Павел I. [Учебные тетради] // Пусская старина, 1874. – Т. 9. - № 4. – Ч. 676-684.

 

I.

Разныя разсуждения.

1772.

 

Эти разсуждения, на французском языке, были написаны царственным юношей на заданныя темы. Помещаем их в переводе.

Почерк не совсем твердый, но довольно разборчивый; орфографическия ошибки довольно часты, быть может, вследствие торопливости, хотя между ними встречаются и довольно крупныя, как явствует из подлинника, приложеннаго к одному из переводов.

                                                Ред.

 

1. Об удовольствиях.

14-го июня 1772 г.

Должно  различать два рода удоволъствий: душевныя и телесныя.

Первыя, которыя можно назвать и моральными, происходят от всего прекраснаго, что не подлежит непосредственно нашим чувствам и чему узнаем цену по мере размышления.

Таковыя удовольствия мы исиытываем делая добро, или слушая разсказ о каком-нибудь прекрасном деянии. Это удоволъствие не так сильно и мгновенно как большая часть удовольствий чувствен-

1) Droit. Precis des lecons du droit naturel. De la regie des actions humaines.

2) Cours  de  physique.  Experiences  physiques.  Description  auatomique du corps humain.

 

 

677

ных; его можно назвать сладостным и тихим весельем, продолжительность котораго составляет наслаждение и счастие всех, его ощущающих.

Удовольствия телесныя, или физическия, говоря по правде, живее и порывистее (сильнее) первых, по самому их свойству, так как оне последствия того, что непосредственно поражает наши чувства и также непродолжительны, как и самая их причина.

И так, нет сомнения, что каждый благомыслящий человек предпочтет первыя, которыя, как по своему свойству, так и по своим последствиям, выше вторых и даже несравнимы с ними.

Счастливы люди, которые могут разсудить это в решительную минуту, когда страсти—неизбежныя последствия силъных чувственных впечатлений — борятся с разсудком и слишком часто берут над ним верх.

 

2. О праздности.

20-го июня 1772 г.

Ничего нет вреднее праздности как самой по ce6е, так и по ея последствиям. Разсмотрим, что такое праздность?

Сама по себе, она обыкновенное последствие ума слабаго и лениваго, которому трудно думать и разсуждать и для котораго поэтому всякое серьезное занятие, с умственною деятельностью сопряженное, становится невыносимою, тяжкою работою. Что же бывает вследствие этого? Разсудок, взяв однажды подобную привычку или направление, не доверяет ничему и сто раз переходит от одного предмета к другому, ни на одном не останавливаясь. Наконец, утомленный собственным непостоянством, он сам хочет заняться; но ему не так легко отрешиться от привычки однажды усвоенной, и он за свою вину платится безконечною скукой и тоской, погружающими его, наконец, в меланхолию и истому, которая хуже самой смерти, вследствие страданий, которыя оне приносят, лишив его вкуса ко всему.

 

3. О довольсгве.

20-го июня 1772 г.

Довольство — ничто иное, как сладостное чувство отрады, ощущаемое нами по удовлетворении наших обязанностей, как в отношении к другим, так и в отношении нас самих. Употребляю выражение: „удовлетворение", ибо иногда, желая, даже от всего сердца, что-либо исполнить, встречаем препятствие в недостатке средств, лишающее нас возможности совершить то, что хотим. Однако, не это обыкновенно останавливает нас; напротив, мы сами себе препятствуем, не делая всего добра, находящагося в нашей

 

 

678

воле, по слабости или по какой-либо другой причине. Мы и в отношении самих себя нередко поступаем весьма дурно, не радея о своем развитии так, как бы могли; не властвуя над нашими страстями, как бы следовало; не исполняя в возможной точности советов и наставлений, даваемых нам иногда.

И так, по нашей собственной воле мы бываем лишены средств самим себе доставить довольство, при котором, вместо безпрерывных печалей и скуки, уделом нашим было бы спокойствие души, а с ним вместе—счастие и радость.

 

4. Равмышления, пришедшия: мне в голову по поводу выражения, которым мне часто звенели в уши: о «принципах правительства».

