенный). Хотя он лишен права голоса, однакоже занимает наиболее видное положение, потому что ему поручено блюсти за охранением интересов и порядков правительства от всяких нарушений. Так как в здешнем образе правления все клонится к деспотизму, хотя и не существующему явно, то принято за правило, когда не состоится единогласия в департаменте при обсуждении какого-либо дела, признавать указы, на которых члены суда основывают свои мнения, неясными и допускающими разныя толкования. Вследствие сего прокурор, когда захочет, может приостановить все производство под предлогом неясности закона, и тогда дело представляется на разрешение государя, с ходатайством о разъяснении его намерений или постановлении окончательнаго приговора. Между тем, указы многочисленны до безконечности, противоречат один другому, издавались только по мере случайной надобности, без всякой мысли о составлении правильнаго свода законов. Судьи, как я говорил выше, обладают лишь простым здравым смыслом и совершенно чужды настоящей юридической, логики. Итак прокурор, когда захочет, никогда не имеет недостатка в предлогах приостановить дело и довести до государя. Тогда уже князь Вяземский, как начальник всех прокуроров, получает выписку из производства, докладывает императрице и дает делам такой оборот, какой ему внушают его совесть или расположение. Я описал только одно из главных преимуществ в должности генерал-прокурора, но есть много других, довольно важных, например: Сенат назначает на все должности по гражданской части, не превышающия чина подполковника; Сенат принимает денежные отчеты различных управлений, как в Пиемонте камера; Сенат делает все нужныя распоряжения для обнародования высочайших указов. Но для того, чтоб означенныя дела считались оконченными, необходима подпись генерал-прокурора, который, в таких случаях, является генерал-контролером. Доверие к нему государыни побудило ее поручить ему министерство финансов; мы видели его главою судебнаго ведомства, но с гораздо большею властью, чем в каком-либо другом государстве: на деле, он генерал-контролер. Ему также поручается все, относящееся к государственным преступлениям. Итак не трудно понять, что едва ли где-нибудь министр внутренних дел заведывал столькими частями управления, как он. Я сказал выше, что он слывет за человека распорядительнаго и трудолюбиваго; это правда, но в том заключается лучшая сторона личности этого министра; дурная же его сторона состоит в том, что все убеждены в его алчности и корыстолюбии. Я упомяну ниже о подарках, которые государыня раздает лицам, употребляемым ею для поручений по особым делам. Князь Вяземский воспользовался доброю долею этих щедрот; однакоже никто не может объяснить, каким-образом он в немного лет приобрел огромное богатство. Говорят, что государыня начинает познавать его, и что он не пользуется ея расположением в той-же степени, как прежде. Что еще важнее, иногда толкуют о графе Воронцове и о г. Завадовском, как о его преемниках; но эти слухи лишены основания: ибо он остается на своем месте, отправляя нетолько с виду, но и на деле свою должность, в отличие от графа Остермана, вице-канцлера иностранных дел, который пользуется только наружным почетом, а нисколько не сущностью своего блестящаго назначения.

 

 

