Левшин Н.Г. Домашний памятник
Николая Гавриловича Левшина. 1788-1804 / Публ. и примеч. Н.П. Барышникова //
Русская старина, 1876, т.16, №5, с.59-72.
Продолжение, начало записок РС,1873, Т. 8, № 12, с. 823-852.
Левшин Николай Гаврилович (1788-1845), офицер, участник войн 1805-1807 и 1812-1814 гг.
1800-1807. родословная автора. Воспитание и обучение. Математик Е. Д. Войтяховский. Черты московского помещичьего быта. Военная служба. Участие в войне 1805-1807 гг. Боевые действия л-гв. Егерского полка в мае 1807 г. и сражение под с. Лиомиттен. Отступление русской армии. Тильзитский мир и возвращение автора в Россию.
Сканирование – Михаил Вознесенский
Оцифровка и редактирование – Юрий Шуваев
Д0МАШНИЙ ПАМЯТНИК Н. Г. ЛЕВШИНА.
1807 г.
Со времени напечатания в «Русской Старине» (изд. 1873 г., том VIII, стр. 823—852) перваго отрывка «Домашняго Памятника» Николая Гавриловича Левшина протекло более двух лет и читатели «Русской Старины», при последовавшем перерыве в его дальнейшем печатании, могли утратить свежесть впечатления о его авторе. Чтобы хотя несколько восполнить и возстановить в их памяти образ Н. Г. Левшина, повторим, в кратких словах, при этом втором отрывке его Записок то, что было уже высказано по тому же предмету в предисловии, предпосланном к первому, уже напечатанному, отрывку «Домашняго Памятника».
Н. Г. Левшин (род. в 1788 г., умер в 1845 г.) начал службу в лейб-гвардии Егерском полку и участвовал в кампаниях 1805 и 1807 гг. При селении Ломиттен, в 1807 году, он был ранен пулей в грудь и в 1810 г. уволен от службы с мундиром. Считая для себя обязательным стать в ряды защитников роднаго края в 1812 году, он вновь поступил ратником в Пензенское ополчение и, в течение кампании 1812, 1813 и 1814 годов, состоял на действительной службе. 5-го октября 1813 г., под Дрезденом, он вторично был ранен в правую ногу и отвезен на излечение в Аузиг; но для большаго удобства и в виду более успешнаго врачевания своей раны, он переехал в Дрезден, где, окончательно излечившись, вступил в брак с девицей Изидорой Августовной Людвиг, дочерью саксонскаго сенатора. Выйдя в отставку, он навсегда поселился в своем родовом, наследственном имении Орловской губернии, Болховскаго уезда, селе Введенском и мирно скончался в 1845 году, оставив единственнаго сына, Петра Николаевича, обязательно передавшаго нам Записки своего покойнаго родителя, под названием «Домашняго Памятника», дозволив при этом их напечатать.
Автор «Памятника» пользовался между знавшими его лицами
общим уважением, а таковых еще и до настоящей поры достаточно. По общим о нем
отзывам, это был — в полном значении слова — честный и хороший человек. Кроме
того, он обладал всесторонним образованием, — качеством далеко не общим в то
время в среде русских дворян, — знал основательно французский и немецкий языки,
сочувствовал всему современному и имел
60
понятие и даже познания в живописи и ваянии, в чем могла с успехом влиять на него его супруга, женщина весьма образованная и развитая. Имя ея занимает видное место в среде акварельных живописцев.
Записки Н. Г. Левшина или «Домашний Памятник», как озаглавил их автор, писаны в Введенском, в 1840 году, что значится на его обертке, следовательно, по воспоминаниям. Если бы автор своевременно и под свежим впечатлением записывал то, что видал и чему был свидетелем, разумеется, интерес Записок был бы значительнее и живее; тем не менее оне и в настоящей своей форме изложения весьма любопытны, что достаточно подтвердилось при прочтении перваго их отрывка, напечатаннаго в «Русской Старине». Понятно, что мы не почли себя в праве исправлять и тем нарушать своеобразность выражений автора, и той же системы будем держаться при дальнейшем его печатании. Нельзя не пожалеть, что «Домашний Памятник» не представляет собой цельнаго, непрерывнаго разсказа и что в нем местами встречаются перерывы в годах. Они явились от того, что некоторыя тетради «Памятника», которыя не были между собою своевременно сшиты, затерялись. Несомненно, однако же, что автор вел его последовательно, год за годом и без перерывов, начав с своего детства и воспитания дома при своих родителях. Издавая «Памятник» в том порядке, как он передан в наши руки и следуя, насколько возможно, хронологическому его изложению, мы, разумеется, при всем нашем желании, не можем избежать тех перерывов в происшествиях, о которых упомянули, явившихся последствием утраты нескольких его тетрадей. Настоящий, второй отрывок «Домашняго Памятника» составляет 1807 год; он совмещает в себе, как и первый отрывок, свою долю интереса вследствие тех любопытных и безъискусственных сообщений, которыя делаются автором по поводу выдающихся исторических деятелей описываемой им эпохи. Эти подробности, при правдивости и добросовестности автора «Памятника», безспорно не лишены значения и вполне целесообразны, как раздвигающая собой горизонт уяснения характеров действующих личностей и восполняющия сведения о самой эпохе.
