Бильбасов В. Письмо Лжедимитрия Клименту VIII // Русская старина, 1898. – Т. 94. - № 5. – С. 301-311.

 

 

 

Письмо Лжедимитрия Клименту VIII.

 

Кто-б ни был первый Лжедимитрий—разстрига-ли Григорий Отрепьев, сын-ли Стефана Батория, трансильванец или какой немчин неизвестный—не подлежит сомнению, что он был Лжедимитрий. Русские люди никогда в этом не сомневались, ни даже тогда, когда с крестами и хоругвями встречали Лжедимитрия, при колокольном звоне, и присягали ему, как своему законному царю Димитрию Иоанновичу. В этом собственно и заключалось все значение русской смуты того времени. К этой русской смуте, полной глубокаго смысла, примешалась вскоре смута иного рода, смута иноземная, построенная на фантастическом спасении царевича Димитрия и провозглашавшая Лжедимитрия сыном Иоанна IV. В русских источниках — от «Иного сказания о самозванцах» до «Летописи о многих мятежах» — вовсе не упоминалось о спасении царевича Димитрия в Угличе. Русские люди писали мало, но те, которые писали, хорошо знали о чем пишут, и им не представлялось надобности фантазировать для объяснения факта, им, русским, в то время, вполне понятнаго. Не то иноземцы. Чуждое их пониманию явление русской жизни — признание законным царем заведомаго самозванца—требовало искусственнаго разъяснения: в Угличе убит был не царевич; малолетний Димитрий был подменен, увезен, скрываем 13 лет и в Кракове впервые признан сыном Иоанна IV. Такова канва разсказа у Маржерета, Бареццо-Барецци, Марины Мнишек, Маскевича, Геркмана и др. Из иностранных источников, только Масса повествует, во всем согласно с русскими, об убиении Димитрия в Угличе и о самозванстве Григория Отрепьева; Мартин Бер признает самозванство, но не Отрепьева, а побочнаго

 

 

302

сына Стефана Батория; Петрей и Шаум говорят об убиении Димитрия, но ночью, по поводу пожара; Патерсон тоже убежден, что Лжедимитрий был Лжедимитрий.

Из позднейших изследователей, академик Миллер первый высказал сомнение относительно самозванства Лжедимитрия. Это заинтересовало Екатерину II, всегда прямо и здраво смотревшую на русскую старину, и она обратилась к Миллеру за разъяснением:

—   Я слышала, сказала императрица, будто вы сомневаетесь в том, что Гришка был обманщик; скажите мне смело ваше мнение.

Миллер почтительно уклонился от вопроса, но, уступая настоятельному требованию императрицы, ответил:

—  Вашему величеству хорошо известно, что тело истиннаго Димитрия покоится в Михайловском соборе; ему поклоняются и мощи творят чудеса. Что станет с мощами, если будет доказано, что Гришка настоящий Димитрий?

—   Вы правы, отвечала императрица, улыбаясь, но я желаю знать, каково было бы ваше мнение, если-б вовсе не существовало мощей.

Однако Миллер уклонился от прямаго ответа; императрица более не выспрашивала его ¹). Современник Екатерины II и Миллера, князь М. М. ІЦербатов издал в 1778 году, «Краткую повесть о бывших в России самозванцах», в которой первым Лжедимитрием является Григорий Отрепьев.

Внимательно прочитывая все источники, русские и иностранные, с уважением относясь к мнениям всех, своих и чужих, приходишь к убеждению ²), что 15-го мая 1591 года, в Угличе, погиб Димитрий, малолетний сын Иоанна IV, а не кто-либо иной. С мнением, будто малолетний Димитрий был спасен от убийц, связан целый ряд исторических несообразностей и фактических противоречий, в достаточной уже мере указанных и доказанных ³). В судьбе и деятельности перваго самозванца, перваго Лжедимитрия, многое остается еще не ясным и, вероятно, таким останется на долго, если  не навсегда, но общая связь событий и историческое раз-

¹) „Русская Старина", XVIII, 321.