122

Г. Бакунин. Еслиб я намерен был говорить только о любимцах Екатерины II, то мое повествование здесь бы должно было окончиться; но предположив дать понятие о всех лицах, имеющих преимущественное влияние в С. Петербургском кабинете, я считаю долгом изобразить в особой статье личность г-на Бакунина. Этот член Коллегии Иностранных Дел обязан почетным положением, которым он пользуется в Петербурге, единственно, так сказать, по своему искусству в письменном изложении дел и своему здравомыслию. Татарин происхождением, что и видно по чертам его лица, он прибыл в столицу искать места и богатства. Он поступил в несчетное число чиновников Коллегии Иностранных Дел. Я полагаю, что нигде политическия управления не состоят из такого огромнаго числа секретарей, писцов, архивариусов, переводчиков, и пр. Недостаток в дельных головах, естественно редких в стране, политическое устройство которой сложилось не более как за сто лет, мог быть побудительной причиной такого расположения чиновников, дабы в толпе их найти хотя одного, искусно владеющаго пером. Но я не имею надобности знать, из роскоши-ли, или по необходимости платят жалование такому множеству чиновников: достоверно то, что, кроме лиц служащих в канцелярии Иностранных дел, вице-канцлер граф Остерман имеет своих частных секретарей, граф Безбородко своих, а г-н Бакунин также, вследствие чего насчитывается до ста пятидесяти человек в этой канцелярии. Если, однакоже, наибольшая часть этих чиновников коснеет в подчиненных должностях, то г-н Бакунин, с самаго начала службы обнаружив свои дарования, не замедлил сделаться правою рукою графа Панина. Этот министр, прославившийся безукоризненною честностью в делах, нашел в лице г-на Бакунина одного из тех редких людей, которые, не останавливаясь на ничтожных подробностях и мелочных затруднениях, способны обнять общее состояние дел с надлежащей точки зрения, и притом излагать на бумаге самыя сложныя соображения со всевозможною точностью и ясностью. Действительно, таковы два отличительныя дарования особы, которую я изображаю; а как он чаще всех прочих членов министерства имеет продолжительныя беседы с иностранцами, то я мог лично, в разговорах с ним, удостовериться в первом из этих качеств. Он объяснил мне, между прочим, начала и законодательные приемы, которыми руководствуются здесь относительно подушной подати, таможенных правил, наследств, и т. подобн., гораздо более удовлетворительно, чем все другия лица, с которыми мне случалось беседовать об этих предметах.—Так как люди познаются преимущественно по своим делам, то я считаю уместным упомянуть здесь о вооруженном нейтралитете, декларации, которая наделала столько шума в Европе и состоялась преимущественно под влиянием г-на Бакунина. Известно, что, в начале войны между Францией и Англией, эта последняя держава, привыкши властвовать на морях, гордясь выгодами, приобретенными по Парижскому трактату 1763 г., притесняла Голландцев самым возмутительным образом. Корабли этих добрых республиканцев, захватываемые Англичанами под предлогом военной контрабанды, подали повод к возбуждению в Европе вопроса о том, что следует, по здравому смыслу и справедливости, признавать за боевые запасы. Тогда не было жалчайшаго политика, который не предъявлял бы доводов за и против по этому пресловутому вопросу. В такое критическое время, г-ну Гаррису *), человеку ловкому, вкрадчи-

*) Или Мальмсбюри. Читатели припюмнят любопытныя депеши его в Русском Архиве 1874 года.  П. Б.

 

 

123

вому, но не очень разборчивому в выборе средств для достижения своих целей, дано было поручение отстаивать при С. Петербургском дворе виды его нации и стараться о том, чтоб Россия приняла сторону Англии. Как ловкий политик, пользуясь предпочтением, которое князь Потемкин всегда оказывал Англичанам, он прилепился к этому всемогущему временщику и успел приобрести его полное содействие. Между тем произошел случай, который должен был ускорить, и действительно ускорил, развязку этой интриги. Один Датский корабль, влекомый приманкою выгоды, сделал попытку пройти между военными судами *, блокировавшими Гибралтар, и был захвачен при доставлении пособий в эту крепость. Так как между здешним двором и Данией издавна существовали близкия связи, то Испания всеми силами старалась оправдать свой образ действий в глазах здешняго министерства. Г. Гаррис с горячностью возбуждал негодование этого министерства, убеждая его воспользоваться таким случаем, чтобы высказаться в пользу Англии. Влияние министра иностранных дел, гр. Панина, несмотря на известную его честность, клонилось к упадку. Князь Потемкин, более чем когда-либо утвердившийся в силе, обольщенный или убежденный Английским посланником, так усердно ему бдагоприятствовал, что исходатайствовал ему частныя и тайныя аудиенции у государыни, чему, как утверждают, никогда не бывало примеров. Наконец, оставляя в стороне естественный путь через графа Панина и опираясь единственно на князя Потемкина, г. Гаррис довел здесь свои происки до той степени зрелости, что вооружался уже флот, и ежедневно ожидалось обнародование декларации здешняго двора в пользу Англии, и наконец Гаррисом уже был отправлен в Лондон, с паспортом полученным от Потемкина, курьер для сообщения этой утешительной вести. Г. Нормандес, тот самый, который ныне состоит здесь в качестве Испанскаго министра, а тогда был только поверенным в делах, имел на столько ловкости или удачи, что разведал о замыслах, направленных против Бурбонских дворов и все открыл доброму графу Панину. Глубокое уважение, которым пользуется доныне этот почтенный старец, придает интерес мельчайшим подробностям, касающимся его. Поэтому, да будет мне позволено сказать, что он был в халате и готовился лечь в постель, когда пришли объявить ему, что Английский министр, пренебрегая им, отправил курьера по делу, ему еще не сообщенному и с паспортом, выданным от князя Потемкина. При таком известии, Панин оживился; он хватается за свой ночной колпак, бросает его на пол и, пылая негодованием, клянется, что выйдет в отставку, если не успеет разстроить эту подземную интригу. Действительно, он, с любимцем своим г. Бакуниным, затворяется в своем кабинете, где, соглашая, так сказать, общее состояние дел в Европе с известною страстью Екатерины II-й к славе и блестящим предприятиям, он составляет план вооруженнаго нейтралитета, основанный на шести главных началах, которыя до такой степени понравились уму царицы, что, спустя менее недели, появилась по этому поводу знаменитая декларация 1780-го года. Нейтральныя державы были приглашены присоединиться к этой декларации; а люди, посвященные в интриги здешняго Двора, еще более убедились в том, что великия события происходят от малых причин. Тем не менее это дело имело последствием много славы для г. Бакунина, руко-

