Толычова. Т. Предания о Демидовых и о
Демидовских заводах // Русский архив, 1878. - Кн. 2. – № 5. – С. 119-124.
Предания о Демидовых и о Демидовских заводах.
На Невьянских железных
заводах, пожалованных Петром Первым родоначальнику Демидовых, можно еще видеть
усадьбу Никиты Антуфьева, как он назывался тогда. Сохранилось также много
любопытных бумаг и преданий о знаменитом Тульском кузнеце. Разсказывают, между
прочим, следующия подробности о первой его встрече с Петром.
Один из наших вельмож,
ездивший за границу, привез Петру пистолет. Царь очень потешался подарком, но к
несчастию сломал курок.
120
Не нашлось в Москве мастера способнаго его починить, и
кто-то посоветовал обратиться в Тулу, где кузнец Никита Демидов Антуфьев
славился ловкостью и искусством. Петр, ехавший в Воронеж, захватил пистолет с
собой, остановился в Туле и приказал позвать кузнеца, который объявил, что дело
можно поправить, но что починка потребует времени. Петр оставил ему пистолет с
тем, чтоб взять его назад, когда поедет обратно в Москву. Месяца через два
Государь прибыл опять в Тулу и спросил о своем заказе. Никита Демидов принес
ему пистолет. Осмотревши его, Петр похвалил кузнеца и прибавил: «А пистолет-то
каков! Доживу ли я до того времени, когда у меня на Руси будут так работать?»
—«Чтож, авось и мы супротив Немца постоим!» отозвался Никита.
На беду Петр выпил лишнюю рюмку анисовки, и эти
ненавистныя слова, слышанныя им уже столько раз, взбесили его. Он не сдержал
руки и крикнул, ударяя в щеку Антуфьева: «Сперва сделай, мошенник, потом
хвались!»
«А ты, Царь», возразил, не смущаясь кузнец, «сперва
узнай, потом дерись!» При этих словах он вынул из кармана пистолет и продолжал:
«Который у твоей милости, тот моей работы, а вот твой—заморский-то».
Разглядев пистолеты, обрадованный Петр подошел к
Никите и обнял его.
— «Виноват я
перед тобой», сказал он, «и ты, я вижу, малый дельный. Ты женат?»
— «Женат».
— «Так ступай же домой и вели своей хозяйке мне
приготовить закусить, а я кое-что осмотрю, да часика через два приду к тебе, и
мы потолкуем».
Кузнец, не чуя от радости земли под ногами, полетел
домой. Жена его не поскупилась, разумеется, на угощенье, принарядилась и
встретила дорогаго гостя с низким поклоном. Петр, отведав хлеба-соли,
разговорился с Антуфьевым и спросил его, не возмется ли он устроить в Туле
ружейный завод, о котором Царь давно мечтал, и много ли потребуется денег на
это предприятие.
Антуфьев попросил пяти тысяч. Оне были ему немедленно
выданы из казны, и он приступил к делу в добрый час. Завод был выстроен, пущен
и стал снабжать ружьями нашу армию. Петр, довольный распорядительностью
Антуфьева, пожаловал ему в Тобольском и Верхотурском уездах два железные завода
на Каменке и на Нейве, которые давали мало дохода за неимением искусных
управителей. Кузнец принял это дар с большой благодарностью и обязался, в свою
очередь, поставлять ежегодно Царю известное количество военных запасов, пушек и
железа.
Петр следил зорко за деятельностью Антуфьева и входил
в малейшия подробности устройства заводов. Они были жалованы в начале Марта
1702 года, а в Декабре думный дьяк Андрей Виниус уже ездил их осматривать по
указу Государя и передал его наставления и приказания Никите Антуфьеву.
Горнозаводское дело мало привлекало крестьян, и со дня
основания заводов невозможно было добыть работников без понудительных мер.
Соседния слободы обязаны были поставлять известное число людей на завод.
