Жалобная
песнь московских студентов в начале XIX столетия. Послание к И.И. Шувалову
/ Публ. И.В. Помяловского // Русский архив, 1886. – Кн. 1. – Вып. 3. – С.
387-388.
Оцифровка
и редакция текста – Ирина Ремизова.
ЖАЛОБНАЯ ПЕСНЬ
МОСКОВСКИХ СТУДЕНТОВ В НАЧАЛЕ XIX СТОЛЕТИЯ.
Послание к И. И. Шувалову ¹)
Шувалов наш отец, защитник, покровитель,
Святилища наук безсмертный учредитель,
На корпус твой драгой воззри с высот небес.
Смотри, как много в нем наделалось чудес!
Твои преемники тебя достойны были;
Они нас берегли, лелеяли, любили;
Под их защитою так мирно век наш цвел!
Но ныне корпус весь увял и потемнел.
Херасков наш Гомер, сединами почтенный,
Бдил всех нас как отец, любовью распаленной.
Во веки в памяти у нас сохранено,
Как ревностью горел тогда Мелиссино;
Он был правдив и строг и ту имел заботу,
Стремился всем влиять к учению охоту.
Голицын ²) с простотой и доброю душой
Не делал никому обиды никакой.
Кутузов ³), хоть и так, но честен, благороден,
В поступках был умен, приятен и свободен;
Но жаль того, что он уж слишком кроток был
И что директора 4) за шалости не бил.
Бумажный человек, законник Коваленский,
Хотя блистал не так делами как Чесменский,
Но он на злобнаго директора ревел
И взятки прекращать поганыя велел.
И словом, были все Отечеству полезны.
А ныне, о напасть! Не то что было встарь:
Куратор Муравей, а ректор Чеботарь 5).
Один все тянет, длит, кладет в предолгий ящик;
Другой орет, шумит, как в поле злой прикащик.
Один с улыбкою поклоном всех дарит,
Другой как с дубу рвет и басом говорит.
¹) Скончался в 1797 году. П.Б.
²) Князь Ф. Н. Голицын, котораго Записки см. в Р. Архиве
1874 года. П. Б.
³) И. П. Тургенева.
4) Один из
кураторов.
5) М. Н. Муравьев назначен 24-го Января 1808 г.
попечителем Московскаго университета. Будучи в тоже время товарищем министра н.
пр., он жил в Петербурге. Ректором в Мае 1803 г. сделался профессор Чеботарев.
П. Б.
388
Один попал кой-как лишь только в грамотеи.
Слов десять затвердя, пускается в затеи;
Другой из подлости едва лишь говорит
И мальчиков в семь лет студентами творит.
Один клал под сукно прошений сорок тысяч,
Другой лишь затвердил: Хе, брат, велю тебя я высечь!
Один с улыбками сгибается как уж,
Другой кричит, шумит и пиво суслить дюж.
Оставя сиволдай, и к водочке уж Гданской
Присел он с роскоши и дует сок Шампанской.
А мы несчастные тьму терпим разных мук;
Сидим как каторжны, и свет пропал наук.
Уж не Пермес течет, а пивные потоки;
Храм Муз соделался для нас острог жестокой.
Шувалов, встань, проснись, от смерти воскресни
И доброму Царю хоть на ухо шепни,
Что сыщется в Руси еще другой Шувалов,
Что время разогнать сих пьяниц и нахалов.
А ты ничтожна тварь, ползучий муравей,
Который, тьму набрав сверх силы должностей,
Оставь с улыбками пренизкие поклоны,
На крыльях к нам лети, услышь студентов стоны,
Чтоб править нами мог за семьсот слишком верст,
А паче пьянаго помощника имея.
Коль не опомнишься, то Феб, о нас жалея,
Речет: „О муравей, тебе-ль летать? Ползи,
И ройся под дубом в навозе и в грязи!"
(Сообщено с современной
рукописи И. В. Помяловским).