Петерсон А. К рассказам и анекдотам г-жи Толычевой. О В.И.
Киреевском // Русский архив, 1877. – Кн. 2. – Вып. 8. – С. 479-482.
Черты стариннаго дворянскаго
быта.
К разсказам и анекдотам г-жи
Толычевой.
О В. И Киреевском 1).
В усадьбе Киреевскаго, в селе Долбине, при сахарном
заводе, жил сахаровар Зюсьбир, из Любека; полевым хозяйством управлял
Англичанин мистер Мастер, который, также как и жена его, говорил очень плохо
порусски. Шутов и шутих, дураков и дур, сказочников и сказочниц при молодом
барине не было. Видно, они перевелись еще при старом; ибо Василий Иванович, из
сожаления к ним и уважения к отцу, не прогнал бы их. Но у соседних старых
помещиков вся эта увеселительная прислуга бар, упоминаемая в «Причуднице»
Дмитриева, еще существовала. Так, у Марьи Григорьевны Буниной, в соседнем селе
Мишенском 2), жил еще тогда дурак Варлам Акимыч или Варлашка—не
остряк, не шут, а просто дурак совершенный, который в наше время возбуждал бы
сожаление и отвращение; а тогда и священник села забавлялся исповедывать
его и выслушивать грехи его: лиловые, голубые, желтые и т. п. Одет Варлашка был
в кофту или камзол, оканчивающийся юбкою, на-глухо сшитою, и весь испещрен
петухами и разными фигурами. Но между дворовыми в Долбине оставались еще Арапка
и гуслист. Гуслист настраивал фортепьяны и игрывал по святочным вечерам, на
которые в барскую залу
1) См. выше, стр. 361. За сообщение этих дополнительных разсказов мы обязаны одному лицу, доныне здравствующему и находившемуся в близких отношениях к семейству Киреевсвих.
П. Б.
2) На родине Жуковскаго, который
впоследствии, живя во дворце, любил вспоминать и разсказывать про Варлашку. П.
Б.
480
собирались
наряженые из дворовых (кто петухом простым или индейским, журавлем, медведем с
поводырем балагурным, всадником на коне, бабой-ягой в ступе с пестом и помелом
и пр.). Нарядиться журавлем было проще всего: выворачивался тулуп, в рукав продевалась
длинная палка, к концу ея и рукава навертывалась из платка голова и
привязывалась другая палка представлявшая клюв; наряженый надевал тулуп себе на
голову и спину и ходил сгорбившись, держа свою шею в руках, то поклевывая по
полу, то поднимая ее вверх, треща по журавлиному, с прибаутками. Являлись и в
замысловатых иногда личинах. Однажды камердинер Киреевскаго явился Езопом и
разсказывал наизустъ басни Хемницера с своими прибаутками. Другой комнатный
предстал въ облачении архиерея и, поставив перед собою аналой, начал говорить
проповедь, с шутливым, хотя приличным тоном и содержанием; но Василий Иванович
его остановил и удалил из залы (он был очень набожен). Из 15 человек мужской
комнатной прислуги 6 были грамотны и охотники до чтения (это за 70 слишком лет
до теперешняго времени); книг и времени было у них достаточно, слушателей
много. Во время домовых богослужений, которыя бывали очень часто (молебны,
вечерни, всенощныя, мефимоны и службы страстной недели), они заменяли дьячковъ,
читали и пели стройно старым напевом: новаго Василий Иванович у себя не терпел,
ни даже в церкви. В летнее время двор барский оглашался хоровыми песнями, под
которыя многочисленная дворня девок, сенных девушек, кружевниц и швей водили
хороводы и разныя игры: в коршуны, в горелки, «заплетися плетень заплетися, ты
завейся труба золотая», или «а мы просо сеяли», «я поеду во Китай-город гуляти,
привезу ли молодой жене покупку» и др.; а нянюшки, мамушки, сидя на крыльце,
любовались и внушали чинность и приличие. В известные праздники все бабы и
дворовые собирались на игрища то на лугу, то в роще крестить кукушек, завивать
венки, пускать их на воду и пр. Вообще народу жилось весело, телесных наказаний никаких не было, ни батогов, ни розог. Главныя наказания в Долбине были
земные поклоны перед образом до 40 и более, смотря по вине, да стул. Стул это
была тяжелая, дубовая колода, обрубок в два и более пуда, на котором можно было
сидеть и носить его с собою; к нему приковывали виновнаго на длинную цепь одною рукою, за кисть. Крестьяне были достаточны, многие зажиточны.