²) Историческая наука не может, конечно, довольствоваться одними убеждениями; она требует доказательств вполне обоснованных. К сожалению, с тех пор, как 40 лет назад, арх. Филарет напечатал свое „Изследование о смерти царевича Димитрия" („Чтение", 1858, I), появилось несколько монографий по этому вопросу (Лядов - „Журн. М. Н. Пр.", 1859, III; Костомаров - ,,Вестник Европы", 1873; Белов - „Журн. М. Н. Пр", 1873, VI),  но ни одного ученаго изследования.

³) Особенно в обстоятельной статье П. Казанскаго „Изследования о личности перваго Лжедмитрия", в „Русском Вестнике", 1877.

 

 

303

витие явления устанавливаются с непререкаемою ясностью. При предположении же, что первым Лжедимитрием был действительный сын Иоанна IV, истинный Димитрий Иоаннович, все представляется сплошной загадкой, ничем не разрешимой, начиная с известия о его спасении, ни на чем не основаннаго. Это предположение, эта гипотеза вносит лишь новую смуту в разработку нашего Смутнаго времени, смуту иноземную, как мы ее назвали, причем русская историческая смута теряет значительную долю своей оригинальной окраски.

Русская смута—своеобразный протест русскаго общественнаго мнения против известнаго государственнаго, политическаго и отчасти социальнаго уклада; для нея был  годен  разстрига,  вор,  жид,  поляк,  все  равно кто-б  ни   был.   Смута иноземная,   только  и  мыслима   под   флагом   законнаго   претендента. Это   хорошо   понимал такой продажный авантюрист, как Маржерет ¹),  признававший царевичем Дмитрием Иоанновичем равно перваго Лжедимитрия и Тушинскаго Вора, продававший свои услуги одинаково русским и полякам, предлагавший свою помощь безразлично Сигизмунду и Пожарскому. Как князь Дмитрий Михайлович отверг военныя  услуги Маржерета «за его  неправду»  ²),   так по той же причине должен быть отвергнут и его разсказ о спасении малолетняго Димитрия от убийц в Угличе. Тем же иностранным источникам обязаны  мы не  менее  ложным известием, будто Лжедимитрий есть создание иезуитов, которые «его от самых младых лет к будущей  трагедии  изрядно  наставляли». Это мнение было высказано протестантами, врагами иезуитов, постоянно поддерживалось в Германии и, если не ошибаемся, впервые было разработано у нас митр. Платоном в его «Церковной Российской истории». В настоящее время это мнение вполне опровергнуто и никем уже не повторяется. Этим историческая наука обязана трудам о. Пирлинга, члена Общества Иисуса: в своем произведении «Rome et Demetrius», автор, рядом обнародованных им депеш папскаго нунция в Польше Клавия Рангони, твердо установил, что лишь в марте 1604 года, уже после признания польским королем Сигизмундом Лжедимитрия за сына Иоанна IV, иезуиты впервые обратили на него внимание.

Вообще, Смутное время — чисто русское «дело» и только русские источники хранят ключ к его пониманию. Что дают и что могут

¹) Его „Estat   de l'empire de Russie et grand  duche  de Moscovie"   было дважды переведено  на  русский  язык: „Историческия  Записки"  сочинения Маржерета, Москва,  1830, и  „Состояние  Российской  Державы  и  великаго княжества  Московскаго", Спб., 1837, в 3-м томе „Сказаний современников о Дямитрии Самозванце", Устрялова.

²) „Собр. Гос. Грам.", II, 607.

 

 

304

дать нам иностранные источники? Одни чисто внешние факты—торжественные въезды и праздничныя увеселения, выходы, приемы, пиры; внутренний смысл событий, совершавшийся на глазах иноземцев, бывших в Москве, сокрыт от них и им непонятен. Иностранныя известия служат лишь иллюстрацией, не более, и к тому же неосмысленной сознательным пониманием и не согретой живым чувством.

