Русский двор в 1792-1793 годах. Заметки графа Штернберга [Публ. Л.Н. Майкова] // Русский архив, 1880. – Кн. 3. – Вып. 11-12. – С. 261-266.

РУССКИЙ АРХИВ

год осьмнадцатый (1880)

III

(2)

МОСКВА.

в Университеиской типиграфии (М. Катков),

на Страстном бульваре.

РУССКИЙ ДВОР В 1792-1793 ГОДАХ.

ЗАМЕТКИ ГРАФА ШТЕРНБЕРГА.

 

Заимствуем, это описание Русскаго двора в конце царствования Екатерины II из малоизвестной книжки: Bemerkungen uber Russland auf einer Reise gemacht im J. 1792 и 93, von Joachim Grafen Stenberg (1794). Автор этого небольшое, сочинения желал представить в нем всестороннее описание России, ея физических ycловий, общественнаго быта, торговли и пр., он не был в состоянии осуществить это намерение, потому что в сущности он мало знал Россию. Ему удалось, вo время его пребывания в нашем отечестве, только познакомиться с высшим Русским обществом, и потому самыя занимательныя страницы его сочинения суть те, которыя здесь предлагаются в переводе.

Pyccкий двор не похож ни на какой другой в Европе. Он требует особаго описания; ясно вообразить его себе чрез сравнение с другими невозможно. Сверхъестественная роскошь обыкновенных дней служит здесь только подготовкою к той, волшебной картине, которую он представляет в дни, назначенные для приема (куртаги). Прием бывает большею частию по воскресеньям. В эти дни, уже с 11 часов, дворцовая площадь напружена каретами и другими экипажами, число которых постепенно умножается. Начиная с многочисленных запряженных шестернею карет и кончая одноконным экипажем, так называемыми дрожками, все едущие стараются обогнать друг друга.

Все это стремится из улиц, выходящих к площади, на которой безпорядочными группами собралась многочисленная толпа народа; выражение лиц указывает высокую степень удивления, а восклицания, при приближении какого-нибудь роскошнаго экипажа, служат красноречивым доказательством их восторга. Полиция исполняет свою обязанность охранения порядка при помощи палочных ударов, раздаваемых направо и налево. Как скоро какой-нибудь экипаж достигнет дворцоваго подъезда, сидящие в нем поспешно покидают его, чтоб не вышло задержки от вновь прибывающих. На лестнице

262

начинается, а в передней еще более усиливается борьба с препятствиями в виде необыкновеннаго количества лакеев, благодаря которым. доступ в покои почти невозможен. Когда преодолено это затруднение, вы входите в первый покой, из котораго одна дверь ведет в придворную церковь, а другая в соседнюю с залою комнату. Как скоро началась божественная служба, появляется с своей свитою Государыня. Пение двух хоров певчих часто прерывается возглашениями архипастыря. Это пение проникает до глубины души: невольно чувствуешь благоговение и побуждение к прославлению Высочайшаго Существа. Русских можно отличить по часто повторяемому крестному знамению, которое они сопровождают глубокими поклонами. Под конец службы толпа спешит покинуть церковь, чтобы присоединиться к лицам, собравшимся между тем  в зале, и тем сделать пестрое собрание еще пестрее. Лица этих людей, собравшихся на таком небольшом пространстве со всех концов света, так же разнохарактерны, как их наряды.

Громкий разговор на различных языках делает каждому непонятным его собственный; очень возможно, что неприведенный в исполнение проект ныне царствующей Императрицы о составлении словаря всех языков ¹) зародился именно в этой зале.

Этот глухой шум внезапно затихает, как скоро раздается голос гофмаршала; но движение толпы продолжается до тех пор, пока все не станут лицом к двери, из которой ожидают выхода Государыни; но вот и движение прекратилось, только здесь и там какое нибудь тощее существо старается протолкаться вперед, заняв местечко, оставшееся между более тучными. Уже слышен шум приближающихся шагов, вся толпа как бы застывает. У дверей стоит имперский посол граф Кобенцель, а против него Шведский посланник барон Стединг; за ними следуют в два ряда остальные министры и уполномоченные иностранных дворов. Ряды удлиняются множеством Русских, желающих быть допущенными к руке.

Иностранцы разных наций группируются около своих министров. Императрице предшествует многочисленная толпа камергеров, идущих попарно, за ними следуют государственные министры; наконец, отдельно от других, появляется в генеральском мундире, особенно блестящем, любимец Императрицы. Он средняго роста, очень

 

¹) Это забавное предположение графа Штеpнберга относится к известным сравнительныи словорям всех языков и наречий, составленным по мысли Екатерины. Они были изданы в 1787—1791 годах и имели большое значение в развитии лингвистических знаний.

263

худощав, имеет довольно большой нос, черные волосы и такие же глаза. Внешность его не представляет ничего величественнаго; скорее в нем есть какая-то нервная подвижность; фамилия его Зубов; он Татарскаго происхождения.