121
Петр приказывал Антуфьеву содержать их и назначить им
«удобный и пристойный паек». Ленивых же Антуфьев имел право наказывать телесно,
«но в такой мере, чтоб тебе чрезмерною жестокостию их врознь не разогнать, и не
навесть бы тебе на себя правых слез в том и обиднаго воздыхания, и от того
гораздо остерегаться: для того, что обида, паче убогому человеку, есть грех
непростительный. К тому опасно, чтоб той ради причины не учали б бегать, и
заводы чтоб тем не запустили; а охочих вели учить, чтоб исподволь изучась могли
себе пожиточки работою своею нажить».
Крестьяне иных сел были также обязаны работать на
Антуфьева, «в месяц неделю, да на год всякому человеку возить на те заводы по
возу сена и по пяти возов соломы». С своей стороны Антуфьев обязывался платить
железом, смотря по тогдашней оценке, все поборы и подати за крестьян, и не
требовать от них работы сверх ряды.
Государь заботился также о том, чтоб лес, котораго
было при заводах «по тридцати верст на все стороны», содержать в порядке и
рубить бережно «сряду, чтоб то место запустя опять заросло». Он запрещал
держать на заводах вино и вообще горячие напитки, дозволял, чтоб для
потребности работников была учреждена безпошлинная ярмарка и приказывал
обращаться к нему лично по заводским делам.
Еще до передачи Антуфьеву заводов Царь завел на них
школы и больницы. Эти заведения он поручил попечению новаго владельца. «Деткам
школы, а больным больницы были построены: их кормить и всячески призирать и
лечить».
Антуфьев был распорядителен, деятелен и умен. Дело
спорилось и росло под его руками. Он умножил число домен, и на заводе стучали
день и ночь тысячи молотов. Мало того, он открыл медную руду на казенной земле
и просил о дозволении построить новый еще завод. Государь принял охотно
просьбу, как видно из указа Берг-Коллегии, от Декабря 1720 года:
«Велено Тулянину Никите Демидову в Сибирской губернии,
в Верхотурском уезде, на
государевой порожней земле, за ручкою Высью, где он, Никита Демидов, нашел
медную руду, на оном месте построить ему Демидову медный завод на его
собственныя деньги и на том заводе плавить ему медь; и с того завода десятаго
пуда с него, Демидова, с даннаго ему его великаго государя указа, два года
имать не велено, для того, что у него оный завод строиться будет вновь, а по
прошествии двух лет ему Демидову платить чистой медью десятый пуд на денежный
двор в Москве, и в артилерию по вся годы без доимки. А не от прибыли десятый
пуд с него брать, для того, что ему, Демидову, под тот завод велено дать
государеву землю и лес ему велено рубить государев же».
«Ему, Демидову», сказано дальше о том медном заводе,
«велено трудиться и тщатися и как возможно проискивать, чтоб то рудное дело у
него произведено и умножено было с удовольствием и обнадежить, что оный завод
не возмется у него и у жены его и у детей и у наследников, покамест они оный
завод содержать будут в добром состоянии».
Демидов не давал отдыха себе и не терпел ленивых.
Ничто не ускользало от его зоркаго глаза, а нрава он был крутаго. В своем доме
122
он
устроил акустику, дававшую ему возможность слышать все что говорилось за
несколько комнат. Этот дом существует до сих пор и простоит вероятно многие еще
десятки лет. Он выстроен весь из камня, железа и дуба; стены двух-аршинной
толщины, и ничто в нем не изменилось со времени перваго владельца. Узкия окна,
узкия чугунныя лестницы, поставцы в стенах, балконы, на которых может стоять один
лишь человек, все напоминает о давно протекших днях 1).
Заводы процветали, доходы их умножались, и Царь,
получавший ежегодно свой запас пушек, ружей, фузей и железа, наградил
деятельность Антуфьева дарованиемъ ему, в 1720 году, потомственнаго дворянства
«под фамилией Демидова». 28 лет сряду горнозаводское дело усовершенствовалось
под умным и неусыпным надзором Никиты Демидовича, который умер на своей родине,
в Туле, где можно видеть его надгробный памятник в Христорождественской церкви.