Авраамий Палицын со слезами поминает погубленных Лжедимитрием Петра Тургенева, Федора Калачника, дьяка Тимофея Осипова— все это звук пустой для какого-нибудь Паэрлэ или Маскевича; удаление патриарха Иова ничего не говорит французу Маржерету; ссылка 70 семей боярских незаметна для голландца Геркмана. Отношения Лжедимитрия к великой княжне Ксении Борисовне — страничка из chronique scandaleuse для Маржерета, незаслуживающая даже упоминания. Честный Масса говорит: «Не было ни дьяка, ни чиновника, который не испытал бы на себе его немилости: уча их приличным манерам и развязности, что им не очень нравилось, сломал об их ляшки несколько палок»; а вот свидетельство патриарха Гермогена: «Владея государством мало не год, и которых злых диаволих дел не делал? И коего носилия не учинил? Светителей с престола сверг... бояр и дворян и приказных людей, и детей боярских многих городов, гостей и всех служилых и торговых людей многих крови пролия, и смерти предаде, а у иных имения аки разбойник разбил и многим всяким женам и детям блудное насилие учинил». Бучинский пишет, что Лжедимитрий царствовал по «системе управления милостию»; Авраамий Палицын поясняет эту милость так: «От злых же врагов, казаков и холопей вси умнии токмо плачуще, слова же рещи не смеюще ¹); аще бо на кого нанесут, яко разстригой нарицает кто, и тот человек безвестно погибает; во всех градех российских и в честных монастырех, и мирстии, и иноцы мнози погибоша, овии заточением, овем же рыбная утроба гроб бысть». Отвергать свидетельство иноземных очевидцев, конечно, нельзя; но преувеличивать значение их, всеконечно, не следует, особенно же в вопросах им вполне чуждых и совершенно непонятных.

Относительно перваго Лжедимитрия иностранныя свидетельства, преимущественно польския ²), имеют особенную важность за время  пре-

¹) Лишь к концу Смутнаго времени стали появляться воровские подметные листы, если один из сохранившихся не единственный. Платонов, „Новая повесть о Смутном времени", в „Журн. М. Н. Пр.", 1886.

²) См. Autentyczne swiadectwa о wzajemnych stosunkach pomiedzy Rossya, a Polska, szczego1niej zas za czasow samozwancow w Rossyi. Wydany przez Pawla Muchanowa. Moskwa, 1834.

 

 

305

бывания его в Польше. Так, например, о переходе Лжедимитрия из православной в католическую веру, о. Велевицкий сохранил в своей истории драгоценныя сведения, правдивость и точность которых вполне подтверждается вновь открытыми документами, изданными г. Пирлингом. Недавно им же издан один из таких документов, имеющих решительное значение именно по вероисповедному вопросу.

Был-ли первый Лжедимитрий католиком? Даже такой существенно важный вопрос возбуждал до последняго времени сомнения и решался, по догадкам, различно. Костомаров , предполагал, что первый Лжедимитрий никогда не переходил в «латинство». Передавая известие о том, что Лжедимитрий, будучи в Кракове, «пришел в иезуитский дом ради принятия римско-католической веры, а потом от нунция был причащен Св. Тайн и помазан миром в утверждение веры», прибавляет: «сказание это более чем сомнительно»; излагая сущность втораго письма Лжедимитрия к папе Клементу VIII, от 30-го июля 1604 года, Костомаров заключает: «В письме не было ни явнаго принятия католичества или унии, ни положительнаго обещания за свой народ. Все ограничивалось двусмысленными изъявлениями расположения; католики могли толковать его к своей выгоде так, как будто Димитрий уже принял римско-католическую веру; Димитрий оставлял возможность на будущее время оставаться с одною терпимостию римско-католическаго вероисповедания, не давая ему исключительнаго первенства» ¹) и т. п.