После многих размышлений,   перебродивших  у меня в голове об этом предмете,  я принялся внимательно рассматривать значениe этих двух слов порознь,   вне всякаго инаго их значения,   и нашел,  что первое из них:   принцип — означает начало или основу чего бы то   ни было,  служащее  как бы   источником того, что видим впоследствии, и как бы шпилем (стержнем), на котором все  вертится.  Вот   моя   мысль  о слове  принцип.  Второе, слово: правительство—означает власть, установленную для управления  или   государством,  или  просто людьми.   Вот  моя  мысль о слове правительство.   Теперь  дело  в том,   чтобы   разсмотреть оба слова  в их сочетании.   Надобно взять  за исходную точку то. что я выше сказал о каждом слове   в частности,   дабы оно служило мне источником и руководством. И так, под словами: принципы  правительства разумеют начало  и в тоже  время   основание власти. Разсмотрим теперь, откуда же происходит власть, и увидим, что она первоначально происходит  от физической силы, потому что  в естественном   состоянии  сильнейший,  победив слабейших,  давал им закон — и это источник  власти.   Люди, собранные в общество и вследствие этого   сделавшись   образованнее, увидели, что жить вместе не могут, не будучи управляемы по причине разности их характеров и избрали себе тогда начальников, которым (отдались,   вручили   себя)   добровольно,   предоставив  ему (им) волю управлять ими. Эти начальники, сделавшись всемогущими и не видя ничего,   что могло бы  положить  предел их страстям, начали увлекаться ими и совершать безчинства. Тогда общество помыслило, чем бы умерить эту власть, определив ей границы,— (и) вот начало законов. Законы—основа всему,   ибо, без нашей свободной воли,   они  показывают,   чего   должно избегать,   а следовательно  и то,  что мы еще должны делать.   Основа  этих законов,

 

 

679

в их применении к стране или государству, служить руководством правительственной власти и ее называют принципом правительства.

Я не говорю здесь о злоупотреблениях законов и власти, ибо желать говорить о злоупотреблениях—тоже, что желать сосчитать капли в море.

 

5. О разных предметах.

— Героизм, основанный на естественных чувствах, т. е., на любви к собственности, или на желании жить со своей женою, вос-

1) Орфография подлинника строго соблюдена.  Слова,  вставденныя или зачеркнутыя,  помещены  в скобках,  за исключением целых строк, замененных другими.

                                                                                 Ред

 

 

680

питывать своих детей, возделывать свое поле и хвалить своего Бога, как оно кому угодно и пристойно, возбуждает участие и в тоже время удивление.

  Каждый раз, когда перемены в государственном устройстве неразрывно связаны с переменами состояний, ссоры и распри должны значительно усилиться,— и, напротив, когда сословия ведут между собою   споры  только о преимуществах  и о достоинствах,   то их тогда   также  легко усмирить,   как и при их обоюдных  покушениях на их имущества.

  Расположение друзей обыкновенно охладевает к лицам, к которым они замечают охлаждение правительства.

 

 

II

Выписки и заметки.

1773 — 1775.

Писаны в разное время, на отдельных листках бумаги всяких форматов, собственноручно и, судя по почерку, в юношеоком возрасте.   Ред.

1.  Жизнь Марии Медичи.

(Перев, с франц.). Стр. 184. Был поднят вопрос об учреждении совета для управления королевством. Канцлер объявил от имени королевы, что она желает образовать государственный совет для обсуждения в нем дел особенной важности; что совет финансов, точно также как и отдельных частей управления, будет собираться дважды в неделю. Но

Стр. 185: она встретила величайшее затруднение, когда надобно было решить, кого допустить на эти совещания. Mapия хорошо понимала, что чем менее лиц будет допущено, тем более у нея будет власти. Но опасение возбудить неудовольствие вельмож, из которых все желали участвовать в совете и в привязанности которых была ея прямая выгода, заставило королеву значительно увеличить число членов, предположенное первоначально. Она решилась на это, как на вещь наименее опасную, дабы не нажить себе врагов; но во избежание неудобств, которыя должны были от того последовать, главнейшие министры обязаны были входить к ней, в определенные часы, с докладом о могущих встретиться затруднениях и для приискания мероприятий, сообразных обстоятельствам.