На Невьянских заводах сохранился писанный масляными
красками его портрет. Редко случается
видеть такой характерный тип. Одною из жилистых рук бывший кузнец придерживает
кожану (шубу), наброшенную на кафтан, другой опирается на костыль. Худощавостью
и желтоватым цветом лица он напоминает аскета. Черные глаза впали, губы сжаты,
небольшая черная борода спускается на грудь, череп обнажен, вся физиономия
носит отпечаток ума и силы. Таким выражением природа одаряет именно людей,
которые завещевают свое имя потомкам.
Он оставил трех сыновей, которые разделили между собой
его имение. Род втораго скоро пресекся, потомство третьяго, Никиты,
здравствует до сих пор; но значительное дедовское
наследство постепенно
дробилось, и богатство, накопленное Никитой Демидовым, сохранилось и умножилось
лишь в роде старшего сына его Акинфия.
Акинфий Никитич к наследственным заводам прибавил еще
новые: медные, серебряные и золотые. Как отец его, он трудился неусыпно над
ними в продолжение пятнадцати лет и скончался на пути из Казани в Сибирь, на
реке Каме. По духовному завещанию свои деревни и часть движимаго имения он
оставил старшим сыновьям: Прокопию и Григорию, а заводы доставались сполна
меньшему, Никите, так как отец видел у него более способности к горнозаводскому
делу, нежели у его братьев.
Но, не смотря на законность завещания и на отцовскую
волю, старшие братья протестовали. Императрица Елисавета Петровна уничтожила
духовную Акинфия Никитича и приказала его сыновьям, для избежания споров и
тяжб, приступить к полюбовному и безобидному разделу его наследства
на три равныя части, «объявляя, как сказано в официальной бумаге, яко о том их
разделе собственною своею персоною разсмотреть намерены».
Полюбовный раздел
привел, разумеется, к безконечным раздорам. Акинфий Никитич умер в 1745 г., а в
1759 г. суд разсматривал еще просьбу обиженнаго Никиты, который желал исключить
из раздела вещи ему подаренныя, именье купленное ему отцом, и наконец
конторщика
1) Этот домъ принадлежит теперь Василию Никитичу Рукавишникову, одному из
владельцев заводов жалованных Петром. В. Н. Рукавишников снабдил меня
обязательно документами для составления этой статьи.
123
Афанасья
Яковлева уже уступленнаго ему из единой любви братской; а Григорий
Акинфиевич заявляет, в свою очередь, право на крестьян, переведенных на его имя
при жизни отца. Наконец, по устранении всех спорных пунктов, мы видим из официальнаго
акта, 12 Декабря 1759 г., что «условились и одногласно по полюбовному братскому
разделу положили и утвердили, а именно: первой части, называемой Невьянской,
быть за большим братом Прокофьем, второй—Ревдинской, за средним Григорьем,
третьей— Нижнетагильской, за меньшим Никитою».
Дедовския богатства раздробились на мелкия части в
роде Григорья Акинфиевича, однако они принесли свою пользу отечеству. Сын его,
Павел Григорьевич, основал в Ярославле лицей, носящий его имя. Что касается до
Прокофья Акинфиевича, то он оставил своим детям значительные капиталы, которые
разошлись также со временем по многим рукам, но заводы свои продал. Он был
известен как человек добрый и крайний чудак. Нам довелось слышать много
разсказов о нем от старушки, которая знала его в своей молодости. Он был женат два
раза. После смерти первой его жены ему понравилась молодая девушка из
Московскаго общества. Демидов, как большая часть богачей, избалованный
могуществом золота, не усомнился, что красавица примет его предложение. Он
поехал в дом ея родителей и вошел в кабинет отца, сопровождаемый лакеем; этот
последний нес шкатулку, которую поставил на стол. Демидов вынул ключ из кармана
и отпер ее. В ней лежали великолепные брилианты.
— Хороши?»
спросил нежданный гость, обращаясь к хозяину дома.
