Анекдоты из времен императора Александра Павловича. РА, 1885, т. 1, № 3, с. 329-335.
Сканирование – Михаил Вознесенский
Обработка текста – Юрий Шуваев
АНЕКДОТЫ ИЗ ВРЕМЕН ИМПЕРАТОРА
АЛЕКСАНДРА ПАВЛОВИЧА.
(1810—1811).
Предлагаемые здесь разсказы извлечены из одного Немецкаго сочинения (во Французском переводе), составляющаго теперь книжную редкость. Находится ли оно, подлинником, в собрании иноязычных сочинений о России, которым владеет Императорская Публичная Библиотека, — справиться об этом по ея каталогу я не мог, при всех стараниях, так как в попавшемся мне переводном экземпляре первый листок вырван, а без него нет указания ни на заглавие книги, ни на имя автора. Но из двух предисловий к этому сочинению и отметки на последней странице видно, что Немецкий подлинник напечатан в Майнце (в типогр. Вирта), а Французский перевод в Париже, в 1813 г. (на серой бумаге, в 8-ю д. л., 551 стр.). Неизвестный автор, бывший в Петербурге в 1810 —1811 гг., излагает свои путевыя впечатления в четырнадцати письмах к приятелям-соотечественникам, описывая Петербург и его население со стороны общественных нравов, обычаев и государственных учреждений. Общее содержание книги свидетельствует в пользу безпристрастия и наблюдательности автора, который сумел довольно-успешно придержаться разумной середины между признанием симпатичных явлений в жизни посещенной им страны и обличением действительных ея недостатков в тогдашнее время, так близко-предшествовавшее погрому Наполеоновскаго вторжения. За всем тем, ничего особенно замечательнаго в литературе иностранных сказаний о России эта книга собою не представляет: по крайней мере, для Русскаго ценителя исторических материалов в ней немного найдется новых сведений или мнений, которыя заслуживали бы перевода ея в полном объеме или в пространных извлечениях. Здесь выбрано лишь несколько отрывков, преимущественно анекдотическаго содержания, какие показались более интересными и не оглашенными еще в Русской печати. Д. Рябинин.
I.
Поездка императора Александра Павловича в экипаже биржеваго извощика.
Военные
люди в Петербурге не пользуются кредитом в делах денежных: они как-то отчуждены
от остальных классов общества. Гвардейских офицеров вы редко встретите в домах
средняго круга или у негоциантов; офицеров армии не увидите нигде вне военной
среды. Они редко бывают приняты в обществе, хотя многие из них не лишены ни
воспитания, ни порядочности тона. Откуда-то возникло всеобщее,
безмолвно-установившееся отлучение их от общества и упорное недоверие ко всякому
военному, кого не знают слишком уже коротко, или в ком не имели случая
увериться вполне. Купец, ремесленник, извощик не затруднятся поверить в долг
любому мирному гражданину в статском платье; но все они откажут в кредите
военному, будь он обвешан орденами и обстановлен наиблестящим образом:
всенижайший ему поклон и всякое почтение, а доверия ни на грош*).
*) Не должно забывать, что все эти
разсказы и наблюдения Немца-путешественника относятся к давно-минувшим дням
1810—1811 гг. Д. Р. Тогда еще могло не совсем исчезнуть влияние так
называемых Гатчинцев, представитель которых граф Аракчеев первенствовал в
военном ведомстве. П. Б.
330
Извощики возят господ офицеров весьма неохотно и только страха ради. Они ни одного из таких седоков не спустят с дрожек, если не получат платы вперед или, по крайней мере, не удержат чего-нибудь в залог. Напротив, они безбоязненно доверяются всякому частному человеку в обыкновенном, хотя бы и в бедном, платье: такого седока они готовы пустить от себя куда угодно и ждать его у подъезда по целым часам, в твердой уверенности, что их не захотят обмануть на счет платы за провоз, как это делают военные. Надобно еще сказать, что офицеры имеют жестокость принуждать нарочно бедных извощиков, в самые лютые морозы, после продолжительных поездок, стоят подолгу на холоде, у подъезда казарм, в ожидании уплаты; а потом, вместо отдачи денег, велят своим денщикам гнать их долой, в толчки. Эти дикия проделки довольно-обыкновенны, и я сам, вместе со многими другими, был не раз свидетелем подобных штук.
