Шереметев
П. И.Ф. Горбунов. «О некотором зайце» // Русская старина, 1898. – Т. 93. - № 3.
– С. 537-541. – Сетевая версия – И. Ремизова 2006.
И. Ф. ГОРБУНОВ
„О НЕКОТОРОМ ЗАЙЦЕ"
I.
Разсказы И. Ф. Горбунова, его живыя картины русской жизни, общественные нравы московскаго захолустья и прочия бытовыя сцены навсегда останутся в памяти его слушателей. Но, помимо этих чисто художественных произведений, покойный Иван Федорович был необыкновенно интересен в своих воспоминаниях о людях прошлой эпохи, писателях и артистах по преимуществу, с которыми ему приходилось сталкиваться в жизни. Обладая богатою памятью и уменьем в ярких образах возсоздавать прошлое, он изображал, бывало, сохраняя при этом интонацию, целыя сцены и разговоры с давно умершими людьми.
В такия минуты Иван Федорович был
неподражаем. Многое к сожалению из всего слышаннаго не сохранилось в памяти.
Быть может дневник покойнаго, который он вел и который, повидимому,
приготовляется к печати, даст возможность подробно ознакомиться именно с этими
воспоминаниями, но, без всякаго сомнения, яркое возсоздание минувшаго самим
Иваном Федоровичем в живом его разсказе не может равняться с письменной
записью. Воспоминания об Островском, кружке молодого Москвитянина, Герцене,
Некрасове, Писемском, московских артистах Малаго театра, вызывались в памяти
Ивана Федоровича и производили на слушавших неотразимое впечатление воскрешения
людей, уже давно сошедших со сцены. Ярко рисовалась суровая и смешная фигура
графа Закревскаго.
538
По всей вероятности многое из всех этих исторических воспоминаний осталось нигде незаписанными. Было бы поэтому чрезвычайно интересно, если бы все знавшие покойнаго Ивана Федоровича могли бы припомнить и записать все слышанное от него о старом времени. Что касается пишущаго эти строки, то он не раз собирался занести на бумагу иногда брошенное вскользь слово, меткую характеристику, целую картинку, освещающую прошедшее, но привести в исполнение это намерение как-то не удавалось. Теперь, конечно, когда впечатления уже успели несколько изгладиться, а некоторыя и вовсе исчезнуть, сделать это труднее. В памяти целы только весьма немногие отрывочные клочки... но, может быть, и они не лишены интереса. Вот один отрывок из воспоминаний Горбунова, слышанный от него лично.
Путешествуя за границей, Горбунов, будучи в Лондоне, посетил жившаго там писателя-эмигранта. Герцен поразил Ивана Федоровича силою своего таланта и степенью того «дьявольскаго остроумия», которым, по словам Горбунова, отличался. В свою очередь и Горбунов после двух, трех разсказов завоевал все симпатии Герцена. Последний пришел в неописанный восторг, горячо обнял Горбунова и разцеловал его. По разсказу Горбунова, Герцен, разставаясь, подарил ему свою фотографическую карточку, снятую вместе с Огаревым, на которой надписал: «аltеr еgо», но Иван Федорович сожалел, что карточка эта куда то затерялась. Во время беседы разговор вращался вокруг темы о готовившемся освобождении крестьян. Носились слухи о будто бы безземельном освобождении, которые не могли не волновать Герцена. Горбунов, между прочим, передавал такую сцену, которой был свидетелем: Герцен стоял около стола и, посреди разговора, вдруг с размаху ударил кулаком о крышку его и воскликнул: «Нет! крестьяне будут освобождены... и с землей!»
Много воспоминаний приводил Иван Федорович о Некрасове. У него
был целый ряд разсказов об охотах с поэтом, как известно, страстным охотником.
Облавы на медведей и лосей, дорожные эпизоды, происшествия на привалах и
ночевках, словом, целая вереница образов, сцен, шуток, разговоров, пейзажей...
Однажды оба охотника стояли на лосином кругу. Охота была, повидимому, неудачна.
Лоси, казалось, вышли из круга, ибо загонщики уже приближались и местами
выходили. Некрасов перестал ждать и крикнул с своего номера: «А что, не
приложиться-ли к мадере?» Только что, тронутый доводами товарища, Иван
Федорович стал приводить в действие предложение, как показалась голова лося.
Горбунов бросает фляжки, быстро вскидывает штуцер, стреляет «как по бекасу».
Раздаётся выстрел... Лось падает... Подбегают... Лосиха! В другой раз, после
одной охоты, расположились на привале. Стали готовить
539
обед. Иван Федорович, по обыкновению, как знаток дела, возился около кухни. Обед что то долго не поспевал и прочие охотники стали торопить. Некрасов крикнул:
— Ну, Ванюша, поскорее!
Один из стоявших рядом загонщиков, желая услужить, подбежал к Горбунову и тоном приказания сказал ему:
— Слышь, Ванька, поживее, вишь господа требуют.
Много еще охотничьих воспоминаний было у Ивана Федоровича, но вот сцена, имеющая исторический интерес.