Н. П. Барышников.
1807-й
год.
Недолго, по возвращении из аустерлицкаго похода, продолжалась гарнизонная служба гвардии. Победы Наполеоновы в Германии над пруссаками, при Иене и проч., тревожили всю Европу, и Россия, хотя далеко на севере, но все составляет значительное звено могущественнаго и просвещеннейшаго материка. Император Александр I, кабинет его и опытные дипломаты заняты были решением задач, предлагаемых Наполеоном всей европейской политике вообще и каждому государству особенно, а к довершению и подкреплению требований французы били немцев на голову, да и русским досталось на первой попытке порядочно.
У
русских сборы не долги: ранец за плеча, тесак на бедро и
61
ружье в руки, — вот и готов. 24-го февраля 1807 г. вся гвардия выступила в поход к г. Риге.
Во время похода уже порядком узнали, что разрыв с французами произошел формально, что Наполеон громит Пруссию, с тем, чтобы ее совершенно уничтожить и что император Александр I объявил себя защитником короля Вильгельма III и лично с своей армией и гвардией идет встретить коварнаго врага.
Вся Германия и весь свет рукоплескали рыцарской решительности государя русскаго и ожидали с великим нетерпением, чем решится борьба столь могущественных наций.
Поход был довольно неприятный по затруднительности весенняго времени и по всему видно было, что поспешали; марши были по 30 верст и слишком, дневки редкия. Разлившияся реки не останавливали; везде были приготовлены переправы, самыя исправныя; ни одного несчастнаго случая не произошло на походе.
В г. Ригу гвардия вступила с большим парадом, 15-го числа марта. Здесь узнали о победах Наполеона и о разорениях, претерпеваемых прусским королевством. В г. Риге только дневали и пришли в г. Митаву также на дневку.
Полковник
наш, граф Сент-При 1), приказал явиться к нему, в полной форме,
нескольким офицерам, а именно: графу Растиньяку, шевалье де-ла-Гарду, князю
Хилкову и мне; тут поехал он с нами в близь города находившийся замок и объявил
нам, что мы едем на свидание с французским королем. Старинный, совершенно
обветшалый замок представился глазам нашим. По нечистой лестнице вошли мы в
комнаты, которыя от древности и непризору также удивили нас. Мебели самыя
старыя, обтертыя и оборванныя показывали, сколь в бедном положении находятся
обитатели его. Стены хотя и
обтянуты были штофными обоями, но изодранными,
и лоскутки их висели со стен, а золоченыя рамки полинялыя и золочение кое-где
блестело. В приемной зале встретили нас человек пять придворнаго штату
королевскаго, в числе коих был и герцог Ангулемский 2). Они все
одеты были в парти-
1) Гр. Эммануил Францович
Сент-При или Сент-Приест (Saint-Priest)
родился в Константинополе, во время бытности его отца послом в Турции от
французскаго двора, эмигрировал вместе с отцом в Россию во времена императрицы
Екатерины II и достиг звания генерал-лейтенанта и
генерал-адъютанта. Он был кавалером Георгия 2-й степени и известен как опытный
и храбрый генерал отечественной войны. Скончался 17-го марта 1814 г. от раны в
плечо, полученной в сражении при Реймсе. Н.
Б.
2)
Герцог
Ангулемский — сын Карла X; он вместе с отцом
своим, 2-го августа 1830 г., отрекся от прав на французскую корону в пользу
герцога
62
Бордосскаго и умер в Гарице, в Германии,
3-го июня 1844 г.; в супружестве имел герцогиню Ангулемскую, дочь Лудовика XVI
и Марии-Антуанеты. Брак этот совершен был в 1799 г., в Митаве, во время
пребывания там Людовика XVIII, дяди и герцога и
герцогини. Н. Б.