Осенью
прошлаго (1810-го) года, Император имел случай убедиться, довольно-забавным
образом, в неправильных отношениях своих офицеров к этим беднякам-извощикам.
Однажды он прогуливался, по обыкновению, по Английской набережной, пешком, в
офицерской серой шинели, внакидку. Его кучер Илья, на этот раз, не следовал за
ним с экипажем; а между тем вдруг хлынул проливной дождь. Государь подзывает к
себе перваго попавшагося извощика и, не будучи узнан, велит ему везти себя к
Зимнему дворцу. При проезде мимо Сенатской гауптвахты, узнавший царя караул
становится в ружье и отдает честь, с барабанным боем. Извощик озирается кругом,
полагая, что Император проехал где-нибудь близко; а седок говорит ему: „Ну, да,
любезный: это царь проехал". Наконец, подъезжают они к Зимнему дворцу.
Александр, не имея при себе денег, — как случается обыкновенно с державными
особами, — просит извощика обождать, обещая тотчас выслать ему деньги. „Э, нет,
почтенный! Не могу: офицеры вчастую меня надували. А вот оставьте-ка мне вашу
шинель в заклад; дело-то будет вернее". Государь безпрекословно
соглашается на это требование, снимает шинель, отдает ему ее и уходит. Через
несколько минут, он высылает служителя передать извощику 25 рублей, объявить
ему, что он возил Государя и получить обратно оставленную шинель. Служитель
исполняет поручение в точности; но извощик, вместо того, чтобы обрадоваться
чести, которой удостоился и щедрой плате, начинает лукаво смеяться и говорит, с
видом человека себе-на-уме: „Ты, голубчик, видно, за дурака меня принимаешь:
ведь шинель-то стоит подороже 25-ти рублей; а почем знать, что у тебя в голове;
— пожалуй, ты хочешь, этаким манером, дешево поживиться шинелью этого барина;
да не тут-то было! Пускай барин, котораго я возил, сам придет за шинелью, а
иначе я ея не отдам". Неизвестно, чем бы это кончилось, если б не
случилось пройти тут любимому кучеру царскому Илье, котораго в Петербурге знает
всякий ребенок: тот подтвердил уверения камер-лакея, и тогда уже восторг
извощика был неописанный.
II.
Французская актриса, девица Жорж.
Знаменитая
трагическая актриса, мамзель Жорж (Georges), блиставшая
на сцене Петербургскаго Французскаго театра*), ездила однажды
*) Автор говорит, что она получала,
будто-бы, в Петербурге 60,000 руб. годоваго содержания; а считая с царскими
подарками, двумя бенефисами в Петербурге и двумя в Москве, она имела до 100,000
руб. в год. Д. Р.
331
в Москву, где в то время находилась Русская сценическая знаменитость, Семенова. И та, и другая получили разрешение играть на Московском театре. Первый бенефис был Семеновой. Мамзель Жорж посылает ей 50 рублей, прося себе ложу в 3-м ярусе. Через неделю спустя, шел бенефис и Француженки. Семенова с своей стороны посылает ей 200 рублей и тоже просит ложу 3-го яруса, на что гордая артистка отвечала следующею запиской:
«Милостивая государыня! Если вы препроводили ко мне ваши двести рублей для того, чтоб судить о моем таланте, то я не нахожу слов, как вас благодарить и прилагаю к вашим деньгам еще 250 р., для раздачи бедным людям. Но если вы посылаете деньги эти мне в подарок, то извольте знать, что в Париже я имею у себя двести тысяч франков. Жоржъ».
