Яблоновский Я.-С. Петр I в Русской Раве в 1698 году // Киевская старина, 1882. - Т. 1. - № 1. - С. 214-218.

[214]

Петр I в Русской Раве в 1698 году.

Помещенный ниже рассказ принадлежит современнику и участнику описываемаго события,  русскому (т. е. червонорусскому воеводе; Яну-Станиславу Яблоновскому, из записок котораго он извлечен. Записки эти хранятся в рукописном отделении Института Оссолинских во Львове (№ 437) и обнимают собою только 3 года: 1698—1700. Отрывок, о пребывании Петра Великаго в Червоной Руси, сообщаем в точном переводе.

Русский царь Петр, по условию с королем, хотя совершенно неожиданно для нас явился в Раву на обратном пути из Вены. Местечко это лежит в 5 милях от Львова, в воеводстве белзском: принадлежит роду Глоговских. Оба монарха условились встретиться в том месте при следующих обстоятельствах. Известно всем, что царь Петр возъимел 6eзпримерное дотоле в Poccии желание посетить чужие края. С этою целью он снарядил большое посольство, во главе котораго находился француз Лефорт (последователь Кальвина), бывший некогда учитель фехтования и выдвинутый царем на место перваго министра. Другой посланник, товарищ Лефорта, был русский — канцлер Головин. Их окружала свита, состоявшая более чем из 200 лиц; сам царь находился среди свиты под именем простаго дворянина и для виду даже прислуживал посланнику, хотя и свои, и иностранцы хорошо знали, кто скрывается под принятым incognito; но государю угодно было стать товарищем и даже слугою посланников. Отправившись кораблем из Архангельска, посольство высадилось прежде вceгo в Пиляве, в Пpyссии брандебургской (т. е. восточной). Здесь устроилось свидание царя с Фридрихом, электором брандебргским, и оба монарха гостили вместе в Кенегс-

[215]

берге в течении нескольких месяцев, в то именно время, когда под Варшавою происходили совещания избирательнаго сейма. Из Кенигсберга царь писал настоятельныя письма к штатам речи постолитой и к примасу, поддерживая кандидатуру Августа, курфирста саксонскаго, и даже угрожая войною, в случае, если-бы избран был сеймом его соискатель, герцог Конти. Это послужило основанием дружбы и доверия, установившихся между царем и королем Августом.

Русское посольство вместе с царем Петром отправилось в дальнейший путь и, посещая многия земли и государства, странствовало в течении 2 ½ лет. Оно объехало Данию, Англию, Голландию. В амстердамском порте царь сам занимался плотничеством при постройке корабля; оттуда он отправился в Вену, желая потом посетить Венецию и Рим. Но во время пребывания в Вене , где император Леопольд принимал царя с величайшими почестями, последний получил известие о сильном возмущении против него, произшедшем в Москве, которое подавил весьма удачно Шереметьев; однако царь, не зная последняго обстоятельства, решился лично поспешить, через Польшу и Литву, для укрощения мятежа. Бросив свиту и багаж, он вместе с Лефортом и Головиным, на десяти простых повозках, нанимая лошадей от города до города, даже не взяв для себя коляски, приехали в Краков, а оттуда в Раву.

Отец мой ¹) в то время, ожидая приезда короля во Львов, призвал туда своего товарища, гетмана польнаго короннаго, Феликса Потоцкаго, и многих  сенаторов, панов и военных чиновников. Вдруг к нему явился саксонский офицер с собственноручным письмом короля Августа, извещавшим о неожиданном приезде царя в Раву. Король писал, что постарается удержать царя, и приглашал гетмана приехать для свидания с ним. — Любопытство и желание видеть царя в Польше, особенно такого царя, котораго называли чудом среди монархов, наставили панов гетманов поторопиться; мы собрались поспешно и прилично. Случилось это в 1698 году, после праздника св. Иоанна (т. е. после 24 июня). За ¼ мили перед Равою гетманы и сопровождавшие их паны сели на верховых лошадей, их окружил отряд отборной конницы до полуторы тысячи. На рынке города Равы мы увидели королевския палатки, примыкавшия к еврей-

 

¹) Станислав Яблоновский, гетман великий коронный.