Сомнение неосновательно и заключение не серьезно. Костомаров имел право, конечно, не придавать особаго значения словам известительной грамоты царя Василия Иоанновича, что «умысл злодейской разстриги Гришки был разорити истинная православная христианская вера, а учинити во всем Московском государстве римская вера»; но он не мог игнорировать показания Станислава и Яна Бучинских, «бывших в приближении» у Лжедимитрия, что этот громко заявлял: «в римскую веру вскоре всех приведу, велю костелы римские ставити, а в церквах русских пети не велю» ²). Костомаров должен был знать, что письмо Лжедимитрия к папе, от 30-го июля, было уже второе, так как о первом, посланном в апреле, упоминает Велевицкий. Между тем, во  втором письме излишне было уже уло-

¹) Костомаров, „Смутное время Московскаго государства",  Спб.,   1868, I, 102, 123.

²) „Собр. Госуд. Грам.". II, 297, 298, 309. В записи Лжедимитрия от 25-го мая 1604 г., он категорически заявляет: „станем о том накрепко промышляти, чтоб все государство Московское в одну веру Римскую всех привести, и костелыб римские устроити" (Jbid, 161).

 

 

306

минать о «принятии католичества», когда этому именно посвящено все первое письмо, от 24-го апреля.

Велевицкий сообщает в своей истории, что первое письмо Лжедимитрия к папе Клименту VIII было писано в апреле 1604 года, из Кракова, по-польски, и другими переведено на латинский язык. Нунций Рангони доносил, от 24-го апреля 1604 года: «он дал мне собственноручно им писанное и подписанное по-польски (in Polacco) письмо к его святости, прося меня извинить дурной почерк (carrattere non buono) и нескладность (dettatura), и переслать его» ¹), причем нунций сообщает, что приложенный латинский перевод сделан о. Савицким. Этот латинский перевод был впервые издан о. Пирлингом в 1877 году; недавно ему же посчастливилось найти польский оригинал, причем оказалось, что сделанный о. Савицким перевод неточен и неполон.

Lettre de Dmitri dit le Faux a Clement VIII, publiee par le p. Pierling, S. J. Avec qnatre fac-similes en phototypie. Paris, 1898—таково полное заглавие последняго издания о. Пирлинга, оказавшаго им новую, важную услугу исторической науке. Благодаря новейшим усовершенствованиям фотографии, здесь изображен фототипией самый подлинник перваго письма Лжедимитрия к папе Клименту VIII. Письмо Лжедимитрия папе писано на большом листе бумаги и занимает первыя три страницы; оно было сложено пакетом и, на четвертой странице, другою рукою, написан адрес по-латыни, с обычными сокращениями: Sanctissimo Domino Nostro Domino Clementi divina providentia Papae Octavo. На оборотной стороне пакета, противуположной адресу, приложена большая под кустодиею восковая печать малороссийскаго изделия: государственный герб—двуглавый орел с Георгием Победоносцем—и вокруг надпись русская «Дмитр Иванович Божью милостию царевич Московски».

Польский оригинал письма Лжедимитрия к Клименту VIII очень характерен. Встречающиеся руссицизмы—опущеніе z после r (Rimski вм. Rzimski), обозначение носовых гласных вставкою n (odstempstwo вм. odstepstwo), замена польскаго у русским і (prziczina вм. przyczyna), смягчение е приставкою i (piewny вм. pewny) и т. п. — несомненно свидетельствуют, что письмо писано русским, не вполне владевшим польскою речью. Этими руссицизмами усеяно все письмо настолько, что они затрудняют даже чтение, не только понимание письма. Одни эти особенности письма категорически опровергают нелепую сказку, будто Лжедимитрий был креатурой иезуитов и поляков: ученик иезуитов съумел-бы написать папе письмо на латинском языке,

¹) Pierling, „Rome et Demetrius", 187.

 

 

307

а воспитанник поляков не  сделал-бы столь грубых  ошибок  в польском, даже до замены польскаго N русским Н.

Содержание письма еще характернее языка его. Смысл содержания не оставляет уже ни малейшаго сомнения относительно вероисповеднаго вопроса.

Вот подлинное письмо с сохранением характерной орфографии:

 

Haswietszy у bogoslawijony w Christusie oycze.