кулярных платьях, весьма много уже изношенных фраках. После обычных приветствий ввели нас в кабинет к королю. Кабинет не был украшен и меблирован лучше всех прочих апартаментов, которые мы проходили. Король Лудовик XVIII, хотя и не в самых преклонных летах, толстяк, с большим брюхом, но в подагре, сидел в вольтеровских креслах недвижимо, с приятной улыбкою поклонился нам. Графа Сент-При посадил близь себя и с большим удовольствием разговаривал с ним. Все мы были ему по очереди представлены и стояли поодаль. В это время мог я увериться, что вижу точно потомка из рода Бурбонов; носы особенной формы, принадлежащие сей династии, не изменяют им. С нами занимались разговорами свита королевская и герцог. Герцогиня Ангулемская (дочь несчастнаго короля Лудовика XVI) сидела рядом с королем, с самым жалостным лицом. Женщина росту довольно изряднаго и худая, как скелет. Костюм короля был ватошный синий сюртук и звезда ордена св. Духа. Свидание продолжалось не более часу и, при прощании, король нам сказал следующее:
— Messieurs, battez bien les
francais, mais epargnez les apres, car ce sont mes enfants 1).
На другой день свита королевская отплатила нам визит в Митаве и полковник с своего полка офицерами дали славный обед гг. маркизам в трактире, чем они все были чрезвычайно довольны. Гг. эмигранты очень нас полюбили, даже открыли свои тайны, показывая нам залог своей верности — это орден св. Лудовика, зашитый между сукна и подкладки, который они никогда не снимали, с той минуты, когда были принуждены бежать из своего отечества. Чувствовал ли король, что, чрез самое короткое время, он лишится и сего пристанища? После несчастнаго фридландскаго сражения, бедствующий король поспешно уехал в Англию со всей своей свитой. Чувствовал ли он и то, что чрез 6 лет будет на престоле прародителей своих? Все в руце Божией! Дивен Господь в чудесах своих и судьбы Божии неисповедимы!
Вот
забавное происшествие: в трактирах что делается? пьют, едят и играют в
биллиард. Я никогда не любил играть; но шутя
1) «Господа! побейте
хорошенько французов; но, после того, имейте к ним снисхождение, потому что они
мои дети».
63
перекатывал шары. Вот подходит ко мне какой-то немецкий франт и весьма учтиво предлагает мне съиграть с ним партию. Не отговариваясь нисколько, я начал с ним играть на стакан воды и выиграл партию. Противник мой стакан воды выпил. После сего предлагает опять играть; тут я ему предложил играть на деньги. Немец тотчас же согласился, сказав: «Не угодно ли на 5 талеров», на что я ему отвечал: «никак, не согласен, а на 5 червонных, то готов», вынимая из кармана деньги. В самое это время входят наши офицеры и двое из них, слыша наше условие с немцем, отзывают меня в сторону и со смехом говорят мне тихо:
— «Помилуй, что ты делаешь, с кем ты хочешь играть, это сам маркер и биллиард есть его собственность; он вчера нас объиграл, ты не играешь, а шары катаешь».
— «Так и быть, попробую счастья», отвечал я и в ту-ж минуту деньги 5 червонных бросил в блузу; немец сделал тоже и мы принялись сражаться. Товарищи мои ушли в другую комнату, шумели там и смеялись. Битва наша с немцем кончилась тем, что я партию выиграл, всыпав деньги в карман, пошел к насмешникам с объявлением о победе. Тут смех и шум поднялся у нас общий.
— «Как же вам вообразилось, чтобы я не выиграл первой партии у маркера или записнаго отъявленнаго игрока; они на первую и даже на вторую партию всегда поддаются новичку, увидя полный кошелек золота. Теперь вопрос: буду-ли я продолжать играть с ним?» Не теряя времени, я приказал подать обед с вином на 5 персон и угощал на выигрышныя деньги любезных приятелей своих. Обед наш был самый забавный, не столько ели, сколько хохотали. По окончании шумнаго обеда, взяв шпагу и шляпу, пошел я чрез биллиардную, чтобы идти на службу и действительно спешил не опоздать за приказом и к наряду, ибо я был баталионным адъютантом. Тут атаковал меня проигравшийся немец, предлагая мне еще играть; но я извинился тем, что иду поспешно на службу, «к тому же, вы сказали сами, что желаете со мной съиграть партию, а я съиграл с вами две». Кто ни находился при сей сцене, все стали смеяться и уходить из биллиардной, закуся губы, а г. немец остался с предлинным рюбарбативным* лицом, тяжело вздыхая, видя меня удаляющагося. На другой день почти весь город узнал о проигранных двух биллиардных партиях.