В Петербурге после литературной вечеринки, на которой читалось вслух одно из только что вышедших произведений Л. Н. Толстого, поздно вечером, Горбунов возвращался домой вместе с Писемским. Последний был угрюм до нельзя и молчал. Талант Толстого видимо произвел на него сильное впечатление. Вдруг Писемский останавливается у панели и раздраженно произносит:
— Этот всех нас за пояс заткнет, или бросай перо! офицеришко всех заклюет...
У Ивана Федоровича была страсть к собиранию старых вещей и к старым памятникам литературы, искусства. Известно, что его стараниями, главным образом, основался музей-фойэ Александринскаго театра. Он всегда звал посмотреть на это интересное собрание портретов, гравюр и других памятников, относящихся к истории русскаго театра. Как огорчался он равнодушием к его детищу, и с каким негодованием говорил об этом равнодушии однажды, сидя за столиком в своем музее, за кружкой пива.
В скором времени должно выйти полное
собрание сочинений Горбунова, в котором, надо надеяться, будут помещены
неизданныя еще его произведения. У Ивана Федоровича была привычка посылать
иногда своим знакомым письма и записки, вызванныя текущею жизнью, но
написанныя старинным слогом. Таково, например, и помещаемое ниже дело «О некоем
зайце», вторая часть котораго изложена в виде переписки между митрополитом
Фотием, князем А. Н. Голицыным и др. Произведение это написано Иваном
Федоровичем в 1892 году. Повод к написанию «О некоем зайце» был следующий.
Вернувшись однажды с охоты, по просьбе Ивана Федоровича, я отправил ему в виде
охотничьяго приношения убитаго зайца. Через несколько дней Иван Федорович
передал мне листок бумаги, на котором было написано: «на память. И. Горбунов,
февраля 19-го 1892 года», а затем следовал ответ:
540
I.
Мinher
Граф.
Зазаеца благодарствую i тово заеца немешкаеθ на асамблеи с ели i iвашку хмельницкава многажды неленосно тревожили понеже заец вельми жырен был и шпигусом зело чинен чаели и животу небыть да силою iдействием iвашки iпредстательством отца нашего всешутейшего Кура жывы сущи и θ здравии пребываем i отом подлино вам от писываю
Рitеr.
II.
Фотий — князю А. Н. Голицыну.
Вчера, в четверток, после малаго повечерия, в тонцем сне
пребывал и присные мои дали покой очима своима и веждома своима дремание. И се
глас нечеловечь, а собаки некоторыя лаяли и визжали и ко святым вратам
бросались, а всадники на конях трубили в трубы и хлопали бичами. Я выслал
служку вопросить — какия ради нужды монастырь окружили? Некий человек, подобием
мифологический центавр, ответствовал — яко бы заяц в монастыре скрывается. А у
меня заяц в монастыре давно пребывал, под камнем жил (писано бо есть: «камень
прибежище заяцем») и кормил я его рукама своима, и того зайца центавры из
монастыря изгнали и псам на растерзание отдали, а некоторая пестрая псица
старцу Досифею рясу, подаренную Анной ¹), изорвала. Защити, друг великий.
III.
Князь А. Н. Голицын — Фотию.
На письмо вашего высокопреподобия имею честь ответствовать, что я не преминул написать новгородскому губернатору о сем крайне огорчившем меня происшествии. Очень грущу, что нарушили ваше безмолвие, необходимое для спасения души, но враг темный и осквернённый всегда с нами и за нами и несть иже укрыстся от него, а я Есмь и пр.
¹) Известной графиней Анной
Алексеевной Орловой-Чесменской.
541
IV.
Новгородский губернатор — князю А. Н. Голицыну.
На письмо вашего сиятельства высокопочтительнейше имею честь ответствовать, что по собранным мною сведениям вышеупомянутаго зайца затравили дворовые люди его сиятельства, графа Алексея Андреевича Аракчеева, по приказанию Анастасии Феодоровны ¹), для ея стола к сдали его повару Порфирию. Они же застрелили в Волхове трех частных гусей, принадлежащих села Взгорья диакону Островидову, и, разложив в поле огонь изжарили и съели крестьянскую овцу, и все то делали именем Анастасии Феодоровны. Вместе с тем мною поручено исправнику, под личной его ответственностью, произвести строжайшее разследование.
С глубочайшим и пр.
V.
Капитан-исправник — новгородскому губернатору.
Получив словесное повеление вашего превосходительства о
разследовании затравленнаго зайца, оный заяц, по негласным сведениям и
присяжным показаниям, оказался не монастырским, монастырский же, по пойманию
онаго, будет доставлен отцу архимандриту. Касательно гусей, то отец-диакон от
оных отказался и признал таковых перелетными, а люди, распространявшие
тревожные слухи, заключены в тюремный замок.
Первоначальный
набросок, переданный мне также самим автором несколько
короче, а потому здесь приведена окончательная редакция.
Сообщ. Граф Павел Шереметев.
¹) Минкиной, известной фаворитки
графа Аракчеева.