*) Т. е.   Французскими и Испанскими, против которых действовал Английский гарнизон в Гибралтаре.    П. Б.

 

 

124

водившаго им, и стыда для г. Гарриса, который был жестоко обманут и уехал отсюда исполненный негодования и злобы   на все,  принадлежащее или относящееся к Русской нации. Граф Панин, довольный тем, что отмстил своим противникам и помешал заключению обязательств, которых он не находит полезными для своего отечества, предался вновь безпечности, к которой он так склонен.   Между   тем  князь   Потемкин, столько-же деятельный  умом,  сколько   ленивый   телом,   добился того, что совершенно уничтожил то слабое влияние (при дворе), которым еще пользовался его враг. Приезд императора (Иосифа)  в   Петербург был  последним  ударом  для   министра   иностранных  дел, всецело преданнаго Пруссии, и г-н Бакунин, несмотря на отношения, связывавшия его с графом Паниным, предался течению, обращенному против этого министра. Я признаюсь, что это не было почетной эпохой в его жизни, и одна эта черта побудила всех благомыслящих людей сомневаться в личном достоинстве г. Бакунина, заподозреннаго тогда в содействии к падению его покровителя. Таким образом,   если с одной стороны нельзя не признавать в нем  ловкости и  ума, то   с другой   добросовестность его более чем сомнительна. Таков этот человек, который, не будучи собственно любимцем, имеет,   однакоже, такое влияние на дела, что никто его не обходит: министры в нем заискивают, а в виду той пользы, которую он приносит, он так  близок к гр. Безбородке, что слывет за посвященнаго во все важнейшия государственныя тайны.

Считаю долгом сказать здесь нисколько слов о вице-канцлере графе Остермане. Происхождение этого министра мало известно, и как я имею целью представить очерк современнаго состояния России, а не обзор истории этого государства, то я умолчу о приезде отца графа Остермана к Петербургскому двору, о выказанных им дарованиях, о высоких должностях, которых он достиг и о влиянии его на дела в царствование императрицы Анны и во время регентства принцессы Брауншвейгской. Можно прочесть в истории г. Левека и в Записках Манштейна о том, какими средствами этот ловкий и хитрый политик достиг вершины счастия, и о переворотах, ввергнувших его в крайнюю беду.