— «Очень
хороши», отвечал тот, взглянув на него с удивлением,— «но позвольте спросить,
государь мой, по какому случаю имею я честь вас видеть у себя?»
— Я приехал
свататься за вашу дочь: это мой первый подарок.
— «Берите его
назад: я не отдам дочери за вас». Прокофий Акинфиевич не поверил ушам.
— Как!
повторял он, вы не отдадите вашей дочери за меня!
«Не отдам», настаивал с своей стороны отец, «Бог с
вами и с вашими брилиантами».
Вернувшись домой, Демидов позвал своего конторщика и
отдал ему следующее приказание:
«Напечатать в газетах, что Прокофий Демидов сватался и
получил отказ 2).
Раз к нему обратилась с просьбой мелкопоместная
помещица, которая вошла в неоплатный для нея долг,—тысячу рублей. Она умоляла
Демидова дать ей взаймы эти деньги, обещаясь возвратить их по возможности.
«Хорошо», сказал он, «только считай их сама».
Через несколько минут лакеи внесли в комнату огромные
мешки, наполненные медными деньгами.
«Посчитай-ка», повторил, смеясь, Демидов, «все ли тут
сполна».
2) Не знаю, явилось ли в
газетах это оригинальное объявление
и, к сожалению, не помню имени
честнаго человека, котораго не подкупило Демидовское богатство.
124
Просительница, не позволяя себе никакого замечания,
села на пол и стала раскладывать около себя кучки пятаков и грошей, а Прокофий
Акинфиевич сновал взад и вперед по комнате, задавая их ногой, будто по
неловкости, и бедная женщина принималась опять за свой неблагодарный труд.
Через несколько часов она
объявила наконец, что 1000 рублей сочтены.
«Да не лучше ли дать тебе деньги золотом?» спросил ее
Демидов, «а то, пожалуй, не ловко тебе будет нести эти мешки».
— Разумеется, золотом, батюшка, коли милость ваша
будет», отвечала она.
«Так давно бы ты сказала; ведь мне и в голову не
пришло; а за то, что ты трудилась даром, уж так и быть, бери их без отдачи».
Доброта его сердца проглядывает в переписке с
сыновьями, проживавшими на заводах, чтоб учиться горнозаводскому делу.
«Пишете», говорит он в письме от Января 1763 г., «что работные люди, взирая на
соседних приписных, от работ отказались. О том я жалею, и хотя они совсем
работать не станут, в том их не принуждать и в канцелярии просить о них не
велеть; а как они проживутся, тогда работать охотно станут. Да от
всемилостивейшей Государыни для противников послан генерал, и ежели близко
прибудет, то прикащикам, а когда случится и вам, его превосходительство просит,
чтоб с ними, ежели возможно, до разорения не доходить, разве от них какия будут
безчеловнчности. В таком случае просить защищения, и ежели явится опасность, то
и вам выехать в Катеринбург».
«Не будь ленива, самолюбива и жадна», пишет он дочери
своей, «живи умеренно, не скупо, да и не чливо. Помни, как я живу. Вместо роскоши, помогай недостаточным, а
других лаской довольствуй».
Демидов ездил в Голандию, в Англию, и принимал самое
деятельное участие в устройстве Московскаго Воспитательнаго Дома, выстроил
самое здание на собственный капитал и пожертвовал на Комерческое Училище двести
слишком тысяч. Благосостояние этого заведения сильно его занимало: «Я, мой
батюшка», пишет он к зятю своему Хозикову, «о моей радости тебе доношу, что Бог
меня благословил двух детей богатых отцев в Комерческое Училище принять. Я
думаю, его превосходительство (т. е. Бецкий) на меня гневается; да уже
отважился, чтобы было за что. Один 6-ти лет, а другой 11-ти, который Русскую,
Немецкую, Арифметике уже выучился, и говорит изрядно немного и пофранцузски».
«Меня, государь мой, богатый много порадовал. Как его
сын выдет и будет в чужих краях, отец пожелает, чтоб там Российская контора
завелась. Тогда-то богатые купцы жалеть будут о глупости своей!»
Т. Толычова.