Походом поспешали, несмотря на распутицу, и 1-го апреля
весь корпус уже был в г. Юрбурге, на переправе реки Немана, чрез которую
переправлялись на плашкотах (паромах
пловучих). На
* здесь вытянутое, от англ. Rubber – резина, резиновый. Ю. Ш.
64
границе сей встречены были самим королем прусским Фридрихом Гильомом III и семейством его.
Король с принцами и многочисленной свитою верхом встречал на берегу. Вид его показывал смущение и некоторую радость, усматривая надежду в избавлении себя и царства своего от опаснейшаго врага, гонителя его — Наполеона.
При въезде в город владения прусскаго, королева Луиза выехала в карете. Экипаж ея нисколько не был отличен от весьма посредственных прочих, составлявших ея кортеж. Всех экипажей было при ней только четыре.
Император и король подскакали к карете королевы и тут стояли во все время, пока проходили войска скорым шагом. Королеву не мудрено было заметить, ибо она была красоты и приятности необыкновенной. Печаль, написанная на лице ея, сообщала всякому, видевшему ее в сии минуты, какое-то чувство сострадания и воспламеняла готовность на защиту царственнаго семейства, терпящаго явное бедствие и требующаго самоскорейшей помощи.
При вступлении в Пруссию, король принял на себя выдавать войскам провиант и фураж под квитанции и войска не имели недостатка ни в чем.
Не могу умолчать о последствиях, кои произошли от сего квитанционнаго продовольствия. Стыда наделали довольно. Многие квартирьеры и прочие чины, приставленные к принятию провианта и фуража, давали старшинам и рихтерам в деревнях преглупо выдуманныя квитанции, например: «никто был, некто брал, некто квитку дал» и множество сему подобных. Чем же вся эта галлиматия кончилась? По возвращении в С.-Петербург, прусский король сам лично таковыя квитанции, при бывшем свидании, в С.-Петербурге, вручил Александру I и государь повелел нарядить коммисию для счета и разбора квитанций, а как сего ни изследовать, ни счесть было невозможно, то и заплатили пруссакам втрое больше, чем следовало.
Квартиры были также весьма удобныя. Чрез две недели гвардия подошла уже к действующей армии и расположилась не вдалеке от Эйлау.
Не доходя до назначенных нам квартир, надо было переправляться чрез реку Прегель; полк лейб-гвардии Егерский был в авангарде, следственно первому переходить пришлось. По причине весны и необычайной быстроты реки, невозможно было и подумать пускаться на паромах и равно никак, а как непременно должно было о сем донесть главнокомандующему, то корпусный командир
65
наш, г. Кологривов, и отправил меня с строгим приказом непременно доставить донесение цесаревичу Константину Павловичу, который давно уже (находился) на противном берегу, в разстоянии от переправы милях в 15-ти или более.
Военная служба не терпит ни представлений, ни невозможностей, ни медленности. В ту-ж минуту я усиленно завладел рыбачьей лодкой и, с двумя гребцами прусскими и одним унтер-офицером, пустился по реке. Коль скоро достигли мы средины, где стремление воды было столь сильно, что нас уже не несло, но завертело, тогда закружилась у меня голова и я упал в лодке без памяти. Гребцы более уже не правили, а молились Богу и прощались с жизнию. Очнулся я и вижу, что мы у берега; долго не понимал где я? Товарищи мои также терпели морскую болезнь, но опомнились прежде меня и не знали, что со мною делать; лили мне на лицо воду и собирались тащить меня на землю, считая погибшим. Тут отдохнув с час, не более, пошли мы вдоль берега и, находясь на противуположной стороне против стоящаго у реки нашего корпуса, дали знать, что благополучно переехали, надев на предлинный шест шинель мою и кивер. Никто верить не хотел, что мы живы остались!
На третий день моего путешествия в главную квартиру, встретил я адъютанта цесаревича Шульгина 1), ехавшаго встречать корпус наш к реке; ему я сдал бумаги и, взяв от него приказы словесные и повеления в пакетах, возвратился к полку, который нашел уже на сей стороне переправившимся на больших барках, доставленных прусским правительством из г. Кенигсберга. По окончании довольно опасной переправы, от всего гвардейскаго корпуса отправлен был я с донесением к великому князю цесаревичу Константину Павловичу с тем, чтобы получить повеление, куда идти, по квартирам или в лагере стоять, ибо весь корпус, отойдя от реки миль 5, сошелся вместе и, заняв небольшое селение, не знал, кому куда следовать.