Ktom iest ktory sie do W. S. pisac waze ozaymi Prewielebny Posel W. S. do naiasnieyszego Krola Polskiego ktoremum sie swoych prigod zwieril. Ucziekaiac о tyrana у uchodzac smiercy, od ktorey mie  diwna opatrznoscia swa Pan Bog ieszcze w dziecinstwije wybawil, przemieszkalem na pred w samem Panstwie Moskwieskiem miedzy  czierncamij do czasu piewniego, potym w   granicach  Polskych  nepoznany у zataiany Prziszedl czas у zemsia oznaymyc  musel  y, priswany do naiasnieyszgo krolia Polskiego, katolickiemum sia nabozenstwu S. koscila Rimskiego pripatruianc naliazlem z lasky Boziey wieczne у lepsze krolewstwo nizli to s ktoregom zlupiony iest. Bo radzac sie о duszi swoiey doznalem w iakijm у iako niebespieczaym odszczepienstwiey schizmie Greckiego od iednoscy Kosczielnuy  odstemptwa wszytko Panstwo Moskiewskye zostalsie, у iako niepokalansa у starowieczna nauke wiary krzescyanstiey у apostolskiey Kosciola Rzimskiego Grekowie zlie udaya, у przetom do tey nauky у ienosczy Kosciola Katoliczkyego z serca z niesasluzoney lasky bozey przistapile у zmocnyony sakramenty kosczielnymy stalem sie iuz napodlieysza, owieczka W. S.,  iako Pasterza naywysszego wszystkiego Krzescianstwa. Acz taie sie musze czekaiac со ze mna Pan Bog uczyny ktorzy mie s tak  zlego razu wyswobodzyl. Mam w tym nadzicie yz mye na dziedziczne у starowieczne у krwije czarew Moskyewskych na mne samego przypadaiace Panstwo posadzy, bendzieli Boska wolia iego ktorey sije zupelnie oddaye. Nie bendziely   tez woliey swientey у upodobaniu   iego ia mam na tym dosic zem Prawde Catolicka poznal у S. Koscziolem Bozim wziolem zbawienne z iednoczenie, ktore mie do wiecznego Krolewstwa prziwiedzie; otworzili mi Pan Bog droge do stolice mnie dziedzictwem stuzacey,  a weyzrzi na moie sprawiedliwosc i unizenie у pokornie prosze abysmie z opieky у pomocy swei niewipuszczal, Oycze wszytkych owiec christusowych. Moze przezenme nyegodnego Pan Bog w nawrocenyu dusz blendnych у ziednoczeniju w kosciol  swoy wielkich  narodow  chwale swoye rozszerzyc. Кto wie na со mуе tak zostawit у do swego Kosciola przygarnel у przilaczil. Caluiac nogi Waszey S. iaco Christusa samego s pokornym у niskym poklonem oddaie moie posluszenstwo у poddanstwo W. S. iako naywysszemu Pasterewi у Oycu wszytkiego  Chrzescianstwa. Co

 

 

308

taiemnie czinie у о zataienie tego dla wielgich prziczin pokornie W. S. prosze. Dan s Krakowa, 24 Aprel Roku 1604.

W. S.

nanisszy sluga

Dmitr ywanowicz Carewicz welikiey Rusi у Dziediziz Panstw monarchby Moskiewsky.

 