Красивейшим между любимцами, говорят, был некий Ланской. Смерть его будто-бы так огорчила Императрицу, что она носила по нем траур. При входе этого важнаго лица (Зубова) все головы склоняются, и блаженная улыбка появляется на лицах тех  людей, которые находятся вечно в погоне за богатством, властью и высочайшей милостью. Непосредственно за ним появляется на пороге Государыня, и все поочереди подходят к ея руке. Остановившись, Императрица говорить с близ стоящими лицами.

Она обладает искусством придавать своим чертам приятное выражение и любит показывать живость своего ума. Императрица средняго роста, крепко сложена и довольно полна, что затрудняет ея походку. Оживленныя молодостью черты ея должно быть были очаровательны: овал лица несколько удлинен, подбородок немного выдается, уста приветливо сомкнуты; изогнутый, хорошо очерченный нос сообщает лицу ничто серьезное; при этом влажный, но оживленный голубой глаз и высокий лоб.

Следы глубокой старости скрываются от глаз искусно придуманным и блестящим нарядом. Полныя щеки покрыты пылью искусственнаго румянца. На голове старинный убор со множеством драгоценных камней; такия же роскошныя украшения ниспадают с шеи на грудь; бриллианты, рубины, смарагды и другие камни необыкновенной величины вывешены как бы на показ. На ней Русский костюм, теперь более не употребляемый, состоящий из длиннаго платья, которое прямо с груди сбегает к ногам; на этой юбке рукава, собранные у кисти в безчисленныя мелкия складки; к. плечу эти складки делаются шире и крупнее, почему рукав и кажется очень широкии. На юбку надевается верхнее платье без рукавов; оно висит свободно, несколько напоминая собою пудер-мантель. Благодаря тому, что эти две части одежды делаются обыкновенно из двух гармонирующих цветов, некрасивый покрой платья не бросается в глаза. Грудь Государыни украшают две орденския ленты и две, осыпанныя бриллиантами, звезды: Андрея Первозваннаго и военнаго ордена С. Георгия, котораго Государыня считается гросмейстером.

В таком блеске шествует Императрица далее, после представления министров, и иностранцев. За ней следуют: Великий Князь, его супруга, двое их сыновей, дочери и длинный ряд придворных дам, из которых иныя отличаются не только великолепием и богатством

264

наряда, но также очарованием молодости и красоты; все это  шествие мало по малу  исчезает   по ту   сторону   залы,   в   жилых покоях Императрицы.

По удалении августейших особ все снова приходит в прежний безпорядок, и зала зa минуту столь тихая оглашается гулом громкаго разговора на разных языках. Несколько раз повторенное известие о проходе через залу Великаго Князя заставляет толпу придти снова в порядок, и вот опять, из открывшейся двери появляются попарно камергеры, проходит залу на искось и через великокняжеския покои достигают собственной его высочества залы, где и устанавливаются полукругом.

Ведший Князь и Великая Княгиня следуют со свитою за  шествием, и все, что только было людей в зале,   бросается в дверь за ними. Толкотня в дверях,   прежде чем достигнет зала,  неизбежна. Здесь толпа образует широкий круг; по левую руку у стены стоят Pyccкиe генералы и министры, в полной   парадной форме,   во всех орденах, некоторые даже   с   тремя   орденами,   надетыми   один на другой, почему и держат свои шляпы под рукою, боясь прикрыть ею один из них; далее следует дипломатический корпус, иностранцы и Русские. Великий Князь находится в кругу и обходит его, разговаривая с некоторыми лицами; тоже самое делает и Великая Княгиня. Cия последняя почти вовсе не изменилась с тех пор, как я ее видел в Вене в ея   проезд   через Германию.   Она тем   очаровательнее, что в ней приятная внешность соединяется с любезным обращением, действующим так же отрадно на душу, как действует ея красота на   зрение. Несколько   далее,   в   небольшом   разстоянии стоят двое сыновей Великаго Князя; оба они—многообещающий подарок, сделанный Poccии их благородной матерью. Поговорив с лицами, стоящими в кругу, Великий Князь выходит снова на середину залы и наклонением головы отпускает присутствующих; круг разделяется на две половины, которыя удаляются из залы в две противуположныя двери. Каждый, после дня проведеннаго  в лести и воскурении фимиамов, спешит поскорее выбраться из толкотни. Легко себе представить, как трудно добраться до своего экипажа; всякий хочет быть первым и тем только усиливает хаос.

Такова картина обыкновеннаго, воскреснаго приемнаго дня при дворе. Чрезвычайные дни, как например день, когда представлялся Императрице Артуа, дни царские, празднество в честь того или другаго ордена, отличаются еще большею пышностию. Балы поразительны по разнохарактерности нарядов. Смотреть их допускают всех, имеющих какой-нибудь военный чин, а известно, что чины даются

265

всем при дворе до последняго трубочиста:   придворный   кучер,   например имеет чин  подполковника.