Строго
приказано было мне поспешить с ответом. На переменных верховых лошадях, в
пол-сутки, добрался я до штаб-квартиры цесаревича. На беду, пришлось ехать
ночью; по утру, на заре, оба мы с проводником-почтарем задремали. Хотя я имел
осторожность лошадь мою дать на аркан почтарю, но аркан отвя-
1) Щульгиных было два
брата и едва-ли оба ни были адъютантами в. к. Константина Павловича. Один из
них в последствии получил общую известность в должности обер-полициймейстера в
Москве. Н.Б.
66
зался и я вдруг очутился путешествующим по воде, до самых колен. Вздрогнув от внезапнаго ощущения холода, взглянул и вижу перед собой открытое море, а товарища моего и след простыл. Что же это было? лошадь моя отвязалась от аркана, проводник дремлющий ехал вдоль по дороге; моя же лошадь, чувствуя себя на свободе, повернула с дороги к озеру и стала пить. Насилу я выбился из воды, весь измок до пояса и, догнавши вожатаго, разбранил почтаря по-русски и по-немецки.
К 9-ти часам утра приехал или, лучше сказать, притащился по ужаснейшей грязи к какому-то великолепному замку. Тут, въезжая на широкий двор, увидел я, что великий князь сидит на креслах, при лестнице, под колоннами, при самом входе в дом. В ту же минуту я сошел с лошади и подошел к свите великаго князя; с меня текло, как с гущи, и лица не было видно из грязи. Все смеялись и сожалели, а цесаревич приказал мне подойти к себе, разспрашивал о корпусе, все-ли благополучно; после смеялся и шутил надо мною, говоря:
— «Вот, как ты замаскирован, что и мундир узнать нельзя». Потом приказал подать себе почтовую трубу, висевшую на шее проводника моего, и начал надуваться, наигрывая в трубу какую-то кавалерийскую зорю. Тут, оборотясь к адъютанту своему Олсуфьеву 1), сказал ему:
—
«Накорми ты мне этого Левшина и поскорее отпусти». Мне же: «Ну, брат, ступай».
1) Николай Дмитриевич
Олсуфьев (умер 25-го июня 1817 г.) — адъютант и неразлучный спутник великаго
князя Константина Павловича. Доброта, веселость, остроумие и привязанность к
вел. князю были причиной сыпавшихся на него милостей. Мой отец, ныне отставной
ветеран отечественной войны, знавший лично Николая Дмитриевича, разсказывал мне
о доброте его следующее: когда мой отец был еще в корпусе кадетом (т. е. в 1811
г.), а цесаревич главным начальником военно-учебных заведений, то однажды,
когда последний производил смотр фронтовому учению кадет, его верховая лошадь
испугалась знамен, что вызвало гнев князя в той страшной мере, которой он часто
предавался. Великий князь выхватил палаш, рубил им пугливую лошадь, кричал,
сердился, посадил, наконец, на эту лошадь берейтора и приказал принесть бичей,
чтобы наказывать испуганное животное. Понятно, что такое дурное расположение
отзывалось на всех, стоявших во фронте. Как кадеты, так и все начальники
трепетали, а цесаревич все более и более гневался... Чтобы положить конец гневу
великаго князя, требовалось сгладить дурное его расположение, причиненное
пугливой лошадью. Николай Дмитриевич Олсуфьев, зная характер цесаревича, нашел
удобную минуту, чтобы выдти из-за фронта, прямо на глаза великому князю; но,
идя, как-будто нечаянно поскользнулся, упал в находившуюся на его
67
пути лужу и измарался грязью. Видя это
падение, великий князь расхохотался, громко закричав: «хорош, хорош!» и — гнев
изменился на милость, все найдено прекрасным и все начальники получили
благодарность. Н. Б.
В полчаса бумаги были готовы; есть мне ничего не дали (да и кстати, ибо это была великая суббота), отдыхать было некогда и я тут же пустился в обратный путь, поспешая сколь возможно. На половине пути встретился я с старым знакомым, котораго знал с ребячества, Старооскольскаго мушкетерскаго полка поручиком Николаем Федосеевичем Быковым, который также был адъютантом и ехал по должности за приказами. Не видались мы более 12-ти лет, но в туже минуту друг друга узнали и, поговорив минут 10, разстались; с тех пор во всю кампанию нигде не встретились. На самый праздник Светлаго Воскресенья явился я к своему полку и едва дали людям разговеться, как в ту же минуту ударили генерал-марш и весь корпус двинулся в поход.