(П e p с в о д). Святейший и благословенный во Христе отец! Высокопреподобный посол Вашего Святейшества при наисветлейшем польском короле, которому я доверил все свои приключения, известит Ваше Святейшество о том, кто есть тот, который дерзает писать Вашему Святейшеству. Убегая от тирана и спасаясь от смерти, от которой Господь Бог чудным своим Промыслом предохранил меня в детстве, я пребывал сперва некоторое время в самом Московском государстве, среди монахов, потом в предлах польских, неузнанный и скрывающийся. Пришло время, когда я должен был открыться и, призванный к наисветлейшему королю польскому, я, познав католическое богослужение св. римской церкви, нашел, по милости Божией, вечное и лучшее царство, чем то, которое у меня похитили. Ибо, заботясь о душе своей, я сознал, до какой степени и в каком опасном отщепенстве и в какой схизме греческой, вне церковнаго единения, находится все Московское царство и как ложно толкуют греки незапятнанный и древний догмат веры христианской и апостольской римской церкви, и тогда я, по незаслуженной милости Божией, возсоединился сердцем с этим догматом и единством католической церкви, и, укрепленный церковными таинствами, я стал ничтожнейшею овечкою Вашего Святейшества, наивысшаго пастыря всего христианскаго мира. Хотя я должен скрываться, в ожидании, что сотворит со мною Господь Бог, спасший меня от такого злого рока, я надеюсь, что Он возведет меня на прародительский и древний трон, принадлежащий мне и по крови царей московских, если такова Его Божья воля, которой я вполне подчиняюсь. Если-ж не такова Его святая воля и Его намерение, я и тем уже доволен, что познал католическую истину и вошел в спасительное единение с церковью Божией, которое приведет меня в вечное царство. Откроет-ли Господь Бог мне путь к столице, составляющей мое наследие; воззрит-ли на правоту мою и на мое приниженье, я покорно прошу не лишать меня Вашего, отец всех овец христовых, попечения и помощи. Господь Бог через меня негоднаго может распространить свою славу обращением заблудших душ и присоединением к церкви своей великих народов. Кто знает, зачем Господь Бог меня так охранял и привлек и привязал к своей церкви? Целуя ноги Вашего Святей-

 

 

309

шества, как-бы самого Христа, с покорным и низким поклоном приношу Вашему Святейшеству, как высочайшему пастырю и отцу всего христианскаго мира, свое послушание и подчиненность. Делаю это тайно и, ради важных причин, покорно прошу Ваше Святейшество о сохранении этого в тайне. Дан в Кракове, 24-го апреля 1604 года.

Вашего Святейшества нижайший слуга

Димитрий Иванович,   царевич великой  России и наследник владений Московской монархии.

Это письмо Лжедимитрия произвело в Ватикане чрезвычайно благоприятное впечатление. Папа Климент VIII прочел латинский перевод и написал на нем: Ne ringratiamo Dio grandemente, ne daremo voto almeno nella congregatione del Sancto Officio; посмотрел папа на польский оригинал и положил на нем следующую резолюцию: Come habbiamo detto Del altre, se gli risponda con un breve amorevolissimo, что и было немедленно же исполнено—responsio Pontificis per infrascriptum Breve подписано папою 22-го мая 1604 г.

Так папа; а мы? Мы, теперь, наученные историческим опытом протекших 300 лет, можем уже спокойно отнестись к этому письму, и без предвзятой ненависти определить деятелей прошлаго и воздать коемуждо по делом его.

Положение самозванца всегда критическое; оно переносится только сознанием, что ему терять нечего. Кто-б ни был Лжедимитрий, его положение в Кракове было отчаянное. Один, без всяких средств, кроме дерзкой энергии и упрямой воли, без всяких прав, кроме затаеннаго недовольства русских людей, без пособников, без всякой поддержки, Лжедимитрий постучался у врат католической церкви и письмом к папе ступил на верный и, в его положении, единственно надежный путь.

Папы не таили своих целей относительно Московии, как в то время называли Россию, и не имели нужды скрывать свои планы. Просветить Россию светом истиннаго христианскаго учения в духе римско-католической церкви и поставить затем Россию во главе новаго крестоваго похода против турок, для окончательнаго изгнания их из Европы—вот папская политика того времени относительно православной Руси. Лжедимитрий, долго живший по монастырям, даже в Москве и Киеве, двух политических центрах, знал эту политику и, в беседе с папским нунцием при польском дворе, архіеп. Рангони, он не только аппробовал папскую политику, но не двусмысленными намеками, а очевидными для нунция делами, и прежде всего отречением отъ православия и принятием католичества, решительно при-

 

 

310

нимал на себя выполнение главнейшей задачи Рима для достижения цели, папством преследуемой.