Как только решено было умножить число Стр. 186: членов совета по вышеупомянутым причинам, начались происки между лицами, желавшими попасть в члены. Весьма безразсудно казалось также отказать искателям, которые были все

 

 

681

люди очень могучие. Их множество, так сильно тревожившее Маpию, нежелавшую никого оскорбить, доставляло великое удовольствие ея министрам. Они понимали, что чем многолюднее будет совет,

Стр. 187: тем более у них будет власти, так как столкновение интересов лиц, составляющих совет, должно непременно породить в нем волнения и смуты. Вследствие этого, они, советуя правительнице не отказывать никому из вельмож, желавших быть членами совета, в тоже время втайне подготовляли себе право пользования свободою отстранять тех из членов, которые противились бы их замыслам, под тем предлогом, что их присутствия требуют им подведомственныя управления и их должности.

Стр. 194. Распри, возбужденныя желанием всех вельмож поступить в члены совета, повидимому, утихли. Решение, взятое королевою— допускать в совет всех, домогавшихся этой милости, чтобы не возбуждать зависти и привлечь к себе всю знать, предвещало счастливые дни. Отказавшись от замыслов своего предшественника, удовлетворив вельмож снисходительностью и благодеяниями, она надеялась, что воцарится мир и внутри, и вне государства.

 

2. Выписка из Юма: Дом Стюартов, царетвование Карла I.

Всякое препятствие, как со стороны Англии, так и Шотландии, должно было бы побуждать Карла отказаться от намерения (ввести свою литургию в Шотландии), котораго успех был, по крайней мере, так сомнителен; но Карл был непреклонен. Во всех его поступках, в данном случае, не заметно ни малейшаго признака здраваго смысла, в котором, впрочем, ему нельзя отказать; грустный пример характера, довольно обыкновеннаго между людьми, в котором—на словах и в образе мыслей — находим и ум, и здравыя суждения, а на деле весьма часто — нескромность и безразсудство. Взгляд на вещи есть вывод здраваго смысла, если в тоже время здравый смысл, нрав и страсти соразмеряют поступки человека (стр. 304).

 

3. Отрывок из похвальнаго слова Генриху IV.

— Благодаря своим трудам, он был способен судить и даже просвещать тех, которые ему служили.

Его ум, пылкий и возвышенный, занятый делами Европы, не пренебрегал ни малейшими их подробностями.

В той уверенности, что для государя нет ничего позорнее, как быть обманутым, он желал знать обо всем — и знал.

 

 

682

Постоянно перед глазами, на стене его кабинета, у него было изображение состояния финансов; на эти изображения он обращал свои взоры чаще, нежели на картины своих подвигов и славы; от его взгляда ничто не ускользало.

Его любовь к народу равномерно облегчала ему все его труды и все его жертвы.

Расточительное великолепие его двора показалось ему глумлением над народной нищетою; он сознал, что ему следует подавать пример другим. Все излишнее было сокращено; в его столе соблюдалась умеренность, соединенная с достоинством, в одежде— простота, и, таким образом, он побеждал роскошь — изчадие гордости, сожительствующее с богатством; как часто, чтобы подражать ему, она в тайне терпит крайность!

Он отсылал в их поместья всех тех придворных, которых служба не удерживала при дворе и которые проживали свое состояние в чаянии королевских милостей. Вернейшее средство заслужить их от Генриха заключалось в том, чтобы быть полезным своим вассалам и улучшать свое наследие.

Ревнуя о прекраснейшем из всех прав, представленных ему венцом королевским, он никогда не дозволял министрам располагать его даяниями, жалуя их сам. Он не хотел, чтобы были посредники между государем — награждающим и подданным — награждаемыми. Он думал этим упрочить узы милостей и благодарности, делающих честь подданному и умножающих величие государя.