В последних числах апреля расположился наш полк не в дальнем разстоянии от г. Фридланда, по деревням. Штаб-квартира графа Сент-При была в Клостер-Шпрингборне, бывший прежде католический монастырь. Нигде я не видал такого множества различных прекрасных цветов, как тут, в особенности нарцизов; весь двор монастырский покрыт был ими, — точно молоком облит. При приближении вспомогательных войск российских, начались было переговоры перемирия. Наполеон испытал сильный удар российскаго оружия. Генерал барон Бенигсен выиграл тут генеральное сражение; командовал сам Наполеон, но был принужден отступить и размышлял о перемирии. Переговоры продолжались тайно и более 5-ти недель; но кончились, по обыкновенному, новой войною. Наполеон, как страстный охотник до ссоры и драки, не соглашался на миролюбивыя предложения.
9-го числа мая, на самый день св. Николая, известно уже было всем, что скоро встретимся с французами. Этот день я имянинник; ко мне собрались много однополчан (покойный Николай Павлович Левшин также был имянинник) и затеяли пирушку не на шутку. Обедали, перепились, но тогдашняго века люди и сумазбродничали, как безумные, ибо большая часть офицеров была молодежь.
В
самом разгаре пирования заметили, что хозяин исчез; я, видя дело плохо, скрылся
на чердаке дома; меня отыскали, притащили на двор и на плаще начали качать и
кричать: «ура!» но видя, что я не только, чтобы опомнился, но еще хуже
обезумел, вздумали нести меня купать в пруде. С громом полковой музыки, на
плаще,
68
понесли меня едва дышущаго к воде. На мое счастье, всю эту церемонию встретил полковник Потемкин, бывший мой баталионный командир; он воротил и разогнал всех, не то имянинника наверное бы утопили.
Чрез несколько дней получено было секретное повеление готовиться к походу, ибо военныя действия снова начнутся. Отпраздновав Троицын день в Клостер-Шпрингборне, вся гвардия тронулась по большому тракту к городу Гутштадту.
Очень памятно мне было, что накануне Троицына дня был я в штаб-квартире графа Сент-При и видел в монастыре весь двор его и прочие палисадники, покрытые нарцизами и тюльпанами, много любовался ими; на самый же праздник все исчезло, не было ни одного, а все отнесены в церковь, для украшения внутренности храма букетами и гирляндами весьма искусно.
На третий день нашего выступления, расположился весь гвардейский корпус лагерем не в дальнем разстоянии от городов Липштадта и Гутштадта. Война открыта наступательная. Укрепленные города, местечки и деревни на реке Пассарге были вдруг в одно время атакованы 24-го мая и со всех пунктов французов сбили.
Л.-гв. Егерский полк, состоящий только из двух баталионов, сего-ж числа был командирован к дивизии генерала Дохтурова, на правый фланг армии, за 3 мили от г. Гутштадта. В 2 часа по полудни прибыл наш полк к селению Ломиттену; тут сделали привал, — несколько поотдохнули.
На сем привале граф Сент-При послал меня отыскать ту деревню, где перевязывают раненых. Версты за полторы от линии нашей вправо и ближе к неприятельским аванпостам пришлось мне ехать по ржи. Рожь хотя и очень была высокая, но все в меня французы стреляли безпрестанно, ибо я по пояс был виден и золотое шитье и кивер блестели издалека. Благодаря Бога, я добрался до деревни благополучно. Тут увидел я весь ужас адских терзаний. Здесь пилили ноги, там резали руки, подальше к полю или в садах хоронили; стон и вопль неумолкаемый выгнал меня. Спросив об имени деревни, тем же путем возвратился к полковнику своему и донес о исполнении приказания его; между тем показал ему и то место, откуда в меня французы стреляли.
По возвращении моем, в тот час же скомандовали во фронт и полк наш, хотя и должен был, по жребию, с л.-гв. Семеновским баталионом полковника Криднера составить один баталион, но полковник Криднер нашел какую-то отговорку и от жребия укло-
69
нился. Через полчаса, не более, уже наших раненых понесли или перевязывать, или (тех, которые из них умерли) хоронить.
Перед укрепленною деревнею Ломиттен был сосновый высокий лес, в коем глубокий овраг. В, этом овраге, на противуположной стороне, французские волтижеры или стрелки, подкопав коренья толстых сосен, своротили вверх кореньями под гору, так что вершины и сучья делали приступ почти невозможным, а коренья, как щиты, охраняли от выстрелов. Наши егеря долго размышлять не стали. Граф Сент-При с своим 1-м баталионом пошел в обход оврага, влево, под самые сильные картечные выстрелы, где был тот час же тяжело ранен картечью в ногу 1); принявший команду капитан Вульф был убит; но, несмотря на таковую невзгоду, баталион достиг реки Пассарги, прогнав неприятельскую колонну за мост и батареи.