Мамзель
Жорж пользовалась в Петербурге вниманием высшаго общества и была отлично
принята в лучших домах. В числе хороших знакомых ея была известная остроумием и
любезностью супруга генерала Кутузова*). Красивый и ловкий артист Французской
труппы, Андриё (Andrieux), бывал также частым гостем в
доме генеральши; но в последнее время посещения его к ней сделались значительно
реже, и он, по-видимому, стал предпочитать общество мамзель Жорж. Между тем из
Молдавии пришли в Петербург приятныя вести о блестящих успехах генерала
Кутузова в военных действиях против Турок. Взятые им трофеи торжественно были
выставлены на параде войск в Петербурге, при пушечной пальбе из крепостных
орудий. Мамзель Жорж сочла долгом поехать к генеральше и поздравить ее с
победами мужа; но та приняла гостью необыкновенно холодно и свысока; подобнаго
же обращения с собою артистка испытывать не привыкла и о причинах такой
странной перемены прямо спросила генеральшу. Тогда Кутузова позволила себе не
совсем деликатный намек на сношения девицы Жорж с Андриё, на что вспыльчивая
актриса отвечала с большою горечью и резкостью, а генеральша возразила ей
несколькими едко-оскорбительными словами. Тут уже мамзель Жорж, вышедшая из
себя, разразилась над ней громом самых трагических изречений и, не дав
опомниться озадаченной хозяйке дома, порывисто бросилась из комнаты к своему
экипажу и умчалась. Через несколько часов после этой сцены, генеральша
прогуливалась на бульваре. Встретивший ее там император Александр приветствует
ее графиней и говорит, что в этот же вечер будет объявлено при Дворе о
возведении ея супруга со всем семейством в графское достоинство, в награду
великих его заслуг**). Действительно, об этом пожаловании было возвещено тогда
же. Новой графине оказали при Дворе особенный почет и самое лестное внимание,
при чем пригласили ее в Эрмитажный театр, где играла в тот вечер мамзель Жорж.
Великая артистка превзошла сама себя в этом спектакле и вызвала восторг
всеобщий, невыразимый. Графиня не в состоянии была удержаться, чтоб не
апплодировать, и даже с тех пор всегда первый апплодисмент артистке исходил из
графининой ложи, абонированной в Малом театре.
*) Супруга славнаго Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова,
впоследствии князя Смоленскаго, Екатерина Ильинишна, рожденная Бибикова. Род.
5-го Ноября 1754 – † 23-го Июля 1824 г.
**) Кутузов, тогда генерал-от-инфантерии и
главнокомандующий армиею против Турок, пожалован графом 29-го Октября 1811 г. Д. Р.
332
III.
Директор Петербургских театров, А. Л. Нарышкин и артисты-Французы.
Главный директор императорских Петербургских театров, обер-камергер Нарышкин*) при всегдашнем безденежье вследствие расточительной жизни, имел обыкновение частенько задерживать у себя, подолгу, суммы, отпускавшияся на содержание театров и жалованье артистам. Однажды пришлось и первостепенной хореграфической знаменитости, танцору Дюпору (Duport), получавшему около 60 т. рубл. в год, подвергнуться продолжительному ожиданию выдачи жалованья. Между тем, на Большом театре ставился великолепный балет, в котором Дюпор должен был танцовать соло. Настал вечер этого спектакля; театр переполнился зрителями; между ними находилось множество вельмож и чинов дипломатическаго корпуса; ожидали поднятия занавеса... Но Дюпор отказывался наотрез выйти на сцену, до тех пор, пока дирекция не уплатит ему должных денег, 10 т. руб. Нарышкин зовет его к себе в ложу, уговаривает, сыплет обещаниями, ласкает,— наконец, грозит; все понапрасну: упрямец остается непреклонным. Как тут быть? Балет без участия Дюпора оказывался делом немыслимым, и Нарышкин вынужден был послать к себе домой своего секретаря за требуемою суммою, которая, по, особенно счастливой случайности, могла быть на этот раз собрана сполна. Деньги были тотчас же вручены Дюпору; он выступил на сцену и в тот вечер очаровал публику больше, чем когда-нибудь.
Калан (Caland), Французский комический актер, попал в такую же беду
томительнаго и долгаго ожидания. Не смея подражать настойчивости Дюпора, он
попробовал другаго средства: написал директору просьбу в стихах, сложившихся
довольно удачно и игриво. Нарышкин, всегдашний любитель остроумных выходок и
сам бонмотист первостатейный, был очень доволен замысловатым посланием и
распорядился немедленно удовлетворить находчиваго артиста.
IV.
А. Л. Нарышкин и царская Андреевская звезда.