В важных должностях он опасался глубоких умов или умов деятельных; его пугали системы первых и суетливость вторых; он полагал, что легко без них обойтись и что они чаще вредят, нежели приносят пользу. На управление государством он смотрел, как на благо семьи и знал по опыту жизни, что благоустройство домашняго быта не всегда бывает у самых даровитых людей. Порядок, бережливость, кротость, терпениe, простота, честность и верность слову были, по его мнению, истинными пружинами правительства и он довольно равнодушно относился к тому, какия лица употреблялись на службу, лишь бы в них не было пороков, противных этим качествам... Одним словом, он никогда не старался быть великим, желая всегда быть только полезным.

Он уровнял путь к престолу и владычество временщиков прекратилось. Его министры, опираясь на его одобрение в управлении министерствами, не осмелились бы упреждать его распоряжений.

 

 

683

В дружбе своей всегда нужный, Генрих IV никогда не был слаб и одним из отличительнейших его свойств была та твердая воля, которой многим не достает, которая в правителях ничем не заменима.

Прочтиние истории: большая часть королей проводила жизнь утопая в наслаждениях, не искореняя, но только смягчая зло; в слепой самоуверенности почти все они забывали два главнейшия назначения государя: хотеть и судить.

 

4. Собственная заметка о Генрихе IV и о Р..... (русских).

  Генрих IV соединял с величайшей откровенностью—искусную политику; с возвышеннейшими чувствами—прелестную простоту образа жизни и нравов; с мужеством солдата—неисчерпаемый запас человеколюбия. В жизни своей он встретил то, что образует и изобличает великих людей — преодоление препятствий, испытание опасностей и в особенности противников, себя достойных.

  О Р..... (русских). Если бы между ними когда-нибудь явился

государь благоразумный, который, сознавая ошибки политики, озаботился бы исправить их, смягчив их лютый дух, жестокие и необщительные нравы,— этот народ  стал бы  страшен для всех своих соседей.

 

5. Опыты Монтеня, кн. III, гл. IX.

Ничто так не стеснительно, для государства, как нововведение: перемена дает повод к несправедливости и к тирании. В случае разстройства какой-либо части государственной машины, можно починить ее; можно воспрепятствовать тому, чтобы изменение и порча, всем вещам свойственныя, не отдалили и нас через-чур от наших принципов и основных правил. Но предпринимать преобразование такой громады, переменять основания такого громаднаго здания— значит уподобляться тем людям, которые, чтобы отчистить грязь, затирают и сглаживают; которые, искупая частные недостатки, производят всеобщее смятение и убивают, чтобы излечить от болезни. Иногда не столько желательна перемена в делах, сколько порядок в оных. (Цицерон:об обязанностях, 2).

 

6. Герцогъ Бёкингэм.

Малейшая выгода заставляла его забывать о чести; малейшему удовольствию он жертвовал выгодою, а самой ничтожной прихоти иногда было достаточно, чтобы отвлечь отъ удовольствия. Кичливость и ветренность вредили ему в его отношениях к обществу пре-

 

 

684

небрежение к порядку и к экономии было причиною разстройства его состояния; распутства расшатали его здоровье; наконец, он лишился способности вредить, точно также, как прежде никогда не заботился о том, чтобы приносить пользу. (История дома Стюартов. Карл II-й, Т. III, ч. III)

К этому периоду (1773—1775 гг.) относятся еще несколько тетрадей следующих собственоручных заметок и выписок:

I. Выписки из сочинений Цицерона (на французском языке): 1) о должностях; 2) послания к Тускуланам; 3) речи (тетрадь в 4-ю долю листа, 39 стр.).

II. Извлечения из Зяписокъ Монтекуккули (на русском и французском языках): О войне (три тетради, в лист 46 стр.; в 4-ю долю, 12 стр. и в 8-ю долю 11 стр.).

III. Выписки из „Мыслей"—Сенеки (на французском языке) с пометкою: „начаты в Гамбурге 5-го мая 1771 г., окончены в Дармштадте 30-го октября 1771 г." (Тетрадь в 4-ю долю, 64 стр., писана мелким, но весьма красивым почерком рукою великой княгини Наталии Алексеевны, первой супруги цесаревича Павла Петровича).1)

 

 

 

 

1) См. «Русская Старина» 1873 г., т. VIII, стр. 341.

Ред.

Hosted by uCoz
$DCODE_1$