2-й баталион, под командою полковника Потемкина, взял приступом овраг; егеря лезли по ветвям с неимоверною храбростью. Урон с нашей стороны был значителен: много было побито пулями вертикально в голову (в маковку). Вытеснив французов из лесу, соединились с 1-м баталионом, перешли чрез реку Пассаргу и подлетели к укреплениям, мигом полезли на батареи. Егеря втыкали ружья и штыки в земляныя укрепления и так лезли по ружьям, как по лестницам. Неприятель успел увезти пушки с батарей, но оставил укрепленную свою позицию и деревню Ломиттен.
Занятие
деревни так было поспешно, что, когда наши вошли в барский дом, нашли стол 2),
уставленный кушаньями и бутылками, из котораго сидевшие генералы и прочие
собеседники едва успели выскочит, бросив весь свой багаж. Кто только знал
бонапартовских воинов, то поверит, что это было точно так. Они говаривали: «ma foi il est
impossible, pour que le gredins de russes parvienent jusqu'a nous» 3),
но нередко ошибались.
Многих
наших офицеров переранили 4), Энгельгардту ногу отпилили на месте, а
Огонь-Дагановскаго убили.
1) Брат родной гр.
Сент-При, гр. Луи, также ранен был в грудь.
Авт.
Граф Лудовик Францович Сент-При служил
России и достиг чина полковника, а по возстановлении на престол дома Бурбонов,
возвратился во Францию. За оказанное им отличие в походе в Испанию, по поводу
воз-становления престола Фердинанда VII, состоя при герцоге
Ангулемском в звании генерал-адъютанта, пожалован императором Александром, в
1824 г., орденом Георгия 3-го класса. Н.
В.
2) Накрытый слишком на 20
приборов. Авт.
3) «Эти бездельники
русские не дойдут до нас, — это невозможно». Н. В.
4) Тут ранили и меня.
Покойнаго брата Александра ранили в руку. Авт.
70
На батарею первый взбежал прапорщик Александр Павлович Левшин. Генерал Дохтуров, наблюдая с возвышения действия гвардейских егерей, как главнокомандующий на этом пункте, прислал адъютанта узнать фамилию того офицера, который первый взбежал на батарею и махал шпагою, призывая своих егерей. За сие дело прапорщик А. Левшин получил золотую шпагу «за храбрость».
После взятия деревни Ломиттен, приказано было идти л.-гв. Егерскому полку к г. Липштадту, для присоединения к армии, стоявшей между сего города и г. Гутштадта. Все единогласно кричали о храбрости гвардейских егерей. Когда полк вступал в линию главной армии, то все полки кричали: «славно, славно! молодцы гвардейские егеря!» и каждый солдат уделял егерям что имел провианта своего, ибо полк наш дня три почти ничего не ел: по взятии деревни Ломиттена едва дали отдохнуть часа 3 или 4.
Я получил сильный удар в грудь вскользь обломком от гранаты; меня отвезли (в) г. Вормдит (?), а оттуда в Гейльсберг, где получил некоторыя медицинския пособия.
Чрез несколько часов по приезде в Гейльсберг, узнали мы, что вся армия отступает и уж авангард в гейльсбергском укреплении. Вскоре после услышали канонаду, а потом и перестрелку. Казаки начали очищать город от обозов.
Гвардия подошла было к самому городу и мне хотелось было повидаться с братьями; но это было дело невозможное, ибо завязалось сражение. Когда увидел я новых раненых, в числе коих и генерала Вердеревскаго, то надобно было повиноваться казакам и я поехал в г. Гумбинен. В Гумбинене получен приказ от генерала Гаевскаго поспешно всем обозам и раненым ехать в пограничный город Юрбург. В г. Юрбург обозы и кто только в силах был выносить скорую езду, то поспешали, ибо на дороге узнали о проигранном сражении при Фридланде.
По дороге к Юрбургу, обогнал нас Изюмский гусарский полк, который спешил на рысях поспеть во-время для прикрытия обозов и город Юрбурга. В наших глазах полк искал броду на реке Немане и храбрый их командир, генерал Юрковский, первый бросился в реку; за ним весь полк, по два, переправился с великой опасностью. Обозы переправлялись на плашкотах против самаго города и мы видели ясно, как некоторые гусары падали с лошадей, а иные опрокидывались с лошадьми на стремнине реки и тонули без малейшей помощи; их уносило быстротою воды.