[216]

ским домам, в которых квартировали царь и король. Король ожидал нас в палатке и, поговорив немного с отцом моим, сказал: „Мой гость немного своенравный, потому пойду спрошу: много-ли лиц он пожелает принять вместе с вашею милостию?" Возвратившись, король сказал, что царь желает видеть только гетманов и сенаторов; потому пригласили нас только 8 человек (меня в качестве русскаго воеводы) и король провел нас частным ходом чрез заднюю улицу в дом, где царь остановился. Отец мой сказал приветственную речь по польски, благодарил за честь, оказанную посещением королю и всей речи посполитой, и вспомнил о древней дружбе и союзе между обоими государствами. Во время этой речи царь как-будто несколько отстранился, когда-же мой отец кончил речь, он быстро подошел и сказал: „благодарю вашей милости, шосьте брата моего Августа королем обрали" ¹); затем он уверял нас в дружбе своей к полякам. Вслед затем король пригласил царя и всех нас присутствовавших к обеду, приготовленному в другом доме. В средине стола сидели король и царь; последний с левой стороны, потому — что он все таки настаивал на своем incognito. Затем возле короля мой отец и все мы, польские сенаторы: возле царя его посланники, а за ними саксонские генералы. За обедом случилось три произшествия: первое—все мы до пьяна напились; второе—царь приказал принести драгунский барабан и исполнил на нем все сигналы так искусно, как не съумел-бы исполнить ни один музыкант в армии. Виновником третьяго произшествия был пан Потоцкий, тогда стражник коронный, а впоследствии воевода белзский; разсердившись за то, что его не допустили к царю и не пригласили к столу (хотя та же участь постигла и моих братьев, обознаго и хорунжаго коронных), он побил пана Пребендовскаго, управлявшаго в то время двором королевским. Его насилу ycпокоили тем, что допустили его после обеда в царскую комнату.

Целую неделю прожили мы на глазах у обоих монархов. наши-же собственные глаза были слишком слабы для того, чтобы прозреть дела, занимавшия венценосцев; они очень секретно, без ведома речи посполитой, трактовали тогда о тяжелой войне со Швецию и обязались действовать совместно. Для того,

 

¹) Подчеркнутыя слова в подлиннике по русски-оставлены без перемены.

[217]

чтобы прикрыть свои переговоры благовидным предлогом, король пригласил одних только гетманов, будто на тайное совещание, мне-же предоставил честь быть на этой конференции в качестве переводчика, знающаго французский и русский языки. На совещании король жаловался царю на гермаескаго императора за то, что он, без ведома своих союзников, подписал предварительныя условия мира с Турциею в Карловиче, весьма для нас тягостныя, именно условие, по которому каждому признавалось право на те области, которыми он владел; между тем мы не завладели никакою турецкою областью, а турки сохраняли Каменец. Затем он спросил царя, какия инструкции он дал своим уполномоченным в Карловиче: подписать-ли трактат совместно с императором, приняв это условие, или продолжать войну с турками в случае, если император, отставши от союзников, заключит трактат только от своего имени? — Царь ответил: „хотя указанный пункт для меня не вреден, ибо я овладел славным прпморским городом Азовом и двумя турецкими крепостями, расположенными на Днепре: Аслан керменом и Кизик-керменом, однако, ради любви к брату моему Августу и ради интересов речи посполитой, я готов продолжать войну с турками, хотя-бы император и заключил отдельный мир без нашего участия." Все это говорил он, согласившись предварительно с королем, для того, чтобы скрыть условленную войну против Швеции, предполагая вести ее без согласия речи посполитой. Кончил он речь свою уверением, что он останется верным союзником речи посполитой и братом и другом короля Августа и т. п. Таким образом мы, поляки, не имели и тени подозрения относительно шведской войны и заключеннаго с королем по этому поводу союза, пока дело это не разразилось два года спустя. Между  тем мы провели целую неделю среди пьянства и маневров саксонскаго войска, котораго от 7 до 8,000 кавалеpии и пехоты король собрал под Равою. Оба монарха забавлялись ежедневно маневрами и потом сильно пили. Царь, одетый в простое, серое платье, страшно бегал по полям во время маневров. Однажды в толпе на него нечаянно натолкнулся лошадью конюший польнаго гетмана, Феликса Потоцкаго. Царь немедленно ударил его нагайкою. Тогда конюший (не знаю, узнал ли он лице или нет) обнажил саблю; то-же сделали его товарищи и быстро бросились на него. Царь бежал от них, пока

[218]

кто-то, узнав его, не крикнул: „остановитесь, это царь". Царь прибежал запыхавшись к королю, возле котораго стояли мы с отцем, и сказал моему отцу: Твои Ляхи хотилы мене розрубаты".¹) Отец мой хотел немедленно произвести следствие и наказать виновных: но царь остановил его, утверждая, что он первый кого-то ударил; вероятно он не желал придавать дела огласке. Моего отца царь полюбил чрезмерно и повторял ему несколько раз: „еслибы ты был моим подданным, то я бы уважал тебя и выслушивал, как отца. Меня всегда называл:"сусидом" по поводу Белой Церкви²), и ради этой чести и должен был пить вместе с ним водку, пока от нея не заболел. Наконец, кончивши частные переговоры с королем, царь уехал в королевской коляске, в сопровождении своих тележек, направляясь через Литву в Москву, а гетманы возвратились во Львов, ожидая прибытия туда короля.

 

 

¹) В подлиннике по русски - слова оставлены без изменения.

²) Автор был старостою белоцерковским, следовательно староство это прилегало к тогдашним границам России. Слово "сусидом" в тексте по русски.