Записка, поданная професором Барбо-де-ла-Брюер-д'Ельвар графу д'Аржансону об Ерофее Никитиче Каржавине // Русская старина, 1874. – Т. 12. - № 2. – С. 294-297.

 

 

Записка, поданная професором Барбо-де-ла-Брюер-д'Ельвар графу д'Аржансону об Ерофее Никитиче Каржавине

(перевод с французскаго).

 

Графу д'Аржансону, государственному министру и покровителю наук. Russia supplicantes. Записка о г-не Каржавине, уроженце московском.

 

Положение Франции, в виду ожидаемаго союза между дворами нашим и русским, оказывается столь благоприятным в отношении русскаго подданнаго Ерофея Каржавина, уроженца московскаго, про­живающего около 10-ти лет в Париже, что одному из друзей его пришло на мысль представить королю и его министрам, что было бы весьма полезно ученому миру (и может быть даже министерству) воспользоваться трудами г-на Каржавина, если его величество, по примеру своих славных предшественников, удостоит принять его под свое покровительство, пользуясь правом возмездия и правом обмена и поручить это дело своему посланнику.

Его величество может уступить ея царскому величеству одного из своих подданных, дозволив ему ехать в Россию и поселиться там. Многие из наших соотечественников были полезны в Рос­сии, между ними барон Чуди (Tschoudy). Мы берем на себя сме­лость утверждать, что было бы весьма полезно воспользоваться этим, упрочив положениe г-на Каржавина, на котораго (равно как и на брата его, живущаго в Петербурге) смотрят в России как на преступников, единственно потому, что Ерофей Каржавин, подвиг­нутый ревностью почерпнуть познания у источника их, приехал 10 лет тому назад во Францию без дозволения своего прави­тельства. Около двух лет тому назад брат его, с дозволения русскаго двора, приехал в Лондон, где тайно передал на попечение Ерофея Каржавина 8-ми-летняго сына своего Федора, для того, чтобы дать ему основательное познание во всех науках и научить его французскому языку. Он пользовался с тех пор помощию брата, получая от него средства к жизни; 8 месяцев тому на­зад он лишился этой поддержки.

Ерофей Каржавин выехал из России, получив дозволение тор-

 

 

295

говать в Польше. Там у него украли все его деньги и книги и он был бы лишен возможности осуществить свои похвальныя стремления, если бы ему не удалось продать все, что у него еще осталось и отправиться через Данциг в Амстердам; там он встретил одного Поляка, который, сжалившись над его затруднительным положением, принял его под свое покровительство и привез во Францию. По приезде в Париж Каржавин лишился своего спутника и покровителя, но цель, к которой он так долго стре­мился, была достигнута. Всевозможныя лишения и затруднения, с ко­торыми он столкнулся па первых порах, не помешали ему испол­нить свои задушевныя желания — заняться своим образованием. По­буждаемый желанием употребить с пользою свои дарования, кото­рыми наделила его природа, и которыя он развил своими науч­ными занятиями в нашем отечестве, он около года занимался сочинением, в котором разъясняет характерныя особенности рус­скаго языка и изследует отношения его к языку греческому, же­лая этим содействовать обогащению нашей литературы. Сочинение его заслужило похвалу некоторых министров и литераторов на­ших, которые нашли его очень интересным и полным любопытных подробностей.

Он думает заняться русскими древностями и древнейшей историей России, о которых мы до сих пор не имеем еще основательных сведений, и желает сделать точный перевод русских летописей, чтобы дать возможность ученым сравнить эти источ­ники с историей соседних народов, как азиятских, так и европейских и проследить отношение западной Европы к России в древнейшия времена.

При знакомстве с славянским и русским языком, начало ко­тораго уже положено трудами Каржавина (королевская типография легко может быть снабжена новым и изящным русским шрифтом, который можно выписать из России вместе с лучшими кни­гами и интереснейшими рукописями),—можно будет, между прочим, разъяснить средневековую историю народов, которые, начиная от Эльбы и Венецианскаго залива до пределов нынешней России и за ними, были известны под именем Славян. У нас являются уже предположения, что русския ученыя изследования бросят новый свет на те малыя сведения, которыя мы имеем о древнейшей истории Европы, и откроют в России следы переселения народов, так как она, находясь между землями, служившими колыбелью азиятским государствам и государствам новейшим, должна была сохранить их. Польза, которую можно извлечь при этом, сама по себе велика,

 

 

296

но это еще не все. Прекрасный и древний язык славянский или русский, который был вовсе незнаком нам до этих пор, может быть также полезен для более яснаго уразумения священнаго писания; это мнение поддерживает в особенности ученый аббат Вильфроа, королевский профессор еврейскаго и армянскаго языков.