Климент VIII и Павел V ни малейше не сомневались, что имеют дело с несчастным претендентом, а не  с наглым самозванцем.

Не только папа, поставленный вне возможности определить самоличность автора письма, но и папский нунций в Польше даже не приступал к изследованию, действительно-ли появившийся претендент есть сын царя Ивана IV Грознаго; римское духовенство вполне удовлетворялось в этом случае взглядами и решениями светской власти с польским королем во главе—все признают претендента царевичем Димитрием, признает его таким и римская курия. Климент VIII был совершенно искренен, когда, прочтя письмо даже в неполном латинском переводе, воскликнул: Ne ringratiamo Dio grandemente!

Обращает на себя внимание язык письма: претендент на русский престол, человек, выдающий себя за «царевича великой России и наследника владений Московской монархии», пишет папе письмо на польском языке. Почему не на русском? Для папы, конечно, безразлично требовался латинский перевод как русскаго, так и польскаго письма; но для Лжедимитрия было в высшей степени важно скрыть содержание письма и даже самый факт переписки с папою от немногих русских, находившихся в то время в Кракове. К тому же, из приближенных к Лжедимитрию лиц католическаго духовенства, большинство составляли поляки, и о. Савицкий, например, мог, в случае затруднения, даже помочь ему в изложении польской речи; между тем как перевод для папы русскаго письма на латинский язык затруднил бы, вероятно, даже того же о. Савицкаго. Ставить польский язык в вину Лжедимитрию, видеть в этом какое-то небрежение русским чувством, едва-ли справедливо. Позже, Лжедимитрий переписывался с Римом не на польском языке и второе его письмо к папе, уже Павлу V, писано на латинском языке.

Польский язык до крайности затруднял Лжедимитрия. Его письмо кишит ошибками, почти немыслимыми для поляка, по сравнению с языком современных ему польских изданий. Лжедимитрий не умеет даже подписать свое имя по-польски. Имя Димитрий совершенно чуждо польскому языку, и в оффициальных актах поляки копировали его с русскаго довольно правильно Dimitr ¹); Лжедимитрию это не удавалось: акты на польском языке все подписаны им разно — сперва он писал Dmіtr, потомъ Dеоmitr, позже Demetгу ²), пока, наконец, не заменил польской подписи латинскою Demetrius. В

¹) «Собр. Госуд. Грам.», II, 209, 245.

²) «Jbid», 162, 199, 237.

 

 

311

разсматриваемом письме, вероятно, одном из первых его актов на польском языке, употреблена форма наименее удачная—Dmitr, и она же повторена в русской печати—Дмитр — вероятно, под влиянием малороссийскаго произношения.

Последствия не только письма Лжедимитрия к папе, но и его самозванства—известны. Когда первый Лжедимитрий погиб, его ближайший пособник, Юрий Мнишек, воевода Сендомирский, на допросе показал о нем: «Прежде, пока явился в Польше, пребывал в Киеве в монастыре, в старческом одеянии, а потом, быв у воеводы Киевскаго, не хотел сказаться и пришел к князю Адаму Вишневецкому, сказывая и в том его обнадеживая, что он есть истинный потомок усопшаго великаго князя московскаго Ивана, предлагая то, как его Господь Бог, помощию доктора его, от смерти спас, положа на том месте иного младенца, который в Угличе зарезан; а потом тот доктор отдал его к некоторому боярскому сыну для воспитания, который тогда присоветовал скрыться ему между чернецами» ¹). Сомневаться в этом показании нельзя — Мнишек точно повторяет слова Лжедимитрия; но нельзя верить словам Лжедимитрия. Эта сказка, впервые записанная поляком, была повторена потом многими иностранцами и до настоящаго времени продолжает еще смущать лиц, несознающих, что углицкое преступление послужило только предлогом, а причины русской смуты были более глубокия и преимущественно внутренния,  непонятныя Мнишкам,  Маржеретам  и иным иноземцам.

 

В. Бильбасов.

 

 

¹) "Jbid", II, 293.