Танцы на таком придворном бале открывает Великая Княгиня с своим старшим сыном великим князем Александром Павловичем, при чем остальные присутствующие образуют около них большой круг.. Чудные наряды прекраснаго пола, манеры танцовать, все это в высшей степени изящно. Мало где умеют одеваться с таким вкусом, как здесь; если некоторыя и берут только роскошью, за то прелести других затмевают собою их наряды, стоющие миллионы. Так как подобная обстановка заставляет каждаго превратиться в зрение и внимательно следить за отдельными предметами и лицами, то все собрание становится весьма занимательным. Очень часто случается видеть курчаваго Француза рядом с бритым Поляком, безносаго, широкоголоваго Калмыка возле Неаполитанца с ястребиным носом, Киргиза в его халатообразном платье и заостренной на подобие сахарной головы шляпе близ хорошо образованнаго и изящно одетаго Англичанина, Армянина в широком черном колпаке на голове и тут же Турка в белой кисейной чалме. Все инородцы Татарскаго племени имеют в Петербурге по нескольку представителей из своей знати; на лицах этих людей можно ясно прочесть, как им трудно усвоить себя все, что они видят здесь, настолько, чтобы потом передать в связном разсказе виденное и слышанное своей полунагой семье, сидя под разорванною палаткой, на земле, между волками и медведями, где-нибудь в степи, простирающейся на несколько сот миль.

Наконец объявляется о прибытии Государыни. Министры и иностранцы выстраиваются в два ряда, начиная от двери, в которую она должна войдти; ей предшествует множество камергеров, затем следуют министры, наконец, любимец, за которым идет Императрица, а за ней придворныя дамы. Обыкновенно Императрица приходить перед танцами; только два раза случилось мне видеть, что она прибыла после начала их. Когда она несколько отошла от двери, круг гостей снова замыкается, и Государыня обращается с разговором к некоторым из присутствующих. После того, как молодые Великие Князья протанцуют с некоторыми дамами, проходит полонез, в коем принимает участие императорский посол граф Кобенцель и некоторыя другия лица. Затем следует довольно долгий ряд кадрилей. Принцесса Баденская, ныне супруга молодаго Великаго Князя, и ея супруг составляют прелестную пару; невинность, нежное сердце, образованный ум отражаются в благородных чертах прекраснаго лица Великой Княгини. Суетный блеск множества бриллаантов и драго-

266

ценных камней, воинственный вид покрытых орденами мундиров, казалось, смущали ее; робость эта, минутами, при приближении Великаго Князя, переходила в датское доверие, или когда ее приглашают на танец, в радость, которая свойственна первой молодости, всегда столь впечатлительной к невинным удовольствиям. Эти проявление чувств, возбужденных в вей внешними предметами, окружали все ея существо каким-то чудным ореолом. В такой обстановке, как толпа людей, ум которых занят разнообразными соображениями, посреди общества где все — искусство, разсчет, эгоизм: постороннему зрителю отрадно видетъ неиспорченное существо с благородною душею и сердцем чистым, как мысль Творца в момент ея возникновения.

Празднество продолжается с 6 часов по полудни до 9 часов вечера; затем Императрица удаляется в свои покои, а гости разъезжаются. В городе бывает ежедневно по нескольку балов, а потому любящие танцевать легко могут удовлетворить своей охоте.

Одно из лучших зрелищ при дворе—это спектакли. Императрица разрешила Французской труппе играть несколько раз в неделю на придворном театре. Здание это в Римском вкусе, выстроено на подобие цирка, только в очень уменьшенном размере. Стены и колонны мраморныя, сиденья для зрителей подымаются ступенями и образуют полукруг. Императрица не имеет постояннаго места, а избирает его себе по произволу. Декорации представляют  редкое совершенство; для них был выписан из Италии специальный живописец; во время моего пребывания он написал несколько декораций так хорошо, что превзошел все ожидания. Большие балеты Лепика ставятся, хотя и стоят дорого. Немецких спектаклей при мне не было: Государыня их не любит, равно как и музыки. При обыкновенной Французской комедии оркестр составляют три музыканта, из которых один играет на фортепьяно, другой на скрипке, а третий на арфе; о гармонии при столь разнородных инструментах не может быть и речи. Так как обыкновенно исполняются веселыя, живыя пьесы, то для знающаго музыку здесь мало интереснаго; музыка эта зависит от памяти и воображения трех музыкантов; им не дозволено употреблять нот, почему слушатель и не может требовать от их игры этого приятнаго смешения нежнаго с серьозным, которое, благодаря законам гармонии, бывает иногда так возвышенно. Этот род музыки невозможно заключить в тесныя рамки искусства и фантазии, и он может быть терпим только ради своей оригинальности.

(Сообщено Л. Н. Майковым).