Доказательством тому служит следующее обстоятельство. Продавалась деревня
Ретюнь, смежная с Долбиным. Выборные из Ретюни пришли к Василию Ивановичу:
«Батюшка, купи нас, хотим быть твоими, а не иных чьих каких». «Братцы, сказал
им Киреевский, увеличивать свои поместья
я не желаю; а сделать это, в удовольствие вам, не могу: у меня нет
столько наличных денег». Чрез несколько дней Ретюнские выборные пришли опять:
«Добрый барин, возьми нас в свои, а денег у тебя не достает, мы внесем тебе
своих. Хотим быть твоими». Василий Иванович купил Ретюнь. По вводе во владение,
крестьяне пригласили его к себе с молодою барынею на угощение и сделали
великолепное, на котором было даже мороженое; повар с посудою был нанят по
близости из г. Белева. Вожаком крестьян был крестьянин Дрыкин, который торговал
пенькой. К весельям деревенской жизни надо прибавить, что церковь села Дол-
481
бина,
при которой было два священника (оба неученые; замечательно, что в те времена
неученые предпочитались ученым; неученые были проще, обходительнее,
внимательнее к крестьянам и даже поучительнее, понятнее и воздержнее, нежели
тогдашние ученые, заносчивые), славилась чудотворною иконою Успения Божией
Матери. К Успеньеву дню стекалось множество народу из окрестных сел и городов
*), и при церкви собиралась ярмарка, богатая для деревни. Купцы раскидывали
множество палаток с красным и всяким товаром, длинные, густые ряды с фруктами и
ягодами; не были забыты и горячие аладьи и сбитень. Но водочной продажи Василий
Иванович не допускал у себя. Даже на этот ярмарочный день откупщик не мог
сладить с ним и отстоять свое право по цареву кабаку. Никакая полиция не
присутствовала, но все шло порядком и благополучно. Накануне праздника смоляныя
бочки горели по дороге, ведшей к Долбину и освещали путь, а в самый день
Успения длинныя, широкия, высокия, тенистыя аллеи при церкви были освещены
плошками, фонариками, и в конце этого сада сжигались потешные огни, солнца,
колеса, фонтаны, жаворонки, ракеты по одиночке и снопами, наконец бурак. Все
это приготовлял и всем распоряжался Зюсьбир. Не смотря на все эти великолепия,
постромки у карет, возжи у кучера и поводья у форейтора были веревочныя.
*
В наш теперешний быт, более подчиненный строгости форм
и порядка, странным покажется, как губернская больница в Орле подчинялась так
безпрекословно распоряжениям частнаго лица. Может быть, что сила духа и правды
брала тогда верх над буквою и формою; что полагали Киреевскаго снабженным тайно
поручением высшей власти и рады были, что кто нибудь дает средства в глухом,
безпомощном положении. А что В. И. Киреевский, человек религиозный и очень
нравственный, имел много воли и решительности, тому служит подтверждением
следующее обстоятельство. Вскоре после женитьбы его на 16-ти-летней девице А. П.
Юшковой, приехал к нему в Долбино губернатор Яковлев, объезжавший губернию.
Карета с несколькими бричками, многочисленной прислугой подкатила прямо к
крыльцу дома. В свите губернатора была его возлюбленная. Василий Иванович не
впустил ее в дом свой ни оправиться, ни поправиться, и экипаж с красавицей
удалился от крыльца дальше к сараям. Губернатор, думавший ночевать в Долбине,
уехал далее, и верх взял Василий Иванович не криком, буйством или нахальством,
а тихою речью и здравым разсуждением. Ни на какое мщение губернатор не
отважился.
Василий Иванович был одно время судьею в уезде, тогда
как все богатые и знатные помещики отказывались от службы по выбору,
предоставляя их мелкопоместным. Но, кажется, он служил недолго, чуть-ли не одну
только зиму. Он не переехал на это время в Лихвин, а ездил туда из Долбина два
раза в неделю, в кибитке, завертываясь в свой красный плащ, который по его
цвету считал он предохранительным от озноба
*) У Жуковскаго:
Благодатнаго Успенья
Светлый праздник наступил;
Bcе окрестныя
селенья
Звон призывный огласил.
II. 31.
482
и простуды, и возвращался домой, в Долбино, к ночи.
Все подчиненные в суде его боялись и уважали, хотя считали чудаком вероятно. Он
был отменно справедлив, очень взыскателен и строг. Земные поклоны доставались от
него и чиновникам: «нерадение в должности—вина перед Богом», говорил им при этом Василий Иванович.
А. Петерсон.
*