Зимою
прошлаго (1810-го) года, Государь пожаловал этому самому Нарышкину великолепный
Андреевский орден с брилиантовыми украшениями, ценностию тысяч в тридцать
рублей. Новопожалованный кавалер, вечно нуждавшийся в деньгах, поспешил
заложить этот орден в Ломбард, как вслед затем при Дворе был объявлен какой-то
большой праздник, на котором, разумеется, следовало непременно явиться в новой
звезде. Что тут делать и как выпутаться из затруднения? У Нарышкина в
наличности ни гроша, по обычаю, а директор Ломбарда человек неумолимый и
неспособный внять никаким красноречивым просьбам об отдаче ордена закладчику,
хоть на четверть часа прежде уплаты всей ссуды. Сказаться больным и принимать
лекарство, представлялось в настоящем случае средством неловким, неудобным.
Оставался один только возможный исход: прибегнуть к царскому камердинеру, у
котораго хранились две брилиантовыя звезды Государя; одна из них, новенькая,
стоила 60 т. руб. Нарышкин пу-
*) Александр Львович, обер-гофмейстер с
1798 г., обер-камергер с 1801 г. и Андреевский кавалер, род. 14 Апр. 1760 - † 21 Янв. 1826 г. Д. Р.
333
скает в ход всевозможныя
убеждения, просьбы, любезности и, после продолжительных переговоров, склоняет
камердинера дать ему, Нарышкину, надеть новую звезду государеву, под клятвой,
что он возвратит ее немедленно после праздника. И так, в этой звезде Нарышкин
является на бал. По четырем крупным брилиантам, украшающих углы ордена,
Император замечает в нем разительное сходство с собственною новою звездой,
несколько раз всматривается в орден очень пристально и потом говорит Нарышкину.
„Вот странность, кузен: вы носите звезду точь-в-точь такую, какую я
недавно получил от ювелира". Нарышкин приходит в ужаснейшее смущение,
теряясь в безсодержательных и несвязных фразах. Такое необыкновенное
замешательство, в виду загадочно-тождественнаго сходства одного орденскаго
знака с другим, — сходства, признаваемаго более и более, — останавливает на
себе сосредоточенное внимание Императора, который, наконец, высказывает с
явного сухостью: „Не знаю, кузен, ошибаюсь ли я, но скажу вам прямо: полагаю,
что это именно моя звезда; сходство с нею просто поразительно".
Ошеломленный, уничтоженный обер-камергер признается тогда во всей этой
проделке, предавая себя вполне заслуженной каре и только испрашивая помилования
черезчур податливому царскому камердинеру. В изумлении от этой неожиданной
развязки, благодушный и снисходительный Александр мгновенно смягчается: в нем
стихает чувство справедливаго негодования, и он милостиво отвечает кающемуся
придворному: „Успокойтесь. Поступок ваш не на столько важен, чтоб я не умел его
простить; однакож, мне самому не приходится уже употреблять этот орден, а
остается подарить его вам, — с условием, чтобы я вперед не подвергался подобным
заимствованиям моих вещей".
V.
Фельдмаршал Румянцов, как семьянин.
Румянцов,
безсмертный победитель при Ларге и Кагуле, никогда не был доволен своими
сыновьями, Николаем и Сергеем: он считал их людьми ограниченными и дюжинными,
избегал сообщества их и если имел с ними редкия свидания, то всегда против
воли. Когда его постигла болезнь, императрица Екатерина посетила больнаго и,
при входе своем, застала его сыновей в передней плачущими потому что отец не
хотел их более видеть. Екатерина замолвила за них слово, и тогда он допустил к
себе детей, в ея присутствии, хотя и тут не мог удержаться от выражения
неудовольствия своего на них. Однакож, последнее желание, высказанное им
Государыне, состояло в том, что он просил ее не оставить их монаршим
покровительством, которое Императрица и обещала с своей стороны *).
Впоследствии Александр I выполнил это обещание августейшей
бабки: он облек графа Николая Румянцева высоким званием канцлера и министра
иностранных дел, удостоив его своим особенным доверием. Вероятно и Сергей
Румянцов достиг бы назначения военным министром (?), если бы безвременно не
подвергся умственному разстройству, которое было причиною учреждения над ним
опеки **).