После
моего приезда в город сделалась ужасная суматоха. Гу-
71
сары начали выгонять обозы и тяжести по Рижской дороге, а раненым офицерам приказано было получить подорожныя от генерал-маиора Маркловскаго, кто куда желает. Мне выдали паспорт в г. Орел. (№ моего паспорта был 238-й). Тут случайно на улице встретился я с братом Николаем Павловичем Левшиным; он был ранен в правое колено, пулею, при Фридланде. Он мучился ужасно; но отпилить ногу не соглашался. Вместе мы поехали в Ригу.
В продолжение всей дороги от Юрбурга до Риги было совершенное адское мученье слушать стоны раненых и умирающих. Покойный брат кричал день и ночь. Кое-как добрались мы до Риги. Тут отвели нам удобную квартиру в доме баронессы Гротгуз. Лучший доктор, г. Зоменер, пользовал нас; мне скоро помог и я в две недели встал на ноги, а брата Николая Павловича обрек на смерть: сему несчастному надо было отнимать ногу выше колена: покойный Николай Павлович не согласился и пострадал, более 11/2 месяца мучился и скончался 10-го числа июля, в самый тот день, когда л.-гв. Егерский полк, возвращаясь в С-Петербург, вступил в Ригу. Отряд из этой роты, в которой служил Николай Павлович, провожал печальную процессию до могилы, отдав последний долг положившему живот свой за отечество троекратными выстрелами у храма на с.-петербургском кладбище. Командир гвардейскаго корпуса, генерал-лейтенант Кологривов, почти все офицеры двух л.-гв. Егерских баталионов и много офицеров других гвардейских полков присутствовали при погребении.
Покойный брат Александр Павлович 1), бывши легко ранен в руку, находился при полку и после погребения пробыл в Риге 9 дней; поехал догонять полк, а потом, получив отпуск, отправился с печальным известием в Москву. Скорбь сия едва не причинила смерть матушки его. Екатерина Николаевна несколько месяцев сходила с ума, в изступлении плевала и бросала святыя иконы и вытерпела жестокую горячку.
Оставшись в Риге один, с скорбию душевной о потере брата Николая Павловича, с которым я всегда был дружен, единственное мое занятие были книги и по вечерам, до заката солнца, прогулка в садах и изредка по улицам.
Один
раз шел по площади, на которой выстроен был из тесу балаган для кукольной
комедии. В сем театре, как (значилось) на афишке и гравюрах лубочнаго издания,
лучшая пьеса была гигантскаго роста кукла, — женщина, танцующая вальс, — а
из-под нея вы-
1) Убитый в 1812 году,
при селе Бородине, 26-го августа. Авт.
72
прыгивающие ребятишки, попарно, тоже танцующие; вдруг выстрелит пистолет и из робы женской составится балон, а из ног лодочка; в эту лодочку попрыгают все выскочившие из-под куклы, — мирмидонов, человек до 100, — и балон, качаясь тихо в воздухе, нагруженный сим народом, улетает. Каково было мое удивление, в самое то время, когда я читаю афишу, сделался ужаснейший треск и крик. Задняя стена в балагане проломилась, а оттуда посыпались всех наций люди обоего пола; многие переломали себе руки и ноги и больно перебились. Всеобщий шум заглушал стон ушибленных и плач комедиантов, ибо их в тот час же потащили в полицию к ответу за худое устройство балагана.
Еще 15-го июня все раненые офицеры оставлены были в Риге, вероятно, для того, чтобы сохранить в тайне фридландское несчастное сражение. По получении официальнаго известия о свидании императоров Александра I и Наполеона в г. Тильзите, на острове реки Немана, и о заключении мира с французами, 27-го числа июня, все, кто мог ехать, отправились в Россию по воле, кто куда желает.
Выехав из Риги, — на первой же станции происшествие. В то время, как тройка моя скакала по гладкой дороге, окруженная облаками пыли, кол, лежавший вдоль по дороге, попал под ноги коренной лошади; противный конец, поднявшись, уперся в конец телеги, проткнул весь перед в одну секунду. Как громом пораженная, лежала телега опрокинутая и все пассажиры, разбросанные на несколько сажень, а лошади, с передними колесами, ускакали в ближнюю деревню. Всем нам порядочно досталось, бока долго болели, особенно у немца Готгарда, ехавшаго со мной, из милости, до Москвы. Страннее всего: вез я в коробе, стоящем в передке, посуду из композиции, под мрамор, — кол попал прямо в короб, проткнул короб насквозь, а разбился только один стакан.
Сообщ. Н. П. Барышников.