Граф Остерман. Я здесь ограничусь разсказом, котораго нельзя найти ни в одной книге. Эта фамилия спаслась именно тем,  что ея враги преследовали ее с непримиримым ожесточением,—явное доказательство того, что Провидение нередко достигает   своих   целей такими   путями, которые глазам слабых смертных кажутся ведущими   к совершенно иному исходу. Генерал-адмирал граф Остерман, не ослепляясь счастием, счел необходимым оградить   себя от   его  превратности и   поместил в Голландии большую денежную сумму, с непременным условием   не выдавать ея по простым приказам, но единственно в случае, когда он, или его сын, явятся лично для получения. Партия, возведшая на престол императрицу Елисавету, узнав об этой предосторожности, решилась, вместо того, чтоб сослать в Сибирь сына вместе с отцом, выказать притворную умеренность, и выхлопотала ныне здравствующему графу Остерману паспорт, необходимый  для  поездки в   Голландию   по его делам; но вместе с тем   послано   было   Русскому   министру   при генеральных штатах приказание  уловить  минуту,   когда он получит свои деньги и, арестовав его под каким-нибудь благовидным предлогом, выслать в Россию   вместе   с   его деньгами.   Возмущенный столь явным предательством, Русский посланник, вместо того чтоб испол-

 

 

125

нить такия варварския приказания,   посоветовал  молодому   путешественнику   проследовать   далее,   не  востребовав   своих   капиталов.   Тогда граф Остерман объехал почти всю Европу,   преуспевая в   изучении нескольких языков, на которых говорит свободно, и был проездом в Турине, о котором сохраняет живое воспоминание. Между тем его враги утратили свою силу, и лица, которыя   еще благоволили  к нему, нашли средство добиться его   назначения  кавалером  посольства в Париже, где тогда был  посланником  известный  Бестужев. Оттуда  он был переведен, в  качестве  министра,   в   Швецию.   Во  время этого продолжительнаго пребывания его в   Стокгольме,  он   присылал   такия интересныя депеши, что здесь сложилось самое  выгодное   мнение о  его способностях. Влияние гр. Панина тогда клонилось к упадку,  и приискивали ему искуснаго помощника, чтоб иметь возможность отстранить его от дел. Все взоры обратились на графа Остермана,   котораго  восхваляла вся канцелярия иностранных дел. Но, к общему удивлению, в Совете не узнали человека, прославившагося  своими письменными донесениями. За удивлением скоро последовало ближайшее разсмотрение; взыскательные люди захотели вникнуть в причину такого резкаго различия, и открылось, что один Шведский сенатор, человек замечательнаго ума и вполне преданный России, снисходительно служил  Остерману   своим красноречивым пером.  Несмотря на такое нелестное открытие, и   при том не будучи способен возбуждать опасений, он удерживается на высоком месте, на  которое  возвела его   счастливая  ошибка,   потому   что никто не думает о его   низведении.   Действительно,  он  занимает   это место только ради наружной представительности, в известные дни еженедельно принимает   для   совещаний;  но  каждый  министр  избирает, смотря по его личным связям,   или по   свойству дел,   ему   предстоящих, тот путь, который он считает  наиболее   удобным для достижения своих целей; Остерману-же сообщает о своих действиях только для  формы,  когда  дело  уже  почти  доведено  до  конца.   Тогда  граф Остерман безсознательно передает ответы, продиктованные ему гр. Безбородкой или г. Бакуниным. Из всего  вышесказаннаго   можно судить, что его положение не особенно блистательно; но к несчастию,  если он неспособен выйдти из такого незавиднаго состояния, то по крайней мере достаточно умен,  чтоб понимать всю его неловкость. Он сетует об этом и оскорбляется  на столько, что  не   может скрывать  своего огорчения. Поэтому он  всех принимает с дурным расположением духа, изощряется  всегда истолковать  в  невыгодном  смысле  все,  что ему объясняют, по малейшим поводам дает понять, что ему известно, что уже обращались к другим лицам; но, как в сущности он человек честный, то наконец смягчается и обещает дать ответ по получении повелений от государыни. Так как эти приемы общеизвестны, то, если   сначала  выказать хладнокровие, а потом  твердость   в ответах, можно быть уверенным в благоприятном исходе аудиенции. Таков образ действий, котораго следует держаться относительно этого министра; обойти же его   невозможно.   Зависть   и   колкость,   преобладающая в его беседах, не придают приятности объяснениям, которыя необходимо иметь с ним; но следует признаться,  что эти неудобства ощущаются преимущественно новоприбывшими.  При ближайшем знакомстве, с ним можно легко сойтись  и наконец  жить с ним в  добром согласии.