*) Румянцову было суждено пережить
Государыню более нежели целым месяцем: она скончалась 6-го Ноября, а он умер
8-го Декабря 1796 г. Д. Р.
**) Это был граф Михаил, а не граф Сергей
Румянцов. П. Б.
334
В известных „Записках" Масона мы находим также заметку о равнодушии знаменитаго фельдмаршала к семейным связям:
.... „Он прожил свой век столько же эгоистом, как и философом, и приносил более чести званию воина-полководца, нежели семьянина. Он разрознился с женой 1) и, подобно Лафонтену, сделался совершенно чуждым своей семье. Один из его сыновей, окончив курс наук, приехал к отцу в армию, просить его о принятии на службу. — „Да вы то кто такой"? спросил Румянцов. — „Сын ваш". — „А, а! Весьма приятно. Вы таки выросли". После нескольких, столь же родительских, вопросов, молодой человек осведомился, где он может иметь свое помещение и что должен делать. „А вы поищите, отвечал отец, поищите: у вас верно найдется здесь в лагере кто-нибудь знакомый, из офицеров". Вот и другая еще черта: сын его, Сергей, возвращаясь из своего посольства в Швеции (1794 г.), просил у Николая Ивановича Салтыкова рекомендательнаго о себе письма к отцу своему, чтоб ему представиться и быть хорошо принятым". (Memuires secrets sur lа Russie, 1, 334—335). Д. Р.
VI.
Граф Н. П. Румянцов и директор Львов.
Граф
Николай Румянцов, за несколько лет до настоящего времени, (т. е. до 1811 г.)
заведывал министерством торговли, а директором там был некто Львов, человек
лукавый, невежественный и грубый 2). Невероятные толки ходят в
обществе о его управлении делами этого ведомства. Разсказывают, например, будто
Львов, без зазрения совести, вел систематически торговлю местами по своему
департаменту, продавая их как бы с аукциона и оставляя без внимания людей
истинно достойных, даже рекомендованных министру особами царствующаго дома к
замещению открывающихся вакансий: Львов предпочитал подобным кандидатам
всякаго, кто ему больше платил. Министр (т. е. гр. Румянцов), знал обо всем
этом и... молчал! — Что я говорю? Он даже посмеивался над рекомендованными
свыше кандидатами, потому что они обращались с ходатайством за себя к членам
высочайшей фамилии, в надежде вернее устроить, при их посредстве, свои дела.
Это факты, которым не достает лишь подписи нескольких имен, могущих формально
удостоверить их действительность.
VII.
Орденския награды.
Ордена
Аннинский и Владимирский раздаются в России весьма щедро и не совсем разборчиво
3). Вы можете в Петербурге встретить множество пожалованных этими
крестами молодых чиновников, которые прослужили не более одного или полутора
года. Особенно изобильно и торовато расточаются эти награды по ведомству водных
сообщений, состоящему под управлением принца Петра-Фридриха-Георга
Гольстейн-Ольденбург-
1) Екатерина Михайловна, рожденная княжна Голицына, в замужстве за
гр. П. А. Румянцовым с 1748 г.; род. 1725 - † 22 Авг. 1779 г. Д.
Р.
2) Сл. выше, стр. 152 П. Б.
3) На это жаловался и Карамзин в своей Записке о древней и новой
России (Р. Архив 1870, в приложении, стр. 2341). П. Б.
335
скаго,
генерал-губернатора Тверскаго, Новгородскаго и Ярославскаго, который, впрочем,
с большим достоинством начальствует этою частию, в качестве генерал-директора.
Стоит кому либо из его подчиненных, — хотя бы простому писцу, — сойти в воду по
колено, при распоряжении работами на глазах принца: совершитель такого подвига
может быть твердо уверенным в скором получении Владимирскаго креста. Недавно,
говорят, был такой случай: император Александр, встретивший как-то на
Адмиралтейском бульваре очень еще молодаго человека с этим орденом, спросил у
юнаго кавалера, за что он получил крест; а тот, в смущении, отвечал: „Не могу
доподлинно доложить об этом Вашему Величеству; я всего только с год состою на
службе".