Ерофей Каржавин решается остаться во Франции под покровительством его величества, чтобы посвятить себя вполне пользам нашей литературы, и той обширной научной области, которая едва обозначена в предшествовавшем слабом очерке. Он уже пробовал образовать учеников, которые собираются около него и он пойдет далее в своих научных трудах, если великий монарх, пред лицо котораго он еще не имел счастия предстать и видеть его, но дела котораго так красноречиво говорят о доброте душевной, удостоит его своим вниманием, примет его с семьею под свою высокую защиту и исходатайствует им, перед ея царским величеством, дозволение остаться во Франции на правах обмена, переводчиком его с русскаго языка.

Г-н Каржавин слишком глубоко сознает насколько он обязан Франции и России, чтобы он мог когда либо забыть, что одной из них он обязан жизнию, другой—своими познаниями, которыя он думает усовершенствовать. Составитель настоящей записки, не побуждаемый к составлению ея никем и ничем кроме научной и общественной пользы, чуждый всякаго личнаго интереса в этом деле, имел возможность настолько узнать Ерофея Каржавина в течение 4 или 5 лет, что берет на себя смелость ручаться в том, что сердцу его будут всегда близки слава и согласие двух наций, которыя соединены кровным союзом в лице наших королей, на­чиная с Генриха I-го, внука Гюга-Капета и Анны, княжны русской его супруги, внуки Владимира, перваго христианскаго великаго князя— правителя русскаго, сопричисленнаго русскою церковью к числу святых русских и почитаемаго Апостолом в их церкви.

Ерофей Каржавин готов преклонить колена пред престолом императора (?) французскаго вместе с своим племянником, который в течение полутора годовых занятий, сделал блестящие успехи в латинской и французской грамматике и в экспериментальной физике; последнею он занимался под руководством ученаго аббата Нолле, в то время как он проходил 6-й курс въ колегии Ликсие, где он атестовался постоянно первым, как это удостоверяется атестатами его професора, и где он еще недавно получил первую награду за перевод, т. е. за передачу на французском языке латинскаго текста, и подарок, назначенный за вторую по достоинству

 

 

297

тему,  или сочинение на латинском языке.   Этому   ребенку 10 лет 10 месяцев.

Кровь Людовика Великаго и дух Кольберга царят еще над нами, и потому мы питаем надежды, которыя оживотворяли наших предков в прошедшем столетии. Жан-Людовик-Барбо-де-ла Брюер д'Ельвар".

23-го августа 1756 г.— Париж.

Е. Н.

 

 

Между бумагами Ерофея Каржавина не сохранились другие до­кументы, так, что мы не могли добиться сведений о времени его рождения и смерти.

В каталоге Плавильщикова указан перевод Ерофея Каржавина: „Путешествий Гуливеровых 4 части, содержащия в себе путешествие в Бродинягу, в Лапуту, в Бальпибары, в Глубдубриду, в Лугнагу, в Японию и в Гуйнгмскую страну, соч. Свифта, с фран­цузскаго перевел Е. Каржавин. М., 1772—1773 и 1780 в 8°, стр. 385, № 4755; у Смирдина, на стр. 665, под № 9323, показано 2-е издание этой книги 1780 г. как перевод с английскаго Ерофея Каржа­вина; у Сопикова ч. 4, стр. 253,№№ 9255 и 9256—указаны два издания этой книги: первое Спб. 1772—1773, второе М. 1780 как перевод с французскаго.

Сочинение Ерофея Каржавина о русском языке издано его племянником в Спб. 1791 г. с другими статьями. См. выше перечень соч. и переводов Федора Васильевича Каржавина, № 7.

 

Н. П